Путь в Обитель Бога - Юрий Соколов

Местность изменилась: вновь появилась трава, росшая островками на слое вулканического пепла. Между бугров лавы всё чаще попадалась вездесущая додхарская акация. На горизонте маячили дебри Бродяжьего леса. Хребет Единорог, протянувшийся на равнину из горной страны, раскинувшейся справа от нас, грозил небу своим единственным высоким и тонким пиком, похожим на поднятый вверх указательный палец. Слева проходила Граница со Старой территорией. Почти сразу за ней был земной лес, ещё дальше — город.

Я по-прежнему не имел понятия, в какой стороне мы станем искать корабль Надзирателей. Но с самого начала так получилось, что мы всё время шли на юго-восток — в направлении, которое и мне самому почему-то казалось наиболее заманчивым. Теперь, прежде чем продолжать путь, следовало восстановить силы и разжиться нормальной едой. А в плане пополнения припасов не найти лучше места, чем Бродяжий лес.

При других обстоятельствах мы бы добрались куда следует уже к вечеру, теперь же пришлось заночевать на полдороге между лавовыми полями и рекой. Это были уже хорошо знакомые места, мы бывали здесь всякий раз, когда ходили в город. Ориентиром служил ибогальский корабль, упавший на землю вместе со всеми остальными, когда рувимы наложили своё заклятие.

Он походил на кукурузный початок, только огромный. Внешние мембраны зёрен-ячеек, бывшие когда-то выпуклыми, теперь прогнулись внутрь, да и весь корабль заметно усох по сравнению с первоначальными размерами. Я наткнулся на него в первый же год после Наложения Заклятия, и мог бы точно сказать, насколько меньше он становится с каждым годом.

Нос корабля зарылся в землю, а округлая корма с дюзами, похожими на раскрытые рты, задралась вверх. В одном месте ячеистая обшивка лопнула, и сквозь разрыв виднелось что-то, напоминающее мумифицированные мышцы и сухожилия.

Мне никогда не случалось надолго останавливаться возле мёртвого ибогальского летуна, но сейчас лучшего места для ночёвки нам было не сыскать. Кораблями яйцеголовых никто не интересуется — в том числе и сами яйцеголовые. Снять оттуда ничего не снимешь, потому что корабли выращивались целиком, вместе со всем содержимым. Использовать их как опорные точки тоже невозможно — бортовые излучатели питались энергией не напрямую, а через двигатели, которые в ибогальских машинах были чем-то вроде сердец. Встали двигатели — встало всё.

В другое время Генка не упустил бы случая залезть в корабль, но после перехода у него опять разболелась голова, и он выглядел совсем тусклым. А Бобел заглянул — удостовериться, что внутри никого нет.

По другую сторону корабля послышались какие-то звуки. Тотигай немедленно отправился туда, осторожно приступая на больную лапу. Я пошёл за ним. Оказавшись под нависшей кормой, мы остановились. Бобел приблизился сзади, готовя свой пулемёт. Кербер понюхал воздух, сморщил нос и не таясь вышел из укрытия.

Здесь лежал всего лишь труп человека, привалившегося к собственному рюкзаку. На животе у него сидел гриф. При нашем появлении стервятник захлопал крыльями, намереваясь взлететь, но запутался когтями в одежде мертвеца; освободился и неловко спрыгнул на землю, намереваясь дать старт оттуда.

Тотигай на всей скорости, которую ему позволяла развить больная нога, метнулся вперёд, гриф — в сторону и вверх, но кербер успел ухватить его пастью за шею и прижать крылья к земле передними лапами.

— Г-г-рр! — проворчал он.

Бобел направился к нему, схватил грифа и выдернул по самому лучшему перу из каждого крыла.

— Вот и будущие поплавки, — довольно сказал он.

— Давай по два, — предложил Тотигай, как только его пасть оказалась свободна.

— Хватит по одному, — бросил я в их сторону. — Ему плохо будет летать.

— Какое нам дело? По два! У него ещё много останется. Поплавки на дороге не валяются!

— Не спорь со старшими. Гриф — мой тотем, и его надо жалеть.

— Хрен когда ты верил в тотемы! — нагло заявил Тотигай. — Дёргай по два, Бобел!

— По одному, я сказал!

Бобел поочерёдно посмотрел на нас, определяя, чьи доводы весомее, потом бросил грифа, крепко пнув его под хвост и сопроводив свои действия словами:

— Лети, птичка, ты свободна!

Гриф с клёкотом покатился по земле, забил крыльями, тяжело поднялся в воздух и поспешно полетел прочь, оглашая округу возмущёнными воплями.

— Надо было сразу свернуть ему шею, и не было бы споров, — сказал Тотигай, с грустью глядя вслед своей добыче.

— Даже не думай о таких приёмах, — ответил я. — Для настоящих трофейщиков стервятники священны.

Мы с Бобелом осмотрели труп. Это был незнакомый нам мужик лет пятидесяти, по виду — явный трофейщик. Набил он полный рюкзак в городе, да вот, не дошёл туда, куда собирался.

— Я знаю его, — сказал Генка. — Только не помню, как звали. Но однажды видел его в Субайхе. Он откуда-то с юга нашей территории.

— Вот тебе и меч, — сказал я, указывая на кончик торчащих из-под рюкзака ножен. — Как раз кстати перед Бродяжьим лесом.

— Да это не меч, — возразил Генка, когда Бобел отодвинул в сторону труп и поднял рюкзак. — Казачья шашка.

— Теперь и сам вижу. Посмотрим, что тут ещё у него есть.

Человек умер совсем недавно — три или четыре часа назад, и запах разложения ещё не чувствовался. Ботинок с левой ноги был снят и стоял рядом. Штанина разрезана до самого гульфика, нога страшно опухла и посинела. В том месте, где угадывалась икра, виднелась маленькая ранка, похожая на след от укола стилетом.

— Зелёный скорпион, — сказал Бобел. — Не уберёгся, надо же.

Трофейщик сумел дойти от Бродяжьего леса до корабля, потом лёг и умер. Он знал, что надежды выжить нет, и решил, что лучше умереть в мехране, чем кормить своим телом всякую скользкую ползучую гадость, обитающую в заболоченных низинах. Я и сам предпочёл бы устроить из себя пирушку для стервятников где-нибудь в сухом и чистом месте, глядя напоследок в небо, пусть и чужое, а не валяться оплетённым ползучим вьюнком в душной додхарской чащобе. Рубашка трофейщика мне не подошла бы, да и старая она была, а вот в рюкзаке лежали две новых, как раз в пору. Ещё там нашлась пара ботинок, на размер меньше, чем требовалось Генке, и ему пришлось удовольствоваться ботинками трофейщика, благо они были почти новые. Одежды в рюкзаке было много, и хорошей, но вся она оказалась одного размера — слишком маленькой даже для щуплого Ждана. Вероятно, парень тащил всё это на себе, выполняя чей-то заказ. В самом низу обнаружились три платья для очень толстой женщины и детские вещи. В отдельном свёртке лежали два разобранных охотничьих карабина и сотня патронов к ним.