Не говори никому - Млада Рябинина

— Потому что она — моя дочь. Сколько раз родители жены пытались из нее сделать истеричную выскочку, ценящая лишь свое время и размер солидного кошелька. Шведы странный народ, потому что скудностью они не страдают, а вот знатными корнями хоть отбавляй. А ее отец принципиальный мужик. Ему важно было, чтобы Варька продолжила род с каким-нибудь миллиардером или даже шейхом, — рукой зарывается в свои темные спутанные волосы и устраивает еще больше вороха. — Как он говорил, в наше время все зависит от богачей, и важно держать его рядом с собой.

— Он ненормальный! К тому же она не вышла бы замуж в восемнадцать лет за какого-то толстопузого богача ради расположения своего деда. Бред. У нее есть свое право выбора, и оно не должно считаться с его.

— Переубеди таких людей. — Хмыкнул и оставил кроткий поцелуй на моем лбу. — Я очень рад, что они свалили к чертям! Меньше глупости слушать будем с Варькой.

Несомненно, он обожает свою дочь. Как и я своего сына. Это также делает нас похожими.

Мимолётное желание прикоснуться к нему подвигло погладить по щеке. Щетина на ней проглядывалось еле заметно, но щекотно колола. После чего пальцем протянула линию по скуле, поднялась к бровям, остановилась на переносице и спустилась к припухлым губам (он может целовать до головокружения), поглощая свои столькие воздержания. Мужчина завороженно и с придыханием следил за мной, не упуская из виду чистую искреннюю улыбку, ту, что теперь я дарила только ему.

Его это по-мальчишески радовало, с гордостью раздухарился. Боже правый, как леденец подарить ребенку.

— Расскажи мне, как ты вообще оказалась в детском доме.

Он немного отклонился, чтобы удобнее было смотреть на меня. Моя спина напрягается, и он это ощущает, так как виновато начинает пояснять:

— Ты можешь, конечно, не рассказывать… Правда, — невесело издает смешок, — я отдал свою часть, и было бы честно, если получил часть от тебя, чтобы сложился паззл.

— Я…

Передёрнула плечом, не желая вспоминать те темные дни, но он прав. Если мужчина смог мне рассказать свое личное, что мало кто мог понять и принять, то и он заслуживает капельки открытости. Вдобавок я устала в себе это прятать. Никто не знает обо мне так, как я сама о себе. Ведь…легче придумать красивую легенду, чем предоставить исходник. Мне не хотелось каждый раз слышать потрясения, сожаление, поддержку, неосознание, как я справилась с логовом драконов, помимо того, чтобы смотреть на реальность и перестать оставлять на моем теле мозоли.

А перед ним…мне бесполезно прятаться. Между нами лег мост, который больше не дает мне падать в попытках продвинуться вперед.

Я привстала, обернула вокруг груди простынь и села к нему в пол-оборота, готовясь начать с самого начала. Это займет не так уж много времени, но мой внутренний мир снова встретиться с кувалдой.

— В четыре года я оказалась в детском доме по причине того, что у моих биологических родителей не было возможности по материальному обеспечению ребенка. Они отнеслись ко мне как к игрушке: попользовались и сдали, потому что нашли дефект. У меня подозревали генетическое заболевание — фенилкетонурию. Вообще, все началось с того, когда у меня возник дисбаланс мочевого объема и снизилась работоспособность, родители незамедлительно отправились в больницу. Выявили почечную недостаточность, слава богу, протекала на безопасной стадии и ее смогли излечить без угрозы на мою жизнь, после которого требовалась бы операция. После этого врачи более детально присмотрелись к моему здоровью, особенно странным высыпаниям на теле.

Кадык Семена дрогнул, но он не сказала мне ничего.

— Фенилкетонурия обычно проявляется, если у двоих родителей имеется дефектный ген, и каждый передает его ребенку.

— Ты нормальная. Без каких-либо отклонений.

— Да, врачи не могли понять, почему я выгляжу совсем как здоровый ребенок, а за все четыре года не было ни одного недуга, характерный для данного генетического заболевания. Но риски существовали. Поэтому мои родители… — Вбираю как можно больше воздуха, хотя так и не выдыхаю, что жжение в груди бьет тупой болью. — Они знали, чем при официальном заключении чревата забота за таким особенным ребенком: психическое отставание и наличие отклонений, сонливость и гиперактивность, вегетативные дисфункции, возможен, порок сердца при более детальном исследовании, постоянное применение препаратов, качественное соблюдение диеты (ограничение в поступлении белка) и хождение по специалистам. Им не хотелось занимать свое время этим недоразумением.

— И они решили отказаться от тебя.

— Легко и просто, Семен. — Оторвала взгляд от своих ногтей, царапающие кожу руки, и повернулась к нему. — Написали заявление и оставили меня одну наравне с тем, что я должна была сама прожить. Без опоры и понимания, что меня любят независимо от моих склонностей. Но меня предали, четырехлетнего ребенка. Я долго плакала, кричала, просила вернуть меня родителям, ломала все вещи, которые предлагали няни, что в какой-то момент во мне все замкнулось. Я была просто сосудом, из которого выкачали буквально все. Общаться и что-то узнавать новое не было сил.

Семен взял мою оледеневшую ладонь и спрятал в оковах лап, оставляя невесомые поцелуи в попытке убавить грусть и тревогу. С ним мне никогда не было страшно, он был моим щитом от всех мерзких паразитов. Дыхание сперло, когда он проник взглядом в самый центр моего космоса.

— Спустя полтора месяца изоляции сознания от внешнего мира, наконец, пришли достоверные результаты исследования. Они показали, что я на все сто процентов здорова. Была только обычная краснуха. Помню, как посмеялась с этой ситуации, понимая иронию жизни, что чуть не убила меня этой инфекцией и оставила при этом ни с чем. Я… — горько хмыкнула и подняла глаза к потолку. — поверила, что они вернуться.

— Они все равно не вернулись.

Качнула головой.

— Этого не произошло. И мне следовало смириться — ты же знаешь какова вера ребенка — но я только больше погрузилась в отчаяние и затопила боль агрессией. Представь себе такую картину — девочка, как волк, огрызается на всех и не подпускает никого. Мне требовалась помощь, но никто мне не помогал. Моя небольшая защита, перешедшая в буйность.

В памяти всплыло то, как однажды я увидела себя в зеркале в очередном припадке и поняла, насколько похожа на то, что считают адом. Я извергала в себе нечистую силу и владела силами разрушения, не принося ничего полезного в этот мир. А потом наткнулась на попавшуюся под руку миловидную девочку с веснушками, мою соседку по комнате, которая прикрывала рукавом кровоточащую рану на ладони и отползала от меня все дальше и дальше. Тогда я