Вниз по темной реке - Одден Карен

— В газете говорилось, что покушения — дело рук душевнобольного, и он не остановится, пока его не поймают. Это правда, мистер Корраван?

— Мы и в самом деле считаем, что он продолжит убивать, если мы не положим этому конец.

— Мне хотелось бы вам помочь, — тихо сказала Шарлотта. — И все же… Знаете ли вы, почему преступник выбрал именно меня? Его побудило к этому мое прошлое? — Она едва сдерживала слезы. — Что я должна была сделать, чтобы этого не случилось?

Я сочувствовал ей всем сердцем. Пусть миссис Манро была замужней дамой, однако я воспринимал ее как молодую и уязвимую женщину.

— Нет, ваши поступки тут совершенно ни при чем.

Похоже, я ее не убедил.

— Видите ли, я работаю в доме призрения для падших женщин…

— Миссис Манро, я вас не обманываю. Вы не совершили ничего такого, что стало бы поводом для убийцы. — Я тщательно подбирал слова. — Если честно, мне кажется, что именно ваша миссия заставила его отступиться, потому вы и живы. Или… ваша беременность.

— Моя беременность… — эхом повторила она.

— Вы ведь в положении, не так ли?

Вздохнув, Шарлотта изумленно посмотрела на меня.

— Мистер Корраван, вы слово в слово повторили вопрос убийцы. Откуда вы знаете?

Значит, и миссис Манро, и Элейн — обе были в положении. Поэтому Прайс и пощадил третью жертву.

Задумавшись, я глубоко вздохнул. Мозаика постепенно складывалась. Миссис Манро не дала задать мне вертевшийся на языке вопрос — что говорил ей Прайс? — спросив сама:

— Мистер Корраван, пожалуйста… Что еще вам известно о преступнике? Я должна знать!

Выбора не было. Кое о чем я умолчал, однако рассказал о суде, об Элейн и ее отце: Шарлотте не следовало считать, что она дала убийце повод. Также мне хотелось, чтобы миссис Манро осознавала важность тех вопросов, которые нам еще предстояло обсудить.

Во время разговора она не отрывала от меня взгляд. Шарлотте нередко приходилось сталкиваться с жестокой правдой жизни, и все же в конце моего рассказа ее набухшие слезами синие глаза были полны ужаса.

— Подумать только, мой отец участвовал в этом спектакле, — пробормотала она, спрятав лицо в ладонях. Наконец взяв себя в руки, Шарлотта подняла голову. — Несчастная девушка, несчастный отец… — прошептала она.

Я не из тех, кто от удивления лишается дара речи, однако сочувствие миссис Манро к едва не убившему ее мужчине поразило меня до глубины души. Помолчав, я сказал:

— Это и в самом деле огромная трагедия. Другое дело, что нам неизвестно, сколько еще женщин планирует лишить жизни Прайс. Есть еще три человека, которых можно считать главными действующими лицами, но преступник может заняться и присяжными. Тогда жертв будет больше. Впрочем, не исключено, что он остановится и примется за Бэкфордов.

Миссис Манро задумалась, а когда заговорила, голос ее звенел от напряжения. Тем не менее, мыслила она рационально.

— Вы сказали, что первые три нападения случились в ночь на вторник, однако последнюю женщину убили в пятницу. Стало быть, следующий шаг преступник может сделать в любой момент, не так ли?

— Именно так, — признал я. — Вероятно, он обеспокоен тем, что мы напали на его след, и медлить не будет. Поэтому нам необходимо знать, как он вас нашел, откуда похитил, что говорил — словом, все, что вам удастся припомнить. Все же эти нюансы составляют модель его поведения, и она как раз вряд ли изменится.

— Да, понимаю. — Шарлотта выпрямилась и глянула вдаль, словно вновь увидела убийцу. — Ему приблизительно лет сорок пять. — Она окинула меня взглядом. — Не так высок, как вы, но сложен не менее крепко. Ладони мозолистые — видно, что человек рабочий. Волосы темные, густые и волнистые, почти до плеч. Да, у него были бакенбарды.

Ее описание полностью совпало с рассказами кучеров из конюшни Дорстоунов.

— Слава богу, что вы тогда не потеряли самообладания. Был ли у преступника кашель?

— Да, точно, — подтвердила миссис Манро. — В целом же он походил на самого обычного кучера.

