Триединство. Россия перед близким Востоком и недалеким Западом. Научно-литературный альманах. Выпуск 1 - Альманах

По аналогии с ситуацией в водах ЮВА, где разгул пиратства вполне естественно породил спрос на охранные услуги и структуры типа BARS в Сингапуре и других в Малайзии, Австралии, в субрегионе тоже могут возникнуть частные фирмы по сопровождению судов в опасных водах. Но такого рода дополнительная охранная услуга недешева, требует оснащения тяжелым оружием и высокопрофессиональной команды, что, несомненно, увеличит затраты на перевозки грузов.

Усилия мирового сообщества по обузданию пиратства в субрегионе пока не приносят ожидаемых результатов, соответствующие структуры по борьбе с пиратством в Мировом океане находятся лишь в начальном процессе укрепления и создания новых органов. В июне 2008 г. СБ ООН принял резолюцию, разрешившую заходить в воды Сомали боевым кораблям других государств и с декабря того же года – применять военную силу против пиратов. На саммите АТЭС в Лиме 23 ноября 2008 г. была достигнута договоренность между президентами РФ и США о совместной борьбе с пиратством в практическом и, особенно, в правовом плане. Формирование такой законодательной базы в рамках ООН необходимо в условиях почти полного ее отсутствия[123].

К концу 2009 г. в Аденском заливе находилось несколько десятков кораблей 16 государств в составе трех группировок. Достигнуты первые успехи – корабль ВМС Индии уничтожил крупное пиратское судно-базу. ВМС Великобритании передали несколько подозреваемых в пиратстве сомалийцев властям Кении. Видимо, в многостороннем сотрудничестве можно найти путь к решению новой глобальной проблемы.

Однако захваты кораблей вдалеке от берегов Аденского залива заставляют задумываться экспертов относительно эффективности действующих здесь сил. Хотя военные корабли имеют радары, палубные вертолеты, они способны контролировать пространство в 20 км вокруг себя. Один корабль может обеспечить безопасность 2-3 % акватории Аденского залива. Постоянное присутствие большого числа военных кораблей будет обходиться очень дорого, что становится особенно чувствительно в условиях глобального финансового кризиса.

Между тем пираты значительно расширяют зону своих действий. В ответ на это руководство запущенной антипиратской операции ЕС «Аталанта» решило 18 мая 2009 г. расширить район ее проведения на тысячу километров до Сейшельских островов. Министр обороны Франции заявил о намерении его страны увеличить финансирование антипиратской операции на 10-12 %[124]. Другие страны не выразили такой готовности в условиях экономического кризиса.

Для пресечения эскалации пиратских акций экстенсивный подход – простое увеличение ВМС ЕС, НАТО и отдельных государств – не способен в корне решить проблему, считают военные эксперты. Наиболее эффективный путь – установление госконтроля над береговой линией Африканского континента и лишение пиратов секретных сухопутных баз, где они укрываются со своей «добычей».

Однако ни НАТО, ни США не готовы проводить в Африке массовую силовую операцию. Это объясняется не только нехваткой сил и средств, истощенных военными действиями в Ираке и Афганистане, а также разразившимся глобальным финансово-экономическим кризисом, но и из-за опасений непредсказуемых геополитических последствий, которые может вызвать масштабная иностранная интервенция в регионе.

Идея переложить охрану судов на частные агенства и наемников, конечно, более жизнеспособна, чем выделение для этой цели кадровых военных и высокотехнологичного спецоборудования. Однако и ее реализация упирается в глухую стену – деньги. Логика бизнеса такова, что судовладельцам дешевле заплатить разовый выкуп, чем постоянно содержать дорогостоящую охрану на судах. Банально, но факт – «риск – благородное дело!».

Правительство Сомали по-прежнему заявляет о своей неспособности бороться с пиратами собственными силами, как, впрочем, и с боевиками исламистов на территории страны.

Судя по всему, ситуация вокруг Африканского Рога будет оставаться труднопрогнозируемой в силу вовлеченности в нее слишком многих разнохарактерных факторов, заинтересованных сторон и непосредственных участников (как внутренних, так и внешних). Все это позволяет полагать, что этнополитический конфликт в Сомали, как его прежде классифицировали, все более выходит за локальные рубежи и региональные рамки, интегрируясь в глобальное противостояние с международным терроризмом. Превратится ли Аденский залив в новую «военную зону» в Индийском океане (после Афганистана и Ирака?) или станет частью узлового ближневосточного конфликта в его расширенных границах – все это будет зависеть от целого ряда факторов и в не последнюю очередь от развития и исхода неведомого ранее глобального экономического кризиса.

