Учение древней Церкви о собственности и милостыне - Василий Экземплярский

Изложением учения о милостыне св. Иоанна Златоуста можно было бы закончить обзор учения о милостыне всей восточной древней Церкви, так как вопрос рассмотрен святителем с исчерпывающей полнотой. Но считаем все же нелишним в дополнение к изложенному учению святых отцов восточной Церкви еще сделать краткие замечания о взгляде на милостыню христианских подвижников-монахов. Мы не излагали их учения о собственности, а в связи с этим — о богатстве и бедности, по­тому что общемонашеский взгляд на эти предметы открывается со всей несомненностью из подвижнических уставов. Что же касается взгляда на милостыню, то в аскетической письменности он раскрывается не­сколько иначе, как бы своеобразным путем, сравнительно с постанов­кой вопроса в общецерковном учении. И нам нетрудно понять необходи­мость своеобразной постановки вопроса в аскетической письменности. Дело в том, именно, что учение о милостыне находится в неразрывной связи с учением о собственности, как это мы уже видели. В виду от­рицания иноческими уставами института частной собственности перед монахами и в особенности идейными руководителями иноческой жизни неизбежно возникал вопрос: как же смотреть на долг творить милосты­ню, долг, заповеданный Господом и имеющий, по учению Церкви, все­общее значение? Ответить, что монах свободен от этого долга значило бы стать в противоречие с общецерковным пониманием всеобщности долга творить милостыню. А если стремиться выполнить этот долг в та­кой именно форме, в какой он обычно осуществлялся в мирской жизни, значило отказаться практически от основного принципа иночества — отрицания права частной собственности в монашеском общежитии — и внести в иноческую жизнь великий соблазн оправдывать ссылкой на долг творить милостыню страсть любостяжания, как об этом соблазне ясно говорят подвижнические писания. Вот эта сторона дела, именно согласование всеобщности долга творить милостыню с монашеским обетом отречения от собственности, и представляется, собственно, интересным оттенить в подвижническом учении, так как остальные во­просы о побуждениях к милостыне, свойствах ее и т. д. решаются и в аскетической письменности по существу одинаково с общецерковным взглядом на предмет.

Едва ли будет ошибочно назвать преп. Исаака Сарского наиболее ярким проповедником созерцательного аскетизма. Нельзя более сильно оттенить значение совершенного безмолвия и совершенного отречения от общения с людьми для беседы души с Богом, чем сделано это преп. Исааком. И, однако, в его же наставлениях мы встречаем очень опреде­ленно выраженное указание на всеобщее значение долга творить ми­лостыню; и притом характеризуется значение милостыни буквально со­гласно с учением великого проповедника христианской общественности св. Иоанна Златоуста. «Если имеешь что лишнее для дневной потребно­сти, — советует преп. Исаак, — раздай это нищим и иди с дерзновением приносить молитвы твои, то есть беседуй с Богом, как сын с отцом. Ничто не может так приблизить сердце к Богу, как милостыня, и ничто не про­изводит в душе такой тишины, как произвольная бедность»[934]. «Хочешь ли, — спрашивает авва в другом своем слове, — умом своим быть в обще­нии с Богом, приняв в себя ощущение оного услаждения, не порабощен­ного чувством? Послужи милостыне. Когда внутри тебя обретается она, тогда изображается в тебе оная святая красота, которой уподобляешь­ся Богу. Всеобъемлемость дел милостыни производит в душе общение с Божеством без посредства какого-либо времени к единению со славой светлости»[935]. «Даю же тебе, брат, и сию заповедь: пусть у тебя всегда берет перевес милостыня, пока на самом себе не ощутишь той милосты­ни, какую имеешь ты к миру. Наше милосердие пусть будет зерцалом, чтобы видеть нам в себе самих то подобие и тот истинный образ, какой есть в Божием естестве и в сущности Божией. Сим и подобным сему бу­дем просвещаться для того, чтобы нам с просветленным произволением подвигнуться к житию по Богу. Сердце жестокое и немилосердное никог­да не очистится. Человек милостивый — врач своей души, потому что как бы сильным ветром из внутренности своей он разгоняет омрачение страстей. Это, по евангельскому слову жизни, добрый долг, данный нами взаем Богу»[936]. При этом преп. Исаак характеризует христианскую мило­стыню как выражение доброго настроения благотворителя и ценность ее полагает не в деньгах, которых могло и не быть у монаха, но в том или ином проявлении милосердия. «Когда подаешь, — поучает преп. авва, — подавай с великодушием, с ласковостью на лице, и снабди в большей мере, нежели сколько просил. Ибо сказано: посли хлеб твой на лице воды и не по многом времени найдешь воздаяние[937]. Не отделяй богатого от бедного и не старайся распознавать достойного от недостойного: пусть все люди будут для тебя равны для доброго дела. Ибо сим способом мо­жешь и недостойных привлечь к добру, потому что душа посредством те­лесного скоро привлекается в страх Божий. И Господь разделял трапезу с мытарями и блудницами и не отлучал от себя недостойных, чтобы сим способом всех привлечь в страх Божий, чтобы посредством телесного приблизились к духовному. Поэтому благотворением и честью уравни­вай всех людей, будет ли кто иудей, или неверный, или убийца, тем паче, что и он — брат тебе, одной с тобой природы и не с ведением заблудился от истины. Когда сделаешь кому добро, не жди от него воздаяния; и за то, и за другое вознаградит тебя Бог. А если возможно для тебя, делай добро и не ради будущего воздаяния»[938]. «Если возложишь на душу свою правило нищеты, — говорит преп. Исаак, — и, по благодати Божией, освободишься от попечений, и нищетой своей станешь выше мира, то смотри, не возлюби стяжания по нищелюбию, для подаяния милосты­ни, не ввергни души своей в смятение тем, что будешь брать у одного и давать другому; не уничтожь чести своей подчиненностью людям и, прося у них, не утрать свободы и благородства ума своего в попечении о житейском... Если есть у тебя имение, расточи вдруг. Если же ничего не имеешь, и не желай иметь». «Ибо подавать нищим из собственности своей, одеть нагого, любить ближнего, как себя самого, не обижать, не лгать — это провозглашал и закон ветхий; совершенство же евангель­ского домостроительства повелевает так: от взимающего твоя не истя- зуй, и всякому просящему дай. И должно с радостью терпеть не только отнятие какой-либо вещи и прочее внешнее, но и самую душу полагать за брата. Тот милостивый, а не тот, кто подаянием только оказывает милость брату своему! Но и тот милостив, кто услышит или увидит что- либо, опечаливающее брата его, и возгорится сердцем, а равно и тот, кто, если заушен братом своим, не возымеет столько бесстыдства, чтобы отвечать и опечалить сердце его»[939].

