Девушка Лаки - Тэми Хоуг

Он трус. Ему было страшно вновь испытать нормальные человеческие чувства. Страшно подпустить Серену слишком близко к себе, страшно позволить ей заглянуть ему в душу, потому что одному богу известно, что она может там увидеть. Впрочем, в душу она ему все-таки заглянула и увидела все, что там было, – и плохое, и хорошее, – и это не отпугнуло ее. Она его любит.

Какой же он глупец, что отказался от такой женщины! Ведь только глупец мог навлечь на себя такие страдания.

Глупец, который оттолкнул от себя любимую женщину – якобы из благородных побуждений. Испуганный глупец, которого страшила сама мысль о любви. Глупец, которому нечего было ей предложить, кроме самого себя, потому что вся его жизнь была лишь голым существованием.

И что теперь?

Лаки долго смотрел на лежащую на полу картину. Бывшую картину, потому что холст смялся и теперь валялся на полу бесформенной кучей. Как ему поступить? Выбросить испорченное полотно или все же попытаться его восстановить? Вновь натянуть холст на подрамник и начать все заново?

Ответ сам собой родился в его голове, и в следующий миг на него снизошло умиротворение.

Если Серена заслуживает лучшего мужчину, чем он, что ему мешает стать лучше? Если он ничего не способен ей предложить, что мешает ему изменить себя? Потому что если он перед собой честен, то должен признать: жизни без нее он для себя не видит. Зачем превращать себя в заложника прошлого? В этакого вечного мученика? Может, хватит страданий? Прошлое отняло у него многое – молодость, надежды, семью. Так стоит ли приносить ему в жертву еще и Серену?

Не пора ли оставить старое позади и попытаться сделать первый шаг в будущее? Разумеется, путь ему предстоит долгий, прежде чем он вновь научится радоваться жизни. Но если не сделать этого первого шага, ничего не изменится, все останется по-прежнему. Но нужна ли ему такая жизнь? Стоит ли она того, чтобы так жить дальше?

Лаки медленно протянул руку за испорченным холстом и рывком встал на ноги.

Глава 21

Стоя на тротуаре, Серена разглядывала табличку на черной лакированной двери. «Галерея РИЧАРД» было выведено золотыми буквами на черном фоне. Старое трехэтажное здание из кирпича приютилось среди ему подобных, не единожды заботливо восстановленных за долгую их историю. Окна были забраны изысканными коваными решетками, за которыми алыми огоньками герани пестрели цветочные ящики. По стенам вился темно-зеленый плющ. На крыльце соседнего дома сидел какой-то человек и играл на саксофоне. Чуть дальше местные жители и туристы занимали столики в уличном кафе, собираясь поужинать. По улице проехала запряженная осликом повозка; возница с воодушевлением рассказывал пассажирам историю квартала. В общем, это был типичный нью-орлеанский летний вечер.

Номер дома соответствовал адресу во Французском квартале, что был указан в приглашении, которое она держала в руках. Тем не менее Серена замешкалась. Прошло четыре месяца с тех пор, как она видела Лаки в последний раз. До настоящего времени он не предпринял ни единой попытки связаться с ней, да и полученное приглашение посетить галерею вряд ли можно истолковать как личное. Судя по всему, ее просто включили в общий список тех, кому эти приглашения следует разослать. Весьма лестно.

Мимо нее прошла стайка туристов. Весело обмениваясь впечатлениями, они просто обошли ее с двух сторон, как вода огибает встретившийся ей на пути камень. Серена даже не сдвинулась с места. Она в очередной раз посмотрела на приглашение, как будто хотела вернуть ощущение, которое испытала, когда впервые вскрыла конверт, – радость, к которой примешивались нотки горечи. Ей было приятно осознавать, что Лаки сделал важный шаг, что он попытался направить свою жизнь в нормальное русло. И вместе с тем ей было горько оттого, что ее в эту свою новую жизнь он так и не включил.

Наверно, любовь к нему все еще таится в ее сердце. Она постепенно привыкла к жизни, в которой его нет, но чтобы совсем забыть? Такого, видимо, никогда не будет. Тем более что она носит под сердцем его ребенка.

Серена прикусила губу и посмотрела на дверь галереи. Весь путь до Нью-Орлеана она твердила себе, что едет туда исключительно ради Лаки, чтобы оказать ему моральную поддержку. Однако истина состояла в ином: она жаждала встречи с ним. Ей было интересно встретиться с ним на нейтральной территории, тем более что у нее есть для него известие. Она внушала себе, что просто сообщит ему, что он станет отцом, но при этом ничего не потребует. Она будет олицетворением самообладания и спокойствия, а затем, возможно, упадет в обморок.

