Банда профессора Перри Хименса - А. Вороной

— Он звонил вам? Что‑нибудь передавал?

— Да, чуть не забыл, мистер Грей. Простите, заговорился. Он boт что успел сказать: «Яхта… владелец бара» — и связь прервалась. А на этой неделе мы получили любопытное письмо. Пришло оно к нам сразу же после начала передачи «Один на один». Неизвестный намекает на связь губернатора Хилдбера с торговцами наркотиками, уличает его в мошенничестве, в сокрытии доходов от налоговой компании. За один год губернатор сколотил состояние в двадцать миллионов долларов. На спекуляции одними лишь земельными участками такого не сделаешь. И мне кажется, — Чарльз Банбрук нагнулся к самому уху Грея, выпучив испуганно глаза, словно их кто‑то здесь подслушивает, и прошептал, — мне кажется, что и этот Дик Ричардсон потянул за какую‑то ниточку, ведущую к не совсем благородным делам губернатора Пенсильвании… И его хотели убрать люди нашего дорогого президента, новоиспеченного, нашей сильной личности. Жаль будет, конечно, если этого парня ухлопают уже при выходе из‑под силового колпака. Разумеется, дай боже ему, ежели он сможет одолеть весь маршрут, пройти сквозь джунгли.

Грей зевнул. Это получилось непроизвольно. Но домыслы этого круглика ему уже поднадоели. И главный редактор тут же умолк, слегка покраснев, потом спросил шутливым тоном:

— А у вас имеется соответствующая аппаратура, мистер фотокорреспондент?

— Да, вот японский «Никон», еще три авторучки, одна с фотопленкой, вторая с магнитным стержнем и микрофончиком и третья — с вечным пером. Ваши сотрудники всем меня снабдили. Даже подучили, как ими пользоваться… Но, однако же, мистер Банбрук, с меня фотограф неважный, так что я буду высылать пленку в ваш адрес, ну а вы здесь уже сами смотрите, что можно опубликовать в журнале «Все о кинозвездах». Если мы уж взялись играть эти роль, так давайте все делать по правилам мирового театрального искусства. Бывает, знаете, дело не стоит и выеденного яйца, а вот такие мелочи потом оборачиваются… провалом. И я бы попросил, чтобы этот разговор остался между нами.

— Да, да, обещаю. Привет передавайте профессору Перри Хименсу. Мои наилучшие ему пожелания. Поздравьте его с замечательным научным успехом.

— Господи, мистер Банбрук! Какие пожелания? Какие поздравления моему отцу? Я же вам говорю, все должно остаться между нами. Кто уехал в Майами и зачем — никто не должен знать! Я же лишь фотограф частного журнала и все!

— Да, понял, понял! Буду нем как рыба. Как акула. А вам будет кто‑нибудь помогать, мистер Грей? Ведь это очень опасно. Может быть, мы пошлем с вами своего сотрудника?

— Будет, мистер Банбрук! Будет! Пусть это вас не волнует

Он поселился в том же отеле, в «Фонтебло», на том же этаже, на пятнадцатом. Вид отсюда открывался чудесный, и было из‑за чего несчастному, наверно, подвыпившему корреспонденту вывалиться из окна. Городок находился в сорока километрах от Майами, ниже, ближе к южной оконечности полуострова Флорида. Тихий уютный городок. Море, гавань, сотни, а то и тысячи, разнокалиберных яхт. Одни под разноцветными парусами бороздят лазурь воды, уходят куда‑то к самому горизонту, другие пестреют на приколе, и там набережная напоминает шкуру ежа, растянутую в длину на добрую милю, а тo и две. О какой же яхте шла речь? Не могу же я обследовав их все. Как из этой длинной ежовой шкуры выдернуть одну единственную иглу и не ошибиться?

Он бродил вдоль набережной, рассматривал яхты, но все они, без парусов, с острыми мачтами, были похожи одна на другую, именно как те иглы ежа. Того парня из ФБР, молоденького лейтенанта, который был послан сюда еще три дня назад, и который должен был тут хоть немножко кое‑что разнюхать и подстраховать его, Грея Хименса, не было видно. Не вышел он ни в первый день приезда Грея, ни во второй, ни в третий на связь в заранее обусловленное место. Не вышел и бог с ним. Грей не очень‑то и расстраивался. Даже как‑то спокойнее, не нужно кому‑то читать прописные истины их профессиональной работы.

Уже три дня он шлялся по городку, наведывался от одного бара к другому, завел уже знакомства, такие же бездельники и зубоскалы, как и он сам, такие же любители дармовой выпивки. И хотя он терпеть не мог спиртного, приходилось изредка полоскать им рот, чтобы уже с утра изображать подвыпившего гуляку. Две‑три девицы затесались в их компанию, и они перед ними все по очереди выпендривались, смешили тех сальными анекдотами и пошлыми историями из жизни знаменитостей.

А потом они шумной компанией завалились к китайцу Юн Хо, низенькому толстому добрячку, владельцу ресторана «Шанхай», завалились на его двухпалубную дорогую яхту. И тот, поминутно улыбаясь, как та игрушечная фарфорово‑электронная узкоглазая дама, катал их все воскресенье, угощал хорошими винами и потчевал каким‑то национальным блюдом. Не то козьи кишки, не то толстые черви, голубого цвета, набитые вареным рисом, печенью трески и чесноком, поджаренные на сковородке, политые обильно острым соусом, были относительно съедобны. Но китаец их все нахваливал, говорил, что они специально разводят этих гигантских червей, что они богаты очень белками, полезны для здоровья, удаляют из организма холестерин, и что этой пищей они, его соотечественники, накормили всю свою страну и теперь собираются экспортировать в Японию и Россию. Китаец все повторял:

«Осень вкусно, господа! Осень вкусно!» — и запихивал себе в рот чуть ли не целого такого червя.

Ему же, Грею Хименсу, после китайского кушанья сделалось плохо, и он два дня провалялся в номере, не выходя из гостиницы. Пил слабительное, очищал желудок от «осень вкусной пищи».

А напарник, Джон Тэнди, так и не объявился. И тот мог чего‑то экзотического обожраться, смеялся Грей, глядя в зеркало на свое осунувшееся лицо. А ведь сколько здесь мексиканцев, греков, корейцев, иранцев, итальянцев? — Он ужаснулся. И у многих из них есть шикарные яхты, свои повара на них. И если все будут меня угощать своей национальной едой, то мне отсюда живым не выбраться.

И он сделал перерыв в посещении яхт. Держался уже от них подальше. Загорал на пляже и все щелкал фотоаппаратом, изображая из себя заядлого репортера. И один раз ему посчастливилось снять полуголую Дороти Колкон, восходящую кинозвезду. Та совершенно случайно, как это и бывает у женщин, высунулась, в чем мама родила, из раздевалки. И он успел ее щелкнуть. Вода в проливе еще не успела остыть, но купающихся было все же маловато. Летний сезон отпусков уже прошел. И те, что резвились в море, далеко не заплывали.

Он отослал пленку в Нью‑Йорк редактору Чарльзу Банбруку, и уже на следующий день во многих газетах запестрел этот снимок.