Белое, черное, алое - Елена Топильская

Когда мы вышли на улицу, Сашка задумчиво сказал, что у моей Нателлы, как он выразился, должно быть что-то не в порядке с психикой; такие вещи, как убийство отца матерью на глазах ребенка, бесследно для ребенка не проходят. А потом еще зона; и мужика у нее-нету уже много лет...

- Да она лесбиянка, Машка, тебе в голову такое не приходило?

- Честно говоря, нет. - Я даже остановилась. - А разве лесбиянки такие бывают?

- Какие "такие"? - не понял Сашка.

- Такие очаровательные, душистые, умные...

- Господи, какой ты еще ребенок! - Сашка тоже остановился и погладил меня по голове.

Таким образом, уик-энд в Москве прошел плодотворно. Мы выяснили массу интересных вещей, ребенок опух от сидения перед телевизором. (В родном городе программы точно такие же, поддел его Сашка; ребенок только плечом повел.) Походя выяснили, что Москва - очень дорогой город, поэтому надо срочно уезжать от соблазнов. Если мне удастся установить, где Нателла Редничук заряжала крестик смертоносными лучами, я могу считать, что цепочка замкнулась: поскольку в моем распоряжении уже есть фотография, запечатлевшая жирного Вертолета в обнимку с тростиночкой Нателлой в интерьере какого-то ресторана, опознать который я не смогла в силу небольшого опыта посещения подобных мест. Вот разве что китайский ресторан, да и то за счет Вертолета... Камера, сделавшая снимок, была снабжена таймером, и было видно, что позирует эта парочка в день рождения Вертолета. Крест у него на шее уже висел, и он весьма недвусмысленно за него рукой держался, как бы демонстрируя только что сделанный подарок.

Более того, я нашла еще одну фотографию, сделанную в день рождения Вертолета, за полчаса до съемок в компании очаровательной Нателлы, судя по показаниям таймера. На ней Вертолет в тех же интерьерах и в тех же одеждах, но еще без креста.

Итак, уик-энд, закончившийся в поезде, - последний глоток свободы. С понедельника начинается "война", как говорят наши оперативники.

Может, прямо в лоб спросить у Нателлы, с кем она обнимается на фотографии перед РУВД?

Воскресный вечер я провела в РУБОПе: готовили конверты с постановлениями на обыски, их вскроют исполнители непосредственно перед выездом в адреса; инструктировали исполнителей, распределяли помещения, в которых предстоит работать. В понедельник я приду в РУБОП к десяти, раньше я не понадоблюсь. В семь часов утра народ разъедется по обыскам; пока их проведут, пока доедут в РУБОП из разных концов города, раньше десяти допросы не начнем. На всякий случай вызваны два дежурных адвоката, вдруг нам так повезет, что будет, кого и на чем задерживать...

Среди кандидатов на задержание братья Сиротинские, Анджела - по результатам обыска, вертолетовские бойцы, ездившие в лес с Бурденко: Ганелин, Гучко и Крамм. И Денщиков... Но этот, боюсь, выкрутится. Один потерпевший его опознавать не хочет, второй не может. Надеяться на то, что его сдадут подельники, не стоит. Остается фактически Скородумов, но он даже не допрошен, и Бог знает, когда его можно будет допросить...

С раннего утра я заехала в прокуратуру. Шеф уже был на месте, он всегда приходит рано, привык. У меня к нему был вопрос, который мучил меня с момента беседы с Клеопатрой Антоновной. Я лихорадочно пыталась вспомнить, в семьдесят первом году был шеф здешним прокурором, или нет. Он проработал здесь прокурорский срок, потом у него был перерыв, потом он снова сюда вернулся.

- Владимир Иванович, вы ведь ничего не выбрасываете? - с этими словами я вошла в кабинет прокурора района.

- Здравствуйте, Мария Сергеевна, - терпеливо сказал шеф.

- Извините, здравствуйте. Владимир Иванович, вы в семьдесят первом году здесь работали?

Шеф наморщил лоб.

- Вроде бы работал. Что нужно?

- Вы ведь ничего не выбрасываете? - повторила я вопрос;

- Что нужно?

- Ваши журналы по проверке материалов на освободившихся из мест заключения надзорников.

- Хм, - хмыкнул шеф. - Я тогда вел журналы не только на административных надзорников, а и на всех освободившихся, проживающих на нашей территории. За каждым из них был закреплен оперативник, который должен был осуществлять профилактику. Вы думаете, я найду журналы тридцатилетней давности? - с сомнением спросил он.

- Найдете, - заверила я шефа. - Я даже знаю, где они могут лежать. Вон там, в канцелярии, старые шкафы, времен очаковских и покоренья Крыма. Там лежат какие-то журналы, которые Зоя ни разу не доставала. Она только время от времени открывает шкафы, фырчит, что архивные дела и надзорки класть некуда, а здесь какая-то макулатура пылится.