Глобальный финансовый или экономический кризис с запахом нефти

Н.А. Симония, академик РАН

В начале 70-х годов, еще до объявления арабскими странами в октябре 1973 года «нефтяной войны» Западу, в нашей печати, помню, много писалось о «больших маневрах» нефтяных монополий и их «семи сестер». Одна из появившихся тогда брошюр Леонида Медведко, изданная на нескольких языках, так и называлась «Большая ложь нефтяных монополий» (М., АПН, 1974). С тех пор, как говорится, много утекло воды и сожжено нефти.

В условиях разразившегося ныне финансового и экономического кризиса часто говорят и много пишут о «нефтяной олигополии». Но теперь появились и новые игроки на глобальном нефтегазовом поле.

До 1973 года нефть, как известно, продавалась на основе «справочной цены», установленной Техасской железнодорожной комиссией примерно на уровне 2 долларов США за баррель, что во многом обусловило комфортные условия общего экономического развития Америки и ряда европейских стран. И хотя в 1960 г. была создана ОПЕК, она долгие годы оставалась неэффективной организацией, слабо влиявшей на процесс ценообразования. Но известные события 1973 г. и связанный с ними «нефтяной шок» принципиально изменили ситуацию. ОПЕК обрела «второе дыхание», а «справочная цена» стала достоянием истории. Цены сразу учетверились и в последующем продолжали расти; по всем добывающим странам прокатилась волна частичных и полных национализаций, и возник феномен противостояния национальных нефтяных компаний – NOCs международным нефтегазовым корпорациям – IOCs.

В результате этих событий старые концессионные соглашения – наследие колониального прошлого – стали отмирать и на сегодня IOCs имеют полный доступ лишь к 10-12% мировых нефтегазовых резервов. Они вынуждены были вернуться на месторождения в Северном море и той части Мексиканского залива, которая не подпадала под мораторий, введенный еще Бушем-старшим для всех разработок на шельфе Северо-Американского континента. Но возвращение могло быть эффективным только при условии применения инновационных технологий для глубоководного и сверхглубоководного бурения. Для этого все IOCs (даже главная из них – Exxon) должны были воспользоваться услугами сервисных корпораций, что ускорило превращение последних в самый прибыльный сегмент мирового нефтегазового рынка.

Дело в том, что, реагируя на ослабление своих позиций, IOCs принялись избавляться от непрофильных структур, в том числе и от департаментов, занимающихся исследованиями и инновационными разработками (исключение составляла Exxon и в определенной степени Shell). Данное обстоятельство имело плачевные последствия для большинства majors, приведшие их к еще большему ослаблению визави национальных компаний. Возникли и утвердились в качестве автономного сегмента мирового нефтегазового сектора интегрированные международные сервисные компании (Schlumberger, Halliburton, Baker Hughes, Weatherford International Ltd. и др.), которые вскоре же «обросли» средними и мелкими сервисными компаниями и которые охотно стали сотрудничать с национальными компаниями в добывающих странах. Капитализация сервисных компаний не зависела от фактора доступа к резервам и определялась прежде всего накапливаемым инновационно-технологическим потенциалом. Только недавно majors осознали важность фактора научных исследований и разработок, и в последние два-три года наблюдается значительный рост их инвестиций в эту сферу.

В качестве еще одного момента оптимизации своей конкурентоспособности бывшие «сестры» активно вовлекались в процессы слияний и поглощений. При этом они начали поглощать друг друга, а заодно и некоторые другие независимые компании, оптимизируя эффективность производственных процессов и наращивая свою капитализацию (теперь из 7 осталось 4 бывших сестры – ExxonMobil, Chevron, поглотившая Gulf и Texaco, BP Amoco и Royal Dutch / Shell). Эти акции имели лишь кратковременный эффект.

Но наиболее действенным механизмом возвращения Западу инициативной роли в процессе ценообразования стала биржа. С тех пор как в 1983 г. одна техасская корпорация вынесла впервые в истории на торги Нью-Йоркской товарной биржи (NYMEX) свою нефть, инициатива вновь перешла к западным корпорациям и игрокам на бирже – брокерам, хедж-фондам, пенсионным фондам, инвестиционным банкам и т.п., несметно обогащая их. А марка нефти WTI стала всемирно известным брендом. Теперь нефть номинально стала «обычным» товаром, торгуемым на бирже, – как картофель, мясо и молочные продукты. Но на деле нефть не была и никогда не будет обычным товаром. Это невозобновляемый стратегический товар, от которого зависит сегодня и, по крайней мере, в среднесрочной перспективе будет зависеть нормальная жизнедеятельность мирового сообщества (в том числе разработка и производство многих альтернативных источников энергии). Тем не менее еще не добытая нефть сегодня стала виртуально переходить из рук в руки порой десятки раз. В этом заключено одно из глубоких противоречий современного мирового рынка нефти и газа, негативно влияющее на реальные экономические процессы. С выходом на биржу в нефтяной цене появилась и новая ее составляющая – спекулятивная. Этот спекулятивный «вирус» вызывает нешуточную головную боль у экономических экспертов, государственных деятелей и многочисленных политиков во всем мире.