Жестокая схватка - Фридрих Незнанский

Наконец кино закончилось, и Виталий вздохнул с облегчением.

— Может быть, сейчас сходим в кафе-мороженое? — предложил он.

Наташа отрицательно покачала головой:

— Не могу. Обещала родителям, что буду дома в девять.

— Может быть, тогда возьмем по эскимо?

— Давай, — обрадовалась Наташа. — Только я больше люблю «Лакомку».

— Возьмем «Лакомку», — щедро предложил Виталий.

По дороге говорила преимущественно Наташа. О школьных учителях, о том, как она ненавидит Зинку из параллельного класса.

— Она считает, что она самая блатная!

— Эка невидаль, — презрительно бросил Виталий. — А ты зато самая красивая.

Наташа остановилась и внимательно посмотрела на него:

— Ты правда так считаешь?

— Еще бы!

— И я тебя нравлюсь?

Виталий сглотнул.

— Очень нравишься, — хрипло ответил он. — Очень, очень сильно. Правда.

— И ты хочешь со мной гулять?

Виталий понял, что он охрип окончательно, и просто кивнул. Кивок этот, правда, получился очень энергичным.

В воздухе повисла пауза.

— А ты согласишься со мной гулять?

Наташа минутку подумала:

— Только мне обязательно надо будет познакомить тебя с родителями. Знаешь что? Приходи к нам в гости. Завтра, на обед. Я предупрежу маму, и она испечет пирожки.

— Приду, — пообещал Виталий. — Только дай мне твой номер телефона. Чтобы я мог тебе позвонить.

— Давай тетрадку, я тебе запишу.

Наташа взяла у него из рук одну из тетрадей и открыла на последней странице.

Там было записано стихотворение под незамысловатым названием «Стихотворение, посвященное девчонке с прекрасными голубыми глазами».

— Ой, а это что такое? — удивилась Наташа. — Стихотворение? Ты пишешь стихи?

Виталий покраснел.

— Ну-у, в общем, я написал тут немного стихов. Хочешь, возьми почитай.

— А что это за девчонка? — улыбаясь, спросила Наташа.

— Ну-у, почитай, поймешь.

— Обязательно почитаю, спасибо. Я очень люблю стихи. — Она оторвала маленький кусок бумаги. — Давай я тебе телефон здесь напишу и адрес.

Она протянула листок Виталию и быстро поцеловала его в щеку.

— Ну ладно, я побежала. Спасибо, что проводил!

Виталик недоуменно посмотрел по сторонам.

— А ты разве здесь живешь?

— Нет, мне отсюда еще пятнадцать минут пешком.

— Так давай я провожу тебя до дома.

— Спасибо, я дойду. У нас там район опасный. Хулиганы.

«Да я сам хулиган», — хотел было сказать Виталик, но промолчал.

Вместо этого он сказал:

— Плевать я хотел на всех хулиганов!

Неподалеку от Наташиного дома, на детской площадке, расположилась группа подростков. Они бренчали на гитаре и что-то пили из бутылки.

Виталий машинально сосчитал возможных противников. Их оказалось девять человек.

«Нехило», — подумал он.

Они вошли в подъезд, поднялись на четвертый этаж.

— Ну вот теперь ты знаешь, где я живу, — сказала Наташа. — Нормально доберешься?

Вместо ответа Виталий взял ее за плечи и поцеловал в губы. Когда он оторвался, Наташа смотрела на него расширившимися глазами.

— Извини, — сказал Виталий. — Я не должен был этого делать. Просто…

— Что?

— Просто мне кажется, что я в тебя очень влюбился. Понимаешь, по-настоящему…

Наташины глаза засияли.

— Мне кажется, что я тоже… — Она открыла дверь и вошла в квартиру. — А теперь иди. И будь аккуратней.

Дверь давно закрылась, а Королев все еще стоял, ощущая на губах вкус поцелуя.

— Она тоже меня любит, — тихо произнес вслух Виталик. — Она тоже меня любит.

Повторяя эту фразу, он начал спускаться по лестнице. Но чем ниже он спускался, тем больше его мысли занимала расположившаяся на детской площадке компания. Там было темно, но фонарь на столбе освещал часть двора.

Меньше всего Виталию сейчас хотелось драться. Он ни капли не боялся, хотя прекрасно отдавал себе отчет в том, чем закончится эта схватка.

В своей жизни Виталий дрался много. И драться он умел. Бывало, что и его избивали несколько человек. Один раз в драке с пацанами из соседней деревни ему даже сломали руку.

Виталий улыбнулся, вспомнив, что после этого он два месяца ходил по деревне в гипсе, словно герой.

«Пробьемся, — подумал Виталий, выходя во двор. — Не на того напали».

