Банда профессора Перри Хименса - А. Вороной

Но теперь, оказавшись в их положении, он слегка растерялся. Он крутил по сторонам головой, пытаясь отыскать хоть один знакомый ориентир, хоть одно знакомое дерево. Но их не было. Все деревья были схожи как близнецы. И это его сильно напугало. И опять где‑то там, внизу, появилось то неприятное ощущение, немного скрадывающееся мокрыми брюками. Он начал бегать по берегу, кидался то вверх по течению, то вниз, отбегал от реки, но того характерного дерева не было. А ведь там, на голом суку было то, что ему так понадобится в его скитании по джунглям.

Темнело, серело, страх опять охватил его. Страх парализовал все мысли, парализовал всю его волю, превратив его в какое‑то низкоразвитое животное. Он говорил себе, что не нужно так волноваться, что нужно успокоиться, но это состояние не наступало.

Он опять забрался по грудь в воду, постоял так минут пять, потом лег на песок, уткнул лицо в ладони. И опять, осторожно‑осторожно начал приподымать голову, осторожно и внимательно оглядывая окружающее его вечернее пространство. И тут он его заметил, то дерево. Оно возвышалось в двадцати метрах впереди невдалеке справа от берега.

И, наконец, он полностью успокоился. Все было так, как в тех телепередачах. На ветке висел старый самодельный индейский лук. В самодельном кожаном чехле торчали стрелы. Шесть стрел. Кончики их были обмазаны красной краской, а точнее, ядом кураре. Тут же, в чехле, были и тридцать лучин, обмазанных наподобие спичек серой.

И эта помощь, этот признак заботы человека о человеке, этот приятный сюрприз, придали ему силы, уверенность, спокойствие. Так всегда повторялось, если кто‑нибудь проникал под силовой колпак, проникал не раньше, чем его покинет живой или мертвый предшественник. Эту загадку никто так и не смог разрешить. Откуда берется лук на этом полуусохшем дереве? Кто его туда вешает? Кто готовит эти стрелы? Эти спички‑лучины?

Одни считали, что этот шанс выжить в тропическом лесу дает им какое‑то племя индейцев, скрывающееся здесь, хотя их самих ни разу никто так и не видел. Другие утверждают, что это проделки телекомпании Эр‑би‑си, нашедшей способ протаскивания старых доисторических луков и стрел под силовой колпак. Ни один металлический предмет не может проникнуть под стенки силового колпака. Об этом все знали. И в конструкции телерса нет ни одной металлической детали, керамика, пропитанное смолой дерево, стекло.

И там, у себя на Лонг‑Айленде, в своем кабинете на втором этаже особняка, сидя у телевизора, подающего в наилучшем цвете все картины, жуткие сценки, при желании, можно было включать и запахи, он и не думал, что кроме всех тех больших животных здесь водятся еще и совсем крошечные твари, но такие злые, такие кусючие и наглые, что и слов не хватает их охарактеризовать. Москиты, комары облепили всю спину, забирались и под штанины, и все кусались и кусались. И он все хлопал и хлопал изо всей силы ладонью, все чесался и чесался, и как та лошадь, падал на спину и катался по песку, пытаясь сразу же передавить всех комаров Амазонии.

А что же будет ночью, думал он, теперь уже жалея, что так легко расстался со своей рубашкой, пожертвовав ее арабу на бинты. Они его сожрут! Они выпьют всю его кровь! Где бы раздобыть тунику или простынь?

Он вспомнил пустыню, там не было ни одного комара; вспомнил того араба, его черные выпуклые глаза, вспомнил, как тот таращился на него, когда он начал обворачивать его кабелем разрыва пространства. Тогда‑то они и проморгали немцев… Да, все обошлось, если можно так пока считать… Но рубашка мне все же нужна. Сшить бы ее здесь… Из листьев и травы сшить… Но уже почти совсем стало темно…

Напившись из прозрачного ручья, впадавшего в Амазонку, Дик Ричардсон, опять же, припомнив повадки своих предшественников и наставления некоторых биологов и натуралистов, пустился описывать вокруг торчавшей посреди небольшой поляны камней круг «почета», круг «детства». Он мочился под каждым кустом, под деревом, метил свои неприкосновенные владения, немного краснея и стесняясь подсматривающего за ним с небольшой высоты телерса. Но телерс телерсом, а жизнь жизнью! И мне, лорду Ричардсону, воспитанному и интеллигентному, и поступающему сейчас не совсем культурно, тоже не хотелось бы уже в первый день погибнуть от жадности какого‑нибудь животного. И когда ему уже не хотелось, сколько он не пил, выдавливая последние капли, он подумал, что можно пометить еще и экскрементами. Но не сейчас, не сейчас, ибо леди и джентльмены и вовсе его не поймут, а лишь ночью, когда совсем стемнеет. Но и удастся ли сделать то, ведь живот‑то его пуст. Пуст еще с самого утра, как он поел в лаборатории у профессора Хименса… Боже, как много событий было за один день! Я успел навоеваться в Африке, насмотреться на фашистов, а теперь уже здесь, в Бразилии…

Натаскав сухих веток к камням, обложив ими свое логово, он развел небольшой костер. И тут же к нему тихо спустился телерс, задвигал объективами, передавая информацию на Эр‑би‑си.

Из леса донесся чей‑то рев, потом послышался стон, сопение, будто два льва величиной со слона, сцепились в драке. Дик вздрогнул, придвинулся ближе к костру, взял лук, пристроил стрелу.

Этот самый первый день, знал он, был для многих скитальцев и самым решающим. Если человек смог продержаться эту ночь, не сойти с ума, не кинуться головой в реку, не утопиться в ней, не повеситься на свободе на собственной рубашке, то это уже процентов 10–15 залога успеха, он теперь сможет пройти как минимум четверть пути. И некоторые, не выдержавшие этой первой ночи, находили быструю смерть в реке, кидаясь в нее и ища выход из‑под силового колпака, ища его там, где его и никогда не было. Они погибали или от острых зубов аллигаторов, или в тесных крепких объятиях анаконд.

Телерс завис над костром, завис над Диком, высовывая и задвигая тубусы объективов. Болела искусанная пираньями левая нога, ранки чуть кровоточили, на них тут же садились москиты, комары. Но он нашел в себе силы улыбнуться в объектив, поднять руку с луком, как бы приветствуя зрителей, как те гладиаторы в Древнем Риме перед битвой с диким зверем.

Пламя костра делало его лицо сейчас ярко красным, индейским, кровожадным. Бандит, что есть самый настоящий бандит, убежавший от полиции и скрывающийся где‑то в джунглях Бразилии. Звуки тропического леса, усиленные аппаратурой телекомпании Эр‑би‑си, крики вышедших на ночную охоту хищников, стоны, хохот, скрежет вырывались из динамиков телевизоров, заполняя пространство уютных квартир и пугая обывателя. И он, рядовой обыватель, мог теперь и сам оценить все шансы того бандита на спасение. Их было мало, совсем мало. И тот бандит, видимо, и сам это понимал, так как; он согнулся в три погибели у своего маленького костерка, будто намереваясь вжаться в землю и там спрятаться. И как не защищал его костер, но бандит поминутно вздрагивал, крутил по сторонам головой, хватаясь за лук и стрелы.