– Так вы будете заходить внутрь или решили ограничиться изучением двери?

Услышав мужской голос, Серена вздрогнула от неожиданности, но, обернувшись, поняла, что это Дэвид Фаррелл. Дэвид настоял на том, чтобы сопровождать ее в поездке в Нью-Орлеан. Вот и сейчас этот симпатичный блондин смотрел на нее с доброй улыбкой и симпатией.

Серена познакомилась с Дэвидом и еще одним практикующим психологом из Лафайетта недавно, и они быстро подружились. Дэвид был прост в общении, хорошо понимал окружающих людей и обладал потрясающей интуицией. Уже после нескольких дней знакомства он завоевал доверие Серены, что было совершенно на нее не похоже. Уравновешенный и надежный, он умел располагать к себе людей, что в немалой степени способствовало его профессиональному росту, успеху и личной притягательности. В глазах незамужних женщин Лафайетта он был идеальной кандидатурой на роль мужа.

Дэвид настоял на том, что довезет ее в Нью-Орлеан и морально поддержит. И вот теперь он стоял рядом с ней, засунув руки в карманы брюк, и терпеливо дожидался ответа.

– Да, мы войдем внутрь, – наконец ответила она. – Я просто хотела убедиться, что это та самая галерея, только и всего.

Дэвид удивленно поднял брови и пробормотал нечто невнятное.

– Приберегите это для ваших пациентов, доктор Фаррелл, – сухо заметила Серена и вошла.

В галерее было чуть прохладно и светло. Белые стены служили хорошим фоном для картин, на которые искусно была направлена подсветка. Деревянные полы зала были отполированы до блеска. Зрителей собралось изрядное количество. Присутствующие восхищались живописными работами Лаки, оживленно переговаривались, попивали белое вино из высоких бокалов, закусывая бутербродиками-канапе. Из скрытых динамиков лились приглушенные звуки каджунской музыки.

Серена поймала себя на том, что скучает по дикому болотистому краю, и даже улыбнулась этой мысли. Сейчас она ведет ту же жизнь, что когда-то в Чарльстоне, и вдруг оказывается, ей не хватает галереи старого дома в Шансон-дю-Терр. Она тосковала по добродушной перебранке Гиффорда и Пеппера, по мелодии тустепа из старого радиоприемника.

Она плохо представляла себе Лаки в стенах модной галереи. Он слишком велик для них, слишком силен, слишком необуздан. Она начала пробираться сквозь толпу, ожидая, что увидит его в камуфляжных штанах и без рубашки.

– А он весьма талантлив, – прозвучал у нее за плечом голос Дэвида.

Они остановились возле пейзажа, изображавшего болотный край в лучах заходящего солнца. Серена посмотрела на картину и вспомнила тот день, когда они с Лаки занимались любовью рядом с его мольбертом.

– Верно, – согласилась она. – Он очень талантлив. Я рада, что он наконец сам это понял.

– Похоже, сегодня вечером это стало понятно многим людям. Мне кажется, в один прекрасный день этот ваш мистер Дюсе станет богатым человеком. Вы еще не виделись с ним?

– Пока нет.

– Хорошо, – сказал Дэвид и взял бокал вина с подноса проходившего мимо официанта. – Если что, шепните мне одно лишь слово, и я тут же растворюсь в толпе.

Внезапно Серена застыла на месте. Она была готова поклясться, что почувствовала на себе взгляд Лаки. Ощущение было такое, будто по ней ударил мощный луч прожектора. Она медленно обернулась. Их взгляды встретились, и у нее перехватило дыхание. Лаки посмотрел на нее так, будто она была последней женщиной на земле. Оставив без внимания двух владельцев галереи, с которыми до этого разговаривал, он решительно направился в ее сторону. Стоило ей увидеть, как он приближается к ней, как голова тотчас пошла кругом. Лаки двигался с грацией огромной дикой кошки, которой опасливо сторонятся даже наивные горожане.

Серена усилием воли подавила в себе желание броситься ему на шею. Вместо этого она криво улыбнулась ему и сказала:

– Боже, тебя заставили надеть рубашку. Небывалое зрелище.

Лаки нахмурился и потрогал галстук. Кстати, узел он уже успел расслабить. Сегодня каджун выглядел просто потрясающе: в бежевых льняных брюках, белой рубашке и коричневом шелковом галстуке. У него были все те же непокорные длинные волосы, но вместо простецкого шнурка сегодня они были перехвачены более приличной на вид узкой полоской кожи. Глядя на него, Серена испытала давно забытое волнение, хотя и была не вполне уверена в том, что видит перед собой прежнего Лаки. Сказать по правде, она бы предпочла, чтобы он предстал перед ней в своем повседневном наряде: футболке и камуфляжных штанах.