Загадка Эдгара По - Эндрю Тейлор

Я взял ее за руку, она сделала шажок вперед, встала на цыпочки и поцеловала меня в щеку.

— Что ж, — сказала мисс Карсуолл с улыбкой, видя мое замешательство. — Считайте это процентом по ссуде.

Мисс Карсуолл отвернулась и подождала, когда я открою перед нею дверь. Я стоял в проходе и наблюдал, как она идет к лестнице. Ее бедра покачивались, и это гибкое изящное движение напомнило мне о змее, танцующей под звуки дудочки своего хозяина-индуса, — я видел подобное представление на ярмарке.

Но мы были не одни. В другом конце коридора Софи стояла в дверях комнаты мальчиков, и ее взгляд застыл на моем лице.

65

На следующее утро, в среду, я понял, что на улице заметно потеплело, поскольку содержимое горшка не замерзло, да и лёд на оконном стекле был не таким толстым. В восемь часов меня проводили на конюшню, где меня уже нетерпеливо дожидался грум в двуколке.

Вскоре мы, позвякивая, тащились по дорожке, но движение затрудняли снег и лед. Полил «чудный» непрерывный дождь, природа периодически выплескивала злобу в порывах ветра. Я выгнул шею, чтобы последний раз посмотреть на окна Монкшилл-парк Скорость двуколки увеличилась, как только мы выехали на платную дорогу, но иных причин для радости я не находил. Даже спрятавшись под непромокаемыми плащами, мы все равно промокли, и путешествие оставляло желать лучшего. Грум едва ли произнес хоть слово, отвечая на все мои попытки завести беседу посвистыванием, лишь в редких случаях произнося «да» или «нет». Самой примечательной в его фигуре была шея — толстый ствол, заканчивающийся головой практически такого же диаметра, из-за чего он казался гибридом: от плеч и ниже — мужчина, а выше — рептилия.

Наконец показались шпили и башни Глостера. Заснеженные крыши домов ярко блестели даже в тусклом свете пасмурного дня. Да, сам Град Небесный вряд ли мог приветствовать меня теплее. На Уэстгейт-стрит мы проехали мимо «Фендолл-Хаус» — его строгий современный фасад скрывал от наших глаз ту крошечную комнатку, где разыгралась самая счастливая сцена моей жизни. Дальше я увидел и двери того самого банка, где в ночь после бала мы с Софи обнаружили миссис Джонсон в пьяном оцепенении.

Чем ближе мы подъезжали к Перекрестку, тем больше экипажей становилось на улице. Грум что-то бурчал себе под нос, пока мы ждали, чтобы повернуть на Саутгейт-стрит. Наконец мы въехали во двор «Белл-Инн». Грум, не выпуская поводьев, сидел, глядя прямо перед собой, предоставив мне самому либо искать слугу, либо тащить багаж без посторонней помощи. Я подозвал мальчишку, тот подлетел к двуколке и спустил мои сумки. Рядом с ними стоял большой кожаный саквояж.

— А ну оставь! — рявкнул грум на паренька. — Это мое!

Не желая останавливаться в «Белл», где обычно селились Карсуолл и его слуги, я прошелся пешком до постоялого двора под названием «Черная собака», располагавшегося в начале Нортгейт-стрит. Мой маленький носильщик, спотыкаясь, ковылял за мною. Через несколько минут я уже сидел в комнате и тихонько обсыхал перед камином. После обеда я почувствовал себя много лучше. Да, размышлять о туманном будущем намного легче на полный желудок, чем на пустой.

Чуть позже я обнаружил, что забыл в двуколке сверток с чистой рубашкой. Я быстро зашагал по направлению к «Белл-Инн» в надежде, что грум еще не уехал обратно в Монкшилл. Меня мучило подозрение, что он специально не напомнил мне о рубашке. Двуколка стояла в углу просторного каретного сарая, и сверток лежал на том месте, где я его оставил — под сиденьем, куда я затолкал его от дождя. Сам грум куда-то ушел.

— Нанял лошадь и куда-то уехал, — сообщил мне конюх. — Промокнет по дороге как пить дать! — он сплюнул и широко улыбнулся. — Хотя мрачнее, чем сейчас, он все равно уже не станет. Такая морда — аж молоко рядом киснет!

Ближе к вечеру я пошел в контору пассажирских карет при постоялом дворе «Бутхолл-Инн». Мне повезло, и я купил билет на «Королевскую точность», почтовую карету, совершающую дневной рейс до Лондона. Она отправлялась на следующее утро без четверти шесть и прибывала на Флит-стрит в восемь вечера. Я лег рано, велев разбудить меня в пять утра, уснул беспробудным сном без сновидений и проснулся лишь от повторяющегося стука в дверь.

