Сброшенный корсет - Сюзан Кубелка

В этот момент свершилось чудо, которое предрекли карты из Марселя.

Открылась дверь, и в комнату, шелестя темно-синим дорожным платьем, вошла Эрмина. На голове у нее была шляпа с плотной, для защиты от дорожной пыли, вуалью, на ногах — дорожные туфли… Куда она собралась? В таком виде? В такое время?

— Дитя мое, — удивленно воскликнула она, — в честь кого ты сейчас пьешь?

— В честь нашей императрицы.

— Почему именно за нее? — спросила она в тревоге.

— Просто так.

— Ты еще никогда этого не делала.

— Нет.

— Нет — это не ответ. — Эрмина села рядом со мной на скамью. — Воспитанные люди отвечают целым предложением. Я ничего не понимаю. Ты три дня была со мной так мила, мне даже стало как-то не по себе, и вдруг — полная противоположность, ты становишься дерзкой.

Я моментально схватила ее руку и поцеловала.

— Нет, это никогда не повторится. Вы самый дорогой для меня человек на всем белом свете.

— Спасибо. Но послушай меня. Есть новость. Я покидаю тебя на несколько дней и уезжаю к своему брату Фрицу.

Она взяла меня за обе руки и торжественно произнесла:

— Я еду по твоему делу. А сейчас хочу поговорить с тобой как со взрослым человеком. Ты помнишь, твоя тетушка написала письмо твоему отцу, не хочет ли он дать тебе хотя бы небольшое приданое? Вчера пришел ответ из конторы, что тебе не причитается ни одного крейцера, абсолютно ничего! И чем больше я думаю об этом деле, о залоге в Леопольдштадт, тем глубже осознаю, что твоя тетушка права. И я решилась, надо что-то делать… Даже если это не касается меня лично… Твои вечные расспросы о Маргите, о всяких там секретах… Ты не разбираешься в таких вопросах, и никто тебе ничего не скажет, и так будет продолжаться очень долго. Все это нелегко…

— Мне кажется, я кое о чем уже догадалась.

— Ну и отлично. Но держи это при себе. Когда я вернусь, то, может быть, сообщу тебе что-то очень важное — так, видно, угодно Богу, — она выпустила мои руки из своих и порылась в своем черном дорожном бауле. — Вчера я послала телеграмму моему брату, а сегодня утром уже получила ответ от него. Я прочту тебе: ТВОЕ ПРИСУТСТВИЕ КРАЙНЕ ЖЕЛАТЕЛЬНО! ОЖИДАЮ ТЕБЯ СЕГОДНЯ ВЕЧЕРОМ. ВСЕ РАСХОДЫ БЕРУ НА СЕБЯ! ЦЕЛУЮ РУЧКИ! Ну, что ты думаешь по этому поводу, моя дорогая Минка? Как ты — справишься тут одна, без меня?

— Конечно. Но мы еще никогда не расставались.

— Да… Даже как-то не по себе становится. — Она схватила мой бокал с вином. — Ты позволишь? О! Какое сказочное вино! Совсем не кислое! Я выпью! — Что она и сделала. Затем бережно сложила телеграмму и положила ее назад. — Обещаешь, что будешь вести себя, как всегда? Отдыхать, учить английский, и не забудь: руки, ноги, локти, колени! Каждый день перед сном тщательно смазывай кремом. И утром тоже! Чтобы к моему возвращению кожа не была похожа на наждачную бумагу. У благородной дамы всегда должны быть гладкие локотки и колени. Но самое важное, Минка, вот что: не прыгай на лошади слишком высоко, не подвергай себя риску. Если устанешь, сразу же прекращай. Все сокровища Рагузы не стоят твоей жизни. Не изнуряй себя на тренировках. Ты обещаешь?

— Конечно!

— Ну, молодец! А сейчас представь себе, я совершаю путешествие, совсем как феодалы в старину. Бургомистр откомандировал мне своего лучшего кучера, Польта. Мне дали двухместную французскую пролетку, новенькую, только что из мастерской, и представляешь, ослепительно-синего цвета! И двух великолепных вороных. Как говорит кучер, бегут, словно заведенные. Воображаю, у Фрица глаза на лоб полезут, когда увидит меня, такую элегантную… Ну, а теперь, дитя мое, пора! Ты проводишь меня до ворот попрощаться?

— Я от всей души благодарю вас, вы так много хлопочете обо мне!

— Это мой долг, — сказала Эрмина и поцеловала меня в лоб. Мы поднялись и, взявшись за руки, вышли за ворота. Сердце у меня колотилось от волнения. Я помахала рукой вслед удалявшейся синей коляске, в которой Эрмина — с двумя чемоданами, коробками для платьев и шляп — отправлялась в замок своего брата в Нижней Австрии.

Моей наставницей стала тетушка Юлиана. Она не была навязчивой.

— Видишь, как пошло дело, — сказал она радостно. — Я ее довела… до самой точки, сейчас ее наконец проняло, и она стала действовать.

Затем она отклонила предложение принцессы поселиться в моей комнате.

— Боюсь, что у меня начинается грипп, — извинилась она, — не хочу рисковать. Тогда Минка, не дай Бог, заболеет, не сможет тренироваться и проиграет 18 августа. Да что может случиться? Комнату я на ночь запру, как обычно, а днем буду следить, чтобы ничего не произошло.

Она отправилась вместе со мной в манеж, внимательно наблюдала за моими прыжками, очень хвалила меня, а потом мы вернулись домой.

— Одного не могу понять, — сказала она, когда мы вошли в гостиницу. — Ты совсем не смотрела на Габора. Вы что, поссорились?

— Немного.

— А почему? Вы же так ладили друг с другом… Прости. Если хочешь, не отвечай, а сейчас иди переоденься, душа моя. Увидимся позже.

Моя тетя была права. Я чувствовала себя уязвленной.

До самого последнего момента я надеялась, что Габор подойдет ко мне и скажет, что с удовольствием откажется от своих венгров и отпразднует день рождения со мной.

Но он этого не сказал.

Впрочем, в присутствии генерала ему было бы нелегко это сделать. Однако и в своих письмах он ничего не написал. Как обычно, они меня ждали, спрятанные под пальмой, но о дне рождения — ни слова! Впервые в жизни я испытывала муки любви.

Я узнала, что это такое — оборотная сторона страсти. Когда все хорошо, день и ночь ты пребываешь в эйфории. Но если что-нибудь не так, силы покидают тебя. Как загипнотизированный, смотришь в одну точку, мысленно разговариваешь сам с собой — ужасное состояние, близкое к помешательству.

Но я испытывала и гордость. Не вечно же мне страдать: ведь я состою в родстве с императрицей.

Кроме того, Габор покажет свою необузданность на венгерской пирушке. И на этом все будет кончено. Он получит назад свое кольцо, и я снова свободна! Но для чего мне эта свобода? Для жизни в пансионате? Какое уж тут веселье?

Раздираемая самыми противоречивыми мыслями, я пошла на кухню и попросила стакан лимонада. Выпив его, я заметила догонявшего меня в вестибюле посыльного, паренька по имени Карл. В руках у него была охапка зеленых веток, которые почти скрывали лицо.

— Добрый день, милостивая госпожа, — громко крикнул он и молодецкой походкой двинулся по направлению к особым апартаментам под номером 3.

— Здравствуй, Карл, что это ты тащишь на себе? — спросила я с любопытством.