Но если, таким образом, совершать милостыню равно необходимо и для монаха, то возникает практический вопрос: каким образом монах может исполнять этот долг по отречении от собственности? Святые подвижники довольно много занимались этим вопросом в своих наставлениях и как указали истинное понимание этого долга в условиях монашеского строя жизни, так и обличили неправильное или лицемерное представление, по которому ради исполнения долга милостыни можно нарушать обет совер­шенной нестяжательности.

В первом случае отцы-подвижники указывали и оттеняли то, что, с од­ной стороны, величина милостыни не зависит от количества подаваемого, а с другой, что не деньги нужны для того, чтобы милостыня была богоу­годной.

«Испытаем себя, возлюбленные, — советует преп. авва Исайя, — исполняет ли каждый из нас заповеди Господни по силе своей или нет; ибо все мы долг имеем исполнять их по силе нашей: малый — по малости своей, великий — по великости своей. Вметавшие дары свои в сокро- вищехранительницу богаты были, но Господь обрадован был паче бед­ной вдовой ради двух лепт ее, потому что Бог смотрит на произволение наше. Не дадим же места в сердце своем унынию (что не многое можем сделать), чтобы завидование другим не отлучило нас от Бога, но будем исполнять служения свои по бедности своей... Ибо у Него (Господа) нет лицемерия ни к малому, ни к великому, ни к богатому, ни к бедному, но произволения доброго ищет Он, и веры в Него, и исполнения заповедей Его, и любви ко всем»[940]. И ни один монах не беден настолько, чтобы не имел возможности выполнить долг творить милостыню, так как сущ­ность ее — в сердце милующем. «Никто не может сказать, по словам преп. аввы Дорофея, «я нищ, мне не из чего подавать милостыню»; но если ты не можешь дать столько, сколько оные богачи, влагавшие дары свои в сокровищницу, то дай две лепты, подобно оной убогой вдовице, и Бог примет это от тебя лучше, чем дары оных богатых. Если и того не имеешь, имеешь силу и можешь служением оказать милость немощному брату. Не можешь и того? Можешь словом утешить брата своего; итак, окажи ему милосердие словом и услышь сказанное: слово благо паче даяния. Если ты и словом не можешь помочь ему, то можешь, когда огор­чится на тебя брат твой, оказать ему милость и потерпеть ему во время его смущения, видя его искушаемым от общего врага, и вместо того, чтобы сказать ему одно слово и тем более смутить его, промолчать; сим окажешь ему милость, избавляя душу его от врага. Можешь также, когда согрешит перед тобой брат твой, помиловать его и простить грех его... И так ты окажешь милость душе брата твоего... И таким образом, не имея чем оказать милосердие телу, милуешь душу его. А какая милость более той, чтобы помиловать душу? И как душа драгоценнее тела, так и милость, оказанная душе, больше оказанной телу»[941].