«Королевская точность» считалась скорой почтовой каретой, поскольку ехала быстро и брала только четырех пассажиров. Мне повезло — мои спутники, как и я, были не расположены к задушевным беседам: тучный фермер, едущий до Нортлича, священник, возвращающийся в колледж Иисуса в Оксфорде, и пожилая дама с поджатыми губами и парой спиц, не знавших отдыха. Остальные пассажиры сменяли друг друга, но мы с дамой с вязаньем ехали до Лондона. Я всю дорогу читал, дремал и смотрел в окно.

Я мысленно прокручивал события последних дней, пока карета скользила по унылому зимнему пейзажу. Меня мучило глубокое, буквально парализующее чувство потери. Впервые я позволил себе задуматься о будущем, но увидел впереди лишь одиночество. Что ж, ничего не поделаешь. По крайней мере, у меня есть работа, говорил я себе, крыша над головой и перспектива не остаться голодным.

Остатки света тьма слизнула задолго до того, как мы подъехали к Лондону. Знакомый смрад и привкус мегаполиса просочился в карету. В тумане поблескивали газовые фонари Уэст-Энда. Мы высадили даму с вязаньем на Пиккадилли, а я позволил «Королевской точности» довезти меня до конечной остановки на Флит-стрит.

На постоялом дворе служащие снимали мой багаж с крыши кареты, как вдруг кто-то постучал меня по плечу. Я повернулся и с удивлением увидел Эдварда Дэнси.

— Как я рад вас видеть! — сказал я. — Как поживаете?

— Отлично, благодарю. Это все ваши вещи?

— Да, — я пребывал в недоумении, поскольку теперь до меня дошла странность ситуации. — А как вы узнали, что я приеду на этой карете?

— Я не был уверен, — ответил Дэнси. — Всего лишь допустил такую возможность, не более.

— Я… я не понимаю.

Дэнси продемонстрировал мне зловещий и мрачный лик Януса.

— Нам нужно поговорить, Том, но не здесь.

Я попросил, чтобы багаж отнесли в контору, и пошел за Дэнси сквозь суматоху вечернего Лондона. Он взял меня под руку и в тумане провел в трактир на одной из улочек, ведущих к Чансери-лейн, где сидели в основном секретари местных адвокатских контор. Я разглядел Дэнси, только когда мы заняли кабинку и стали дожидаться официанта, и тут же поразился, какое же у него бледное, перекошенное лицо. Две вертикальные складки на лбу казались глубже, чем я помнил.

Сидя в кабинке, мы были совершенно изолированы от внешнего мира, откуда долетал лишь приглушенный гул голосов. Несмотря на распиравшее меня любопытство, я для начала быстренько заказал себе бифштекс и кружку пива. Вообще-то я пообедал в дороге вскоре после полудня, но мой желудок все еще жил по расписанию, принятому в особняке мистера Карсуолла.

— А теперь, — сказал я, — объясните, зачем вы пришли меня встретить? Нет, не то чтобы я сожалел об этом, отнюдь, нет ничего приятнее, чем увидеть лицо друга в конце пути.

Дэнси хмуро посмотрел на меня через стол.

— Боюсь, эта встреча не обещает быть приятной.

— Я не понимаю вас.

— Сегодня утром мистер Брэнсби получил письмо. Его доставил один из слуг мистера Карсуолла.

— Из Монкшилл?

Дэнси кивнул.

— А откуда еще? Этот парень скакал всю ночь, а когда добрался до Сток-Ньюингтона, едва держался на ногах. Кстати, именно он и сообщил, что вы едете из Глостера, и даже уточнил, на какой карете, скорее всего, прибудете. Но…

Он замолчал, когда нам принесли напитки.

Мы снова остались одни, и я спросил:

— Письмо доставил грум? Кривоногий парень с крошечной головой на толстой шее?

— Да, а вы его знаете?

— Должно быть, это тот же грум, что привез меня в Глостер прошлым утром.

— Вероятно, — Дэнси сдвинул парик и почесал голову. — Том, мне нелегко говорить вам… Когда мистер Брэнсби прочел письмо, то пришел в ярость и орал так что я слышал его крики в другом конце школы, а потом вызвал меня и дал мне письмо.

Я сидел неподвижно и смотрел на него, я молчал, да и сказать-то было нечего.

— Он — я имею в виду мистера Карсуолла — обвинил вас в халатности, сказал, что, будучи с мальчиками, вы ничему их не учили, а в основном играли, валяли дурака и побуждали детей следовать вашему примеру, — Дэнси поднял руку, не дав мне прервать его рассказ. — Он приписал вам злоупотребление спиртным…

— Мой дорогой Нед…

— Дальше — хуже. По словам Карсуолла, вы делали неприличные предложения дамам, миссис Франт и мисс Карсуолл.

— Чистейшая ложь, — фыркнул я, но мой голос прозвучал фальшиво даже для меня, и я ощутил, как кровь приливает к щекам.

Дэнси невозмутимо взирал на меня пару минут, а потом продолжил: