Крепкие узы. Как жили, любили и работали крепостные крестьяне в России - Ника Марш

землевладельцы, использовавшие дармовой труд, с момента «воли» для крепостных лишались бы солидной части своего дохода. Уже упомянутый Иван Якушкин вспоминал, как пытался поговорить об этом с дядей. Тот выслушал его «с каким-то скорбным чувством», но был уверен, что племянник сошел с ума.

Хирург Николай Пирогов записал в своем дневнике, как было взбудоражено общество перед публикацией манифеста. В 1860 году он оказался в Твери (у хирурга было имение в губернии) и побывал у местного предводителя дворянства. Там уже находились полсотни человек, и все буквально бурлило от их возмущения. А в Петербурге, по его словам, выходило еще хуже – наиболее консервативные стращали остальных реками крови, которые непременно прольются:

«Вечером в тот же день приходит ко мне доктор Шульц… человек довольно сметливый. “Ну, – говорит он мне, – все уверены, что в России должна быть революция; при этом государе, опытные люди полагают, она еще не вспыхнет, но после него непременно”».

«Государство рухнет без крепостных» – такая точка зрения звучала достаточно часто. Встречались и сторонники теории заговора: что идеи вольности приходят извне, с намерением ослабить Россию. Тому же Пирогову об этом рассказывал бессарабский губернатор.

При Александре I всеобщей воли объявлено не было, как не появилась и Конституция, многократно обещанная и долго обсуждаемая. Окончательное решение крестьянского вопроса не произошло и при Николае I. Комиссии создавались и прекращали работу, и единой позиции выработать так и не получилось. Но один шаг сделать все-таки удалось – император своим указом от 2 мая 1833 года запретил продавать крестьян с публичных торгов и отбирать у них землю, нельзя было и разбивать семьи (одной семьей считались родители с неженатыми детьми, а также их сестры или братья при отсутствии собственных родителей).

Освобождение крестьян всякий раз натыкалось на множество сложных вопросов: воля – кому? Всем или только отдельным категориям крепостных? Можно ли ограничиться полумерами, вроде разрешения приобретать землю или другую собственность, не спрашивая у помещика? Можно ли ввести компромиссный режим, при котором крепостные останутся во владении своих прежних хозяев, но получат больше прав распоряжаться своей судьбой? Если давать волю, то как обеспечить желающих землей? И нужно ли это делать? А если нет – не превратится ли изрядная доля занятых на работе людей в бродяг и разбойников? Дискуссии велись ожесточенные. Вносили предложение об отмене в несколько этапов, лет за 12. Минимум за 8.

Константин Дмитриевич Кавелин в 1855 году составил «Записку об освобождении крестьян» и предлагал мягкий переход к воле – да, крестьяне становятся свободными, с землей, но обязаны расплачиваться за наделы в течение тридцати семи лет.

Декорации сменились. При Николае действовал «Секретный комитет», который не смог добиться внятного единого решения, при его сыне Александре II этим вопросом занимались люди принципиально иных взглядов. В январе 1857 года утвердили новый Секретный комитет, а также предложили открывать губернские комитеты, которые вносили бы свои поправки. Фактически империя признала – отмена крепостного права это всего лишь вопрос времени. Решение непременно будет, вопрос лишь в том, в какой форме.

«Давно ожидаемое сбывается, – писал Иван Тургенев Льву Толстому 17 января 1858 года, – и я счастлив, что дожил до этого времени».

Но заметная часть дворянства испытывала страх и непонимание. По сути, ее обещали принудительно лишить частной собственности. Это было наступление на права, оформленные по всем законам больше сотни лет назад. Многие понимали, что вольнонаемных работников в том же объеме, которые трудились на них при крепостном праве, обеспечить попросту не смогут. На это требовались изрядные свободные капиталы, и не у каждого они были. Серьезнее всех пострадали бы мелкопоместные дворяне, для которых и «бесплатное» содержание крестьян обходилось в копеечку.

Как раз по этой причине председатель Тверского губернского комитета Алексей Унковский предлагал свободу с оговорками: освобождение крепостных следовало производить при участии государства. Оно, дав волю, было обязано уплатить помещикам за каждую «душу». А если к воле прилагалась земля, то за нее должен был платить сам крестьянин. Таким образом, рассуждал Унковский, помещичьи хозяйства не постигло бы разорение, а, напротив, их удалось бы аккуратно перевести на новый, капиталистический лад.

Однако Унковского не только не поддержали, но и осудили. Вскоре он лишился своего поста в комитете и был отправлен в ссылку в Вятку. Спустя полгода ему удалось добиться отмены наказания и переехать в Москву.

Если крестьянин выйдет на волю с землей – сколько этой земли он должен получить? Губернские комитеты бились над этим вопросом. Если землю следует выкупать – какова стоимость? Можно ли уравнять плодородные земли с более скупыми на урожай? А если нет, то как рассчитывать эту разницу? И да, будет ли это владение вечным или на какой-то срок? Развернувшаяся дискуссия стала всеобщей головной болью.

Безвозмездно отдать землю в пользование крестьянам – значило обанкротить помещиков. Налаженные хозяйства просто перестали бы существовать, а вот развитие новых было под вопросом. Получится ли у нового владельца добиться хорошего дохода? Не начнет ли он, без контроля со стороны, просто продавать землю? Даже революционно настроенный Николай Огарев соглашался, что применение безвозмездного порядка невозможно.

Разумеется, само крестьянство желало бы получить свободу и землю, ничего не уплачивая за нее. И ожидания – в этой среде – были именно такими.

Чтобы учесть все пожелания, была создана Редакционная комиссия под руководством генерала Якова Ростовцева. В августе 1859 года представителей губернских комитетов вызвали для обсуждения. Затем состоялось еще одно, в феврале. Позиция самого Ростовцева была очень взвешенной: «Человек человеку принадлежать не должен». Но работа над проектом реформы так вымотала его, что 6 февраля 1860 года Якова Ивановича не стало. Он буквально сгорел от перенапряжения. Когда манифест был оглашен, семья Ростовцева, по заслугам главы семьи, получила право на графское достоинство.

35 печатных томов, 82 проекта губернских комитетов – к октябрю 1860 года проект получил окончательные очертания. Император Александр II в январе 1861 года потребовал завершить работу в кратчайшие сроки. 19 февраля манифест был подписан. Его обнародовали 5 марта, в Прощеное воскресенье. Текст читали в церквях, а лично император сделал это в Михайловском манеже.

«Божею милостию Мы, Александр II, император и самодержец всероссийский, царь польский, великий князь финляндский, и прочая, и прочая, и прочая. Объявляем всем нашим верноподданным.

Божиим провидением и священным законом престолонаследия быв призваны на прародительский всероссийский престол, в соответствие сему призванию мы положили в сердце своем обет обнимать нашею царской любовию и попечением всех наших верноподданных всякого звания и состояния, от благородно владеющего мечом на защиту Отечества до скромно работающего ремесленным орудием, от проходящего высшую службу государственную до проводящего на поле борозду сохою или плугом.

Вникая в положение званий и состояний в составе государства, мы усмотрели, что государственное законодательство, деятельно благоустрояя высшие и средние сословия, определяя их обязанности, права и преимущества, не достигло равномерной деятельности