На семи морях. Моряк, смерть и дьявол. Хроника старины. - Хельмут Ханке

Пока его люди осматривали шхуну, капитан Джонс листал в каюте бортовой журнал. Вдруг он услышал крики и, предчувствуя недоброе, поспешил в твиндек. Один из его людей отворил обитую шкурой дверь и был смертельно напуган зрелищем, представшим его взору. Шесть человек, в том числе капитан шхуны и девушка, неподвижно сидели вокруг стола. «Белая смерть» захватила их в этом положении.

Так, в оцепенении, они сидели уже 13 лет. Видимо, они перебрались в это маленькое помещение в твиндеке, надеясь хоть как-то сохранить тепло. Последняя запись в бортовой журнал была внесена 14 ноября 1762 года. Джонс не оглашал ее содержание. Скорее всего оно было похоже на те последние записи, которые были сделаны в дневнике английской экспедиции, погибшей в 1882 году в Леди-Франклин-Бей: «Генри украл ремень из тюленьей кожи. Это была последняя наша пища. Командир приказал расстрелять его сегодня в полдень перед палаткой. Доктор выпил вчера две унции экстракта спорыньи. Сегодня вечером он умер. Командир отдал на обед свою куртку из тюленьей кожи. Гарднер умер. Мы разрезали спальные мешки на куски и сварили».

«Быть может, завтра скорбную страницу запишешь ты в свой вахтенный журнал», – говорится в одном морском стихотворении. Дамоклов меч висит над головой каждого капитана. Так было и будет всегда, пока люди плавают по морям. Капитан должен руководствоваться тем неписаным законом, который некогда был законом писанным и в точном соответствии с текстом морских уложений Шуазеля, относящихся к XVIII веку, гласил: «Если судно по какой-либо причине потерпит крушение, капитан должен поддерживать дух экипажа. Он должен оставлять корабль последним».

Кораблекрушения на море начались тогда, когда человек впервые стал осваивать водное пространство. Но особенно возросли они с тех пор, как дороги кораблей пролегли по Мировому океану, в водах, дотоле абсолютно неизвестных. Нет в океане такого места, где корабль мог бы быть полностью гарантирован от хорошей штормовой трепки, однако некоторые районы океана уже вскоре после первых дальних рейсов стали считаться наиболее опасными для мореплавания. И моряки дали им соответствующие названия: «ревущие сороковые», «Остров потерянных кораблей», «Бухта обманутых надежд», «Утес смерти», «Мыс мучений», «Мыс страданий», «Скала мертвого матроса» и т. д. Иногда эти печально известные уголки океана назывались именами погибших там кораблей.

Однако самым опасным для парусников оставался берег. Еще у древних латинян была поговорка: «Корабельщики в бурю боятся земли». Здесь имелись в виду те штормы, что дуют с моря и, словно рыбу, выбрасывают корабли на наветренный берег. Даже нынешние дизельные суда предпочитают во время «моряны» становиться на якорь, хотя, имея мощные двигатели, они значительно маневреннее парусников.

В подобных ситуациях капитаны парусников стремились укрыться за высоким подветренным берегом, если он оказывался поблизости. Если же такого укрытия не было, то оставалось только, управляя парусами, вывести корабль в открытое море. Иногда в безвыходном положении капитан отдавал приказ идти прямым курсом на ближайший пляж, чтобы ценой гибели корабля сохранить хотя бы человеческие жизни. Способность парусников к маневрированию во время шторма была весьма ограниченна, так как большинство парусов было зарифлено[02] или искромсано ветром.

Если корабль терпел крушение на прибрежных отмелях, могучие удары огромных штормовых волн очень скоро разбивали его обшивку и шпангоуты. Пробоин становилось все больше. За несколько дней от несчастного парусника не оставалось ни щепки.

К наиболее опасным водам по-прежнему относится Атлантика. Ее то голубые, то зеленые, а чаще всего свинцово-серые волны бьются о побережья трех континентов.

Ни один океан не поглотил столько жертв, как этот. Особенно мрачную славу приобрели кладбища кораблей в Северной Атлантике. Они имеются не только в «штормовом мешке» – Бискайе, но и в кажущемся таким обжитым Английском канале[03]. Столь опасным для судоводителей этот пролив между материком и Англией делают песчаные банки, приливо-отливные течения и туманы, а также интенсивное движение судов. На его дне покоятся обломки тысяч кораблей, разбившихся оскалы, застрявших на песчаных банках или столкнувшихся в тумане. Из них лишь малая толика легла на дно из-за морских сражений или нападений пиратов (правда, в битве при Гравелине затонуло несколько сот судов).

Могилы кораблей в Английском канале концентрируются вокруг островов Силли, мыса Лизард, мыса Лендс-Энд и прежде всего вокруг мели Гудвин-Сандс. Гудвин-Сандс – банка, расположенная в нескольких морских милях от устья Темзы и прикрытая во время прилива всего четырьмя метрами воды. Во время отлива она выступает-над поверхностью моря на два метра и имеет протяженность двенадцать морских миль. Точно зафиксировать на карте такие песчаные банки невозможно, так как из-за приливо-отливных течений они все время несколько смещаются относительно своего среднего положения.

Не раз океанские парусники, обошедшие вокруг земного шара и преодолевшие все опасности, садились на мель в шести милях от набережной Темзы. Моряки, обогнувшие мыс Горн и прошедшие «ревущие сороковые», прощались с белым светом на виду у родного берега.

У этих проклятых капканов для кораблей была своя метода: у севшего на мель судна приливо-отливные течения размывали песок под носом и кормой, поэтому в большинстве случаев корабли разламывались пополам.

Банки – самые зловещие кладбища мира, ибо ежедневно они вынуждают своих покойников на некоторое время вновь подниматься из их водяного гроба. В часы отлива на песчаной банке видны громоздящиеся в хаотическом беспорядке корабельные ребра-шпангоуты, штевни, мачты, якоря, дымовые трубы и наполовину проржавевшие корпуса судов.

В этой мертвой стране уже почти триста лет покоятся тринадцать британских военных кораблей адмирала Боумонта. Своенравный зюйд-вест сорвал их с якорной стоянки на рейде Дил и безжалостно погнал на пески. Это нанесло английскому флоту удар в самое сердце: погибли не только лучшие корабли, но и цвет морского офицерства вместе с тремя тысячами обученных матросов.

Еще больше, чем зюйд-вестовые штормы, судоходству в Канале мешали весенние и осенние туманы. Парусник, попавший в такую «прачечную», в любой момент мог ожидать столкновения. Когда в 1856 году клипер «Дж. Уильямс» неподалеку от устья Темзы в тумане ударил в борт колесный пароход «Мейнджертон», тот затонул через несколько минут. Парусник же с помятым штевнем дотянул до ближайшей гавани.

Однако в большинстве случаев стройные и изящные океанские парусники при столкновениях оказывались в худшем положении, чем пароходы. Так случилось и с «Пруссией» – одним из лучших парусных кораблей в мире. Этому пятимачтовику с 68-метровой средней мачтой и общей площадью парусов около 5560 квадратных метров в 1910 году в Канале британским почтовым пароходом «Брайтон» был нанесен боковой удар в носовую часть. Это ухудшило его маневренные качества, а скалы Дувра довершили его участь.