Не говори никому - Млада Рябинина

Я обмякаю от ощущения его внутри себя. Он очень большой, и, когда начинаю раскачиваться медленно, возбуждая нервные окончания до кончиков пальцев в нас, меня режут на какие-то мелкие части. Такие, которые в конце прострелят меня.

Руки мужчины ложатся на мою талию, помогают перестроиться, поймав движения вперед-назад. Я закидываю голову назад, упираюсь ему в грудь, на фалангах пальцев чувствуя мелкие волосы. Искры переполняют меня. Наши грудные клетки часто вздымаются от упоения друг друга. Сердце давно танцует чечетку, как и его, как только перемещаю руку на его левую грудь и чувствую шевеление бури. Мы сошли с ума. Эти щупальца распутства нас убивают и воскрешают.

Семену оказывается мало меня, поэтому он начинает двигаться навстречу, и стоны еще громче разлетаются по стенам квартиры. Сжимаю одной рукой себя за грудь, другой все также хватаюсь за него, лишь бы не потеряться в тумане. Прикусываю нижнюю губу от блаженства, стекающее вниз живота. Все ближе и ближе подступает нега, отчего мышцы ног начинают дрожать. Мужчина понимает по моим лихорадочным попыткам принести себе двойное удовольствие и, приподнявшись на локтях, — одной рукой держит свой вес — ловит ртом мой сосок. Свободной рукой касается клитора и круговыми движениями начинает его массировать, подгоняя оргазм.

Все сплетается в унисон. Его язык, жалящий и горячий, руки, оставляющие после себя ожоги, дуновение дыхания, как кислота съедающая нежные покровы. Меня прорывает первым оргазмом. Громко вскрикиваю, когда член внутри меня задевает какую-то импульсивную точку, но не успеваю отдаться в порыв умиротворения, как меня переворачивают, поставив на колени. Мужчина пристраивается позади меня, я, с горящими щеками и прилипшими волосами к глазам, не разбираю границ.

Его грудь прижимается к моей влажной спине. Я вздрагиваю из-за едва ощутимых прикосновений его рук на бедрах и притихаю, когда он шепчет:

— Нужно уметь кончать без дополнительной ласки, Катенька.

Щеки разгораются. Вызов принят!

Семен раздвигает чуть шире ноги, давит на спину, заставляя нагнуться ниже, наматывает на кулак со всей порывистой возмущенностью мои волосы и входит до основания. Я дергаюсь вперед. Тугой узел снова раскручивается. Соки желания еще больше начинаю стекать по внутренним поверхностям бедер, стоит Семену начать жестко и без капли пощады вколачиваться в меня. Тянет за волосы, практически вырывая с корнями, его яички трутся об клитор, отчего расплавляюсь мгновение ока.

Прерывисто кричу, когда его рука звонко шлепает одну из моих ягодиц. Слышится низкий стон, затем меня подтягивают к себе. Семен зарывается носом в мои волосы, руками хватается за мои груди, перекатывая между пальцами темные соски, и продолжает набирать темп. Хватаюсь за его шею, лишь бы ненароком упасть без сил. Второй оргазм уже на пределе.

— Ты ощущаешься поистине восхитительно, — прерывисто произносит, выделяя каждое слово обжигающими, неукротимыми чувствами ничем не отличающиеся от моих. — Мне нравится быть в тебе и входить в тебя. Особенно я хочу видеть тебя всегда обнажённой рядом со мной.

Наверное, это такой вид секса, где не столь важен результат, как его процесс. Не приходиться кончать — и так волшебно. Быть с ним в одном дыхании — уже наслаждение. Как если бы есть шоколад и не вкусить всю тонкость его аромата, очарование сладости, скапливающаяся на вкусовых рецепторах. Конечно, абсурдное сумасшествие губит нас, — я отдаю в себе отчет. Но во мне трепещет искренняя благодарность. Благодарность, что это сумасшествие ворвалось в мою жизнь.

Капелька пота скатывается по виску. Сквозь чуть прикрытые веки замечаю зеркало, встроенное в большой вдвижной шкаф. Там отражаются два человека, двигающиеся навстречу друг другу. Два тела плотно прижаты друг другу. Меня завораживает соитие. Горячие, изнеможённые и погребенные под мятежность агонию.

— Стони громче, детка. Тебя все равно никто не услышит! — рычит и прикусывает кожу на шее, на что мне хватает лишь протестующее простонать.

Тело Семена является воплощением древней архитектуры, как сошедший житель с пучин ада, раскаленный холодом. Его руки сжимают сильнее мою грудь, бедра двигаются синхронно с моими, черты лица искажены первобытной похотью и постепенной развязкой. Мои глаза в отражении кажутся такими неестественно яркими, как звезда на небе, а его с неизмеримым и пугающим влечением смотрят на меня. Проникают под кожу, оставляют свой шрам.

Гефест23, полный своим вечным огнем и невыразимой мощью над всеми, и Хиона24, замораживающая любой просвет на вечность и веру в будущее. Может быть им и суждено было давным-давно столкнуться, но совсем в ином обличии.

— Я…сейчас…кончу, — сбивчиво хриплю и выгибаюсь, лопатками касаясь его напряженной груди.

— Не смей кончать! — Кажется, он сам на краю.

Кладу свои ладони поверх его рук и откидываю голову на плечо. Пот струйкой стекает вдоль позвоночника и исчезает между нами. Сдерживать шквал такого бурного прибоя нелегко, особенно с мужчиной, который и в мыслях наводит хаос.

Еще несколько толчков, меня первую бросает в жар и холод. Оргазм заполняет до краев чаши и вытекает в скользкую умиротворенность. Семен следует за мной; выходит из меня, и я тут же плашмя падаю на простыни. На ягодицы начинает капать его семя.

После, полностью излившись, мужчина пристраивается рядом и ошеломленно выдыхает в потолок.

***

Приняв совместный душ, который увенчался успехом по уровню соблазнения Лазарева, мы расположились на кровати — мне следовало бы почувствовать отвращение к себе за осквернения их с женой общей постели, помимо этого во мне отзывается злой голосок — и предались ласкам. Семен успевает меня насытить, как кота порцией рыбы, соизволив опустить шутку, дескать, помимо когтей я умею еще и мурлыкать. Я знакомлюсь ближе с его естеством, рассчитывая на схождение с дистанции, хотя тут надо было сразу же залить его дружка горячим воском, потому что мы еще раз успеваем слиться друг в друге. На этот раз не спеша, со всеми продолжительными вступлениями, говорящими чувствами и окрыленным единодушием.

Я лежала на его груди, завивая мелкие волосы на груди, его пальцы с щекоткой бегали по предплечью, вырисовывали завивающиеся узоры. Шелк как будто впитывал всю прохладу, поэтому помогал остужать тело. В комнату, погруженную во временную паузу, проникал свежий морозный воздух, а вместе с ним гул детских криков и ворчаний родителей на пару с бабушками.

Когда мужчина пошел открывать окно, невольно глазами следила за его телом, нагло провоцирующее и явно выделяющая эндорфин с помощью каких-то изощренных методов, что вновь я завелась не на шутку, черт бы его подрал. В частности, меня до конца держали его округлые ягодицы, в которые захотелось впиться ногтями. Это как с остервенеем поедать