- Ну, пойдемте. - Шеф, кряхтя, поднялся и повел меня в канцелярию.

И действительно, в шкафу нашел свои рабочие журналы за искомый год, и сам удивился, что эта макулатура так долго тут пылится. Он присел на табуретку рядом со шкафом и стал с умилением перелистывать свои записи. Я его понимала, со мной тоже такое происходит, когда я в своих залежах ищу какую-нибудь справку и натыкаюсь на свои обвиниловки или ответы адвокатам; я усаживаюсь рядом с залежами и начинаю читать старые бумажки как захватывающий детектив.

- Какая фамилия вас интересует? - спросил шеф, подняв голову от пыльных страниц.

- Редничук, - ответила я.

- Сейчас. В каком году освободился?

- В семьдесят первом.

- Так так, вот Редничук. Это женщина?

- Женщина, - подтвердила я.

- Вот тут у меня отмечено, что она прибыла не с лучшей характеристикой. В местах отбывания наказания дважды совершала насильственные действия сексуального характера в отношении других осужденных, раз с причинением телесных повреждений, отказов не терпела. Почему-то не возбудили "хулиганку", непонятно.

- А кто ее профилактировал? - приплясывала я от нетерпения.

- Смотрите, - шеф показал мне строчку в журнале. - Хороший был опер, вздохнул он. - А что?..

-Владимир Иванович, спасибо вам огромное.-Меня трясло от возбуждения. - Я вам потом все расскажу! Я поехала в РУБОП, сегодня воюем. Работаем по взрыву!

...К моменту моего появления в РУБОПе в коридоре, пристегнутые к кольцам, вделанным в стену, дожидались члены "Русского национального братства", они же по совместительству бойцы гвардии Вертолета, ныне покойного.

- Вы с ними работали? - поинтересовалась я у Василия Кузьмича.

- Работали, - махнул он рукой. - Глухо. Тупые как пробки, сама увидишь. Пока глухо, - спохватился он, увидев мое недовольное лицо. - Если хочешь, еще поработаем.

- Ну сейчас я их допрошу, и поработаете в свое удовольствие. "Грибники" здесь?

- Здесь-то здесь, только эти уроды отрицают даже то, что знакомы между собой и с Вертолетом.

- Понятно, - рассмеялась я. - Обычная история. Это делается просто, в протокол заносится вопрос: "Знаете ли вы такого-то?" Ответ: "Нет, не знаю". "Чем вы объясните, что на предъявленных вам фотографиях вы изображены вместе?" - "Не знаю, это случайность". - "Чем вы объясните, что в вашей записной книжке фигурирует фамилия и номер телефона этого человека?" - "Ума не приложу!" - "Чем вы объясните, что в его записной книжке фигурирует ваша фамилия и номер телефона?" - "Понятия не имею, его книжка, у него и спрашивайте". - "Чем вы объясните, что этот человек запечатлен в качестве свидетеля на вашей свадьбе на видеокассете, изъятой у вас дома при обыске?" - "..." Далее к протоколу пишется сопроводительная, и протокол направляется прямиком в программу "Потустороннее".

Я как в воду глядела, допрос всех троих происходил именно так, как я описала. Но это не страшно, пусть скажут эту чушь, а мы запишем, а они распишутся, да еще в присутствии адвокатов. Пусть потом суд посмеется.

С этими тремя "братьями" я разделалась в общей сложности за сорок минут. Теперь предъявить их "грибникам" на опознание, внести сумятицу в стройные ряды и распихать по разным камерам. Пусть поволнуются, забудем о них на время.

Приехал генерал Голицын - как всегда, бравый, в ладной форме, нетерпеливо постукивающий о ладонь сложенными перчатками. Он привез с собой двух мужиков, иного слова к ним не подберешь. Оба огромные, с выпирающими животами, толстыми шеями, громогласные, они были похожи друг на друга, как однояйцевые близнецы, но таковыми не являлись. Один был из Главного управления по борьбе с организованной преступностью, а другой из Главного управления уголовного розыска. Они сразу стали вести себя как хозяева. Сначала тот, что был из ГУБОПа (я их различала только по цвету галстуков), стал орать на Кузьмина, почему оперативно-поисковое дело по Ивановым неправильно подшито. Потом тот, кто приехал из ГУУРа, стал орать на Голицына, почему в ОПД по убийству Бисягина отсутствует пункт о проверке на причастность к преступлению лиц, ранее судимых за аналогичные преступления, из числа проживающих на территории. Напрасно ему в три горла присутствующие доказывали, что некого проверять, так как на нашей территории еще никто не был осужден за взрыв депутата Госдумы, он даже юмора не понял, похоже, что упивался звуками собственного голоса и на прочие раздражители не реагировал.