Я сопоставил ее слова с уже известными мне данными. Видимо, Прайс проследил за Шарлоттой до дома Форсайтов и дождался, пока она не отужинает. На этот раз тревожное письмо ему вручать не потребовалось.

— Наверное, мистер Прайс и в самом деле кэбмен? — спросила женщина.

— Вряд ли. Впрочем, кэбменом может притвориться любой человек, когда-либо имевший дело с лошадьми. Продолжайте, пожалуйста.

— Он остановился у перекрестка — заявил, что лошади в копыто попал камень. Извинился и сказал, что ему необходимо взять инструменты из-под сиденья коляски. Так что он вошел внутрь, а потом я ощутила запах хлороформа. — Шарлотта помедлила, припоминая подробности. — Очнулась я со связанными руками; во рту был кляп, так что позвать на помощь не удалось. К тому моменту он уже бросил меня в лодку, — наверное, от холодной воды на дне я и пришла в чувство. Мы находились в каком-то амбаре с дырявыми стенами. Сквозь отверстия пробивался лунный свет, так что я видела, как он навис сверху. В глазах у него светилось настоящее безумие. Он достал нож — ужасный нож, с тяжелым лезвием и деревянной рукоятью и… и спросил: знаю ли я, что такое настоящее страдание.

Однако преступник не церемонился. У меня перехватило дыхание.

— Что вы ответили?

— Я ведь не могла говорить с кляпом во рту, — покачала головой миссис Манро, — только невольно положила руки на живот. Даже не сознавала, что делаю. Он обратил внимание на мое движение и спросил, не в положении ли я. После моего кивка у него на лице появилось странное выражение — горе, перемешанное с ненавистью и отчаянием. Он заколебался.

Заметив мое сомнение, Шарлотта пояснила:

— Мистер Корраван, я ведь привыкла различать мимику собеседника. Нередко она говорит о том, что девушке уже наплевать на себя; а бывает, что несчастная все еще надеется, что ей уготована лучшая доля.

— Конечно, — кивнул я. — Значит, убийца опустил нож?

— Да. Вместо того, чтобы перерезать мне горло, он… — Шарлотта смущенно отвела взгляд. — Он распорол лиф моего платья и положил руку мне на живот. И ребенок, словно по заказу, шевельнулся. — Она подняла глаза, и ее голос смягчился: — Преступник это почувствовал, мистер Корраван. Он убрал нож, ударил меня по лицу, и больше я ничего не помню, кроме того, что очнулась в госпитале.

Мое сердце колотилось, как сумасшедшее. Выходит, Прайс следил за своими жертвами: знал, где они живут, куда ходят. Ничего сложного. Кэб, хлороформ, лодка.

— Можете припомнить подробности об амбаре и лодке? Что вам бросилось в глаза? Запахи, звуки?

— Мы находились неподалеку от доков Ламбета, — сказала миссис Манро. — Колокольный звон был узнаваем — в церкви Христа каждый час отзванивают мотив «Апельсинов и лимонов». Еще я ощутила запах древесины и аммиака.

Аммиак… Я примерно представлял себе, откуда могли доноситься подобные ароматы.

— Уверены, что рядом была церковь Христа?

— Да, дело в том, что я иногда посещаю приют в районе Ходланд-стрит. — Шарлотта склонила голову к плечу. — С остальными женщинами происходило то же самое?

— Сценарии очень похожи.

— Значит, вы полагаете, что это месть…

— Наверняка сказать нельзя, однако суд с участием Элейн — единственная ниточка, которой связаны все жертвы. — Достав визитку, я передал ее женщине. — Восхищен вашим характером, миссис Манро. Если вспомните что-то еще, пришлите мне записку, договорились?

— Вы его поймаете?

— Поверьте, я последнее время больше ни о чем и не думаю.

Она кивнула и опустила взгляд на свои руки.

— Что случилось, миссис Манро?

— Наверное, вы считаете, что моя репутация подпорчена?

Я удивленно откинулся на стуле, и она, покраснев, добавила:

— Не знаю, что скажет мой муж…

— Ну, по-моему, он будет напутан, но вряд ли изменит свое мнение о вас, — успокоил ее я, вспомнив, что пришло в голову мне, когда Белинда получила письмо от убийцы. — Даже наоборот: скорее всего, мистер Манро станет винить себя за то, что оставил вас в Лондоне без присмотра.