Лев - Ксения Черногорская

беру сумочку и принимаюсь закидывать туда телефон и договора, которые хочу взять на дом.

Машка, тем временем, возвращается в кабинет. Одна.

Заговорщицки улыбаясь, подбегает ко мне. Едва не подпрыгивает от распирающих её чувств.

— Что он там, — хмуро спрашиваю я, — в любви тебе признался?

— Нет, — качает головой она. — Он спросил, чего ты любишь.

— Не поняла, — замираю я.

— Ну, я сказала, что "рафаэлки", конфетки "Стэп", что ты вообще — сладкоежка.

Закатываю глаза и, надув щёки, медленно выдыхаю. Смотрю на неё.

— Маш, ты дура, что ли?

— Что ты обзываешься-то? — обижается она. — Я вообще-то для тебя стараюсь!

— Не надо для меня стараться так! — возмущаюсь я. — Мне не нужно ничего от него!

— Сама ты дура, Олесь. — Машка проходит к своему столу, падает в кресло и скрещивает на груди руки. — Офигенский мужик вообще… Красивый, ухоженный, пахнет приятно. Сильный, большой, высокий… Богатый! А ты чего? Тоже мне… цаца… Ты думаешь, такие, как он, часто за такими, как мы, бегают?

— А мне не надо, — холодно говорю я, — чтобы это быдло хамоватое за мной бегало. Мне надо, чтобы он сюда не заявлялся вообще и не мешал мне работать. Меня трясёт аж, Маш. И в таком состоянии я клиентам звонить точно не стану.

— Ты кроме как о клиентах, думать о чём-нибудь можешь вообще? Ты когда целовалась-то последний раз? В клубе танцевальном была? В ресторан с мужчиной ходила? Незамужняя девчонка, молодая, яркая. А ведёшь себя так, будто на пенсию уже вышла. Ты бы тут ещё носки вязать стала спицами.

— Маш, я что-то не поняла… — тоже скрещиваю руки на груди. — Ты давно в свахи записалась? Если тебе нравится этот… Лев, то — вперёд. Думаю, вы с ним поладите.

— Я бы с радостью… — щуря глаза, тихо говорит она. — Да он только на тебя смотрит.

— Ничего, — кивнув, говорю я, — сейчас придёт с кульком конфет, вместе чаю попьёте. И поладите, как раз. А я, пожалуй, пойду. Мне ещё дома бельё надо в стирку закинуть.

— Оле-есь… — тянет Машка.

— Что?

Она встаёт и идёт ко мне.

— Ну ты глянь только, — она кивает на огромный букет роз, — цветы какие классные тебе принесли… Он же извиняться пришёл так. Ухаживает за тобой, понимаешь?

— Маш, — качаю головой, — я тебя не понимаю сейчас. Ну, допустим, ухаживает. И что? По-твоему, раз ухаживает, то я должна падать перед ним ниц и в рот ему смотреть? Он — наглое хамло, которую пользуется тем, что его все боятся. Замашки такие, что я бы на месте Михалыча за шкирку его отсюда выкинула. Ну… — вздохнув, поправляюсь, — не на месте Михалыча, конечно.

Смеёмся.

— Да уж, — вытирает пальцами слёзы Машка, — Михалыч его за шкирку никак не поднимет. Ладно, как знаешь, Олесь. Можно только тебя об одной вещи попросить?

— Можно конечно, чего ты?

Машка снова кивает на цветы.

— Жалко их. Завянут же. Розы-то тут ни при чём. Давай их и правда в вазу поставим. Поможешь?

Оглядываюсь на лежащий на тумбочке огромный букет.

— Так ваза нужна.

— А я найду! — поспешно отвечает Машка. — Я сейчас в бухгалтерию сбегаю, и если там хоть кто-нибудь есть, то вернусь с вазой. Я, пока мы про конфеты разговаривали, вспомнила, что у них большая стеклянная ваза есть. Ольге Николаевне подарили на день рождения. Цветов было полно. И она оставила вазу там. Ну, насколько я помню, по крайней мере.

— Да они ушли уже все.

— Не, — мотает головой Машка, — вряд ли. Сейчас же только половина восьмого. А у них — бухгалтерский баланс. Ты пока ленточку разрежь, а я за вазой сгоняю.

Закатив глаза, вздыхаю.

— А этот… Лев… не придёт больше?

— Думаю, сегодня уже нет, — хмурится Машка. — Ты ж ему сказала, что рабочий день закончился. Ну так что, поможешь?

— Ладно, — говорю я. — Только быстро, хорошо?

— Я мигом! — улыбается Машка.

И действительно возвращается она быстро. Уже через несколько минут входит с большой квадратной вазой, наполовину наполненной водой. Держит её обеими руками и улыбается.

— Нашла, — довольно произносит она.

Улыбаюсь в ответ.

Она подходит к моему столу и аккуратно ставит вазу на пол.

— Интересно, сколько здесь роз… — смотрит на меня. — Как думаешь?

— Не знаю, Маш, — взяв сумочку, говорю я. — Я пойду.

— Так ты мне что, помогать не будешь? Им же надо кончики стеблей отстричь. Олесь, ну помоги мне.

Вздохнув, кладу на стол сумку и достаю из ящика большие ножницы.

— А я сейчас свои возьму! — весело восклицает Машка и бежит к своему столу. Взяв другие ножницы, возвращается.

Оторопело смотрит на меня. Потому что я, взяв вазу, проношу её к Машкиному столу, и ставлю на пол рядом с ним.

— Пускай у тебя будут.

— Хорошо, — кивнув, радостно улыбается она. — Я согласна. Такая красота!

Розу за розой, относим и ставим в вазу. Они раскидываