Разрушение Дьявольского Акра (ЛП) - Риггз Ренсом

— Там, — сказал я, вероятно, слишком громко, но прежде чем мы успели подойти, дверь открылась, и оттуда вышел мужчина. Он был одет как турист — в заляпанные кровью желтые брюки и гавайскую рубашку. Он вытирал руки магазинным полотенцем, когда поднял глаза, увидел нас и замер.

Его глаза были пусты.

— Эй, какого черта…

Горацио схватил меня за руку и грубо притянул к себе.

— Malaaya, eaxl gestealla, — сказал Горацио — приветствие, которого я не понял, но узнал в нем старый странный. — Я нашел его в одной из кухонь.

Остались только я и Горацио; Эмма и Нур спрятались за углом.

Я попыталась изобразить боль и ужас. Тварь расслабилась.

— Я только что накормил их, — сказал он, — но они ненасытны.

Горацио сказал что-то еще по-старому, и оба рассмеялись. Затем Горацио отпустил мою руку и ударил тварь в горло. Он поперхнулся и упал на колени.

— СТОЯТЬ! — услышал я чей-то крик, мы обернулись и увидели, как Нур и Эмму толкают по коридору двое мужчин с пистолетами. Мое сердце бешено забилось.

— Залезайте туда! — крикнул один из мужчин, указывая на дверь грузового отсека. — Сейчас же!

Горацио попытался отыграться. Он сказал что-то сердитое по-старому, а потом добавил по-английски:

— Если только ты не хочешь объяснить Каулу, почему ты скормил дрессировщика пустот самим пустотам!

Это не сработало. Один из мужчин выстрелил в пол. Бежать было некуда, никакой особенной хитрости мы не могли придумать. Ничего не оставалось, как войти в дверь и позволить им запереть нас в грузовом отсеке с пустотами.

Мужчина выстрелил в пол рядом с нами во второй раз, и эта пуля прошла рядом с ногами Нур и заставила ее закричать. Мы все попятились к двери клетки, включая Горацио. Теперь другой человек выстрелил, его пуля пронзила воздух прямо над нашими головами.

Мы отступили в темноту. Мужчины захлопнули дверь и заперли ее. Затем они опустили вторую дверь над клеткой, на этот раз прочную и тяжелую, и в отсеке ни осталось света, когда она захлопнулась.

У меня было такое чувство, будто меня пронзили молнии. Мы слышали, как в глубине трюма шевелятся пустоты. Я проклинал себя за то, что позволил Нуру и Эмме пойти с нами. Теперь они умрут без всякой надобности, когда единственными жертвами могли быть только Горацио и я. И в этот момент я с радостью отдал бы свою жизнь, чтобы избавить мир от всех пустот. Но никакая победа не стоила жизни Нур или Эммы.

Сначала мы почувствовали их запах, и нас захлестнула волна амброзии гнилого мяса. Потом мы услышали, как их зубы хрустят об кости, чавкая и кряхтя, пока они доедали то, что только что принесла им тварь в гавайской рубашке. Потом Эмма зажгла огонь, и мы увидели их всех, сгрудившихся в другом конце огромного грузового отсека. Они сидели на ржавом полу спиной к нам и пировали. Я искал любой возможный выход или лаз, но их не было. Пол представлял собой сплошное железное пространство, а стены — ребристый металл, изгибающийся к высокому потолку. Там не было никаких дверей, кроме той, через которую мы вошли, там вообще ничего не было, кроме нас, пустот и нескольких металлических ящиков, сложенных в углу.

— Джейкоб, — прошептала Нур. — Пожалуйста, скажи мне, что ты придумал, как управлять ими.

— Нет… — сказала я, чувствуя себя испуганным и жалким. — А даже если бы и смог, то только по одно. А тут их…

— Десятки, — прошипела Эмма. Потому что она тоже их видела. Мы все могли их видеть.

— Что же нам теперь делать? — прошептала Нур. — Использовать взрывчатку?

— Она слишком разрушительная, — сказал я. — Мы все умрем.

— Не знаю, есть ли у нас выбор, — сказал Горацио.

А потом одна из них развернулась, уставилась на нас своими черными глазами и выплюнула изо рта полуобглоданную руку. Она учуяла нас. Почувствовала нас. А потом развернулась еще одна пустота, и еще, и вскоре все они уставились на нас, забыв о своем недоеденном шведском столе.