Виталий закурил папиросу, сунул ее в уголок рта и, не торопясь, пошел по дороге. Когда до детской площадки оставалось метров тридцать, треньканье прекратилось.

«Хорошо, если у них цепи нет, — подумал Виталик. — Не должно быть, они же не готовились к драке. Просто сидят, культурно отдыхают».

Детская площадка находилась от него по левую руку, за ней был какой-то дощатый забор с большой дырой посредине.

«Главное, если кинутся, не попасть туда, — думал Виталий. — Они начнут меня оттеснять именно к этому забору. Если попаду внутрь, то точно крышка. Черт, почему я не взял с собою нож!»

Нож у него был классный, выкидной, с кнопкой на рукоятке. Его когда-то подарил Виталику двоюродный брат Генка, когда две недели гостил у них в Тучкове. Генка был старше Виталика на семь лет и жил далеко в Сибири, в Иркутской области.

— На, — сказал ему Генка перед отъездом. — Это тебе на память. На память и для самозащиты. Носи всегда при себе и от любых гадов сумеешь отбиться. Но только помни одно главное правило: если видишь, что можешь справиться без ножа, не доставай. А вот если достанешь, тогда бей. С ножом по-другому нельзя, иначе он против тебя обернется.

Почему же он сегодня не взял его?

На детской площадке началось какое-то движение.

Виталий увидел, как там поднялись четверо и вразвалочку двинулись ему наперерез. Еще четверо стали обходить его сзади.

«Значит, там остался один, — подумал Виталик. — Основной. Этот подойдет после того, как меня отрежут. Надо будет в первую очередь постараться вырубить его. Если вдруг получится, то считай, что полдела сделано».

Виталий остановился.

Четверка впереди тоже остановилась неподалеку от него. Сзади шаги тоже прекратились. Виталий равнодушно оглядел стоящих впереди, про себя отметив, что этих четверых он вполне мог бы вырубить и в одиночку. Обернулся. А с этими будет посложнее. Трое так себе, а вот четвертый здоровенный амбал.

«На Маяка похож, — подумал Виталик. — Сколько ни бей по роже, все по фигу».

Маяком звали его приятеля из Тучкова, дома у которого друзья постоянно зависали. Круглую ночь на втором этаже у него горел огонь, за что Маяк и получил свою кличку. Больше всего он был знаменит тем, что каждый раз, напиваясь самогона, предлагал любому с трех раз его вырубить. Насколько было известно Виталию, это не получилось ни у кого. А вот кончил Маяк плохо. Подсел на «винт», потом на героин. А потом умер.

«И было ему тогда семнадцать лет, — подумал Виталик. — Тогда казалось много, а мне самому скоро семнадцать будет».

Он снова посмотрел в сторону детской площадки. К нему приближалась еще одна фигура.

«Тоже здоровый, — подумал Виталий. — И наверняка при кастете».

«Основной» приблизился и остановился в двух метрах. Теперь, при свете фонаря, Виталий мог хорошо разглядеть его лицо.

Парень был выше его примерно на полголовы, на лице презрительная усмешка.

— Что же это с нами не здороваются? — поинтересовался он у своих. — Нам это обидно. — Он перевел взгляд на Виталия. — Здороваться полагается, когда в чужое место приходишь.

Отступать было некуда.

— Это тебя уркаганы так разговаривать научили, когда ты у них шестерил? — улыбаясь, спросил Виталий. — Или, может, подслушал где? Сам-то на блатного не тянешь.

— Сявка вякает? — делано удивился парень, по-прежнему обращаясь к своим. — Ты что же, сявка, вякаешь?

— А мы нагнем его раком, — заржал кто-то сзади, — и будет все пучком.

Остальные тоже заржали.

— Раком тебя нагибать будут, — не оборачиваясь, парировал Виталий. — Когда в камере парашу зубной щеткой драить будешь.

Смех прекратился.

— Слушай, Метис, чего мы с ним телимся? — снова прозвучал тот же голос.

И все заговорили одновременно:

— Отмудохать его надо.

— Дерьмо жрать заставим.

— Тихо! — прикрикнул Метис.

Гомон стих.

— Мы же не шпана какая-нибудь. Дадим человеку возможность извиниться. Мы уважаем смелых пацанов. И всегда рады гостям. — Он сделал паузу. — Мы только хамов не уважаем. Не уважаем и не любим.

Прекратив речь, он выжидающе посмотрел на Виталия.

Виталий выдержал его взгляд спокойно.

— Ну так как, мы желаем извиняться?

— А мы перед мудаками не извиняемся, — ответил Виталий. — И хамов тоже не уважаем и не любим.

Метис усмехнулся и медленно отвернулся.

«Сейчас кинется и ударит», — мелькнуло в голове Королева.