Мы были не просто еще одним аппетитным кусочком. Мы были странными. Наши души были пищей, которые пустоты жаждали больше всего на свете.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

Они направились к нам. Неторопливо, потому что было ясно, что бежать нам некуда.

— Поговори с ними… — сказала Нур, схватив Горацио за локоть.

— Я постараюсь, — сказал он. Он что-то рявкнул им. Пустоты растерянно остановились, словно толпа, ожидающая знака «не подходить». — В лучшем случае я смогу сдерживать их лишь короткое время. Моя власть над ними ничто по сравнению с властью Джейкоба.

— Я же сказал — у меня нет над ними никакой власти! — крикнул я, расстроенный Горацио, но злой на себя. — Я не знаю их языка!

Пустоты странно застонали, потом снова двинулись к нам, медленно и настороженно.

— Твоя связь глубже, чем просто язык, — сказал Горацио. — Если тебе удастся установить её…

Он снова крикнул пустотам, но на этот раз остановились только некоторые.

— Джейкоб, — Эмма повернулась и посмотрела на меня, ее лицо окаменело от страха. — Помнишь, в крепости тварей, когда ты упал в это гнездо из пустот и вылез оттуда, способный управлять всеми сразу?

Я отрицательно покачал головой.

— Это было совсем другое. Нас всех вырубило сонной пылью…

Она погасила одну руку и принялась лихорадочно рыться в кармане.

— Это последняя ее часть — я сохранила ее на крайний случай, — сказала она, выуживая большой палец, наполовину завернутый в хлопок, и протягивая его мне. — Сделай это еще раз. Как и в прошлый раз.

Я колебался.

— Но это было совсем другое. Их слишком много, и нет никакой возможности развеять пыль.

— Есть, — Горацио сунул мне в руку взрывчатку. — Привяжи большой палец к этой связке. После чего повторяй за мной.

Я знал, что он задумал, и это было безумие. Взрывчатка была слишком сильна. Это убьет всех в отесеке, а не усыпит. Но так как у нас не было другого выхода, кроме как ждать смерти, мои руки повиновались. Я взял большой палец у Эммы, связку взрывчатки у Горацио и соединил их вместе бечевкой. Пока я это делал, Горацио кричал на пустот, пытаясь замедлить их. Затем он крикнул мне, вставляя английские фразы между пустотного языка:

— Повторяй за мной!

Я пытался. Он говорил так быстро, используя слова, которые мой разум не узнавал.

— Ты слишком много думаешь! — рявкнул Горацио.

Я закончил привязывать большой палец к взрывчатке, теперь все мое внимание фокусировалось только на одном. Мои слова потекли рекой, стали совпадать с его. Я не понимал, о чем мы говорим, но удвоение моих команд с его, казалось, больше повлияло на пустот, чем тогда, когда говорил только один Горацио.

Крича, он плечом толкнул Эмму, Нур и меня в тесную кучку. Затем он выхватил у меня взрывчатку, вывернул руку и швырнул ее как можно дальше. Я услышал, как сверток отскочил от задней стены и приземлился где-то в противоположном углу.

Теперь пустоты были совсем близко. К нам приближалась целая стая из них, голодных и слюнявых, и только наши с Горацио крики не давали им разорвать нас в клочья. Но я чувствовал, как их воля набирает силу, а воля Горацио начинает угасать.

Нур прижалась ко мне и Эмме.

— Я люблю вас, ребята, — сказала Нур, плача. — Вы были мне как семья. Ладно?

Я выкрикивал гортанные команды во всю глотку. Но я кивнул и крепко обнял ее, а Эмма, которая не могла обнять нас, не поджигая огонь, держала руки подальше, прижимая ее спиной к тесной кучке, которую мы образовали.

— Мы тоже тебя любим, — сказала Эмма. — Это ведь сработает, правда?

— Конечно, это сработает, — сказал я, потому что не хотел, чтобы отчаяние было последним, что они почувствовали перед смертью.

— РУКУ НА ДЕТОНАТОР! — крикнул Горацио между командами на Пустотном.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

Постепенно я начал понимать, о чем он говорит. Не останавливаться, не спать, не возвращаться, но теперь мягко, легко, медленно. А потом, когда он повернулся к нам лицом и прижался к нашей кучке сказал:

— Руки, аккуратно, дайте мне свои руки.

Горацио протянул руку, коснулся руки Эммы и взглядом и кивком сказал ей, что пришло время погасить ее пламя. Она так и сделала, снова погрузив комнату в темноту, и я почувствовал на своей спине одну из ее все еще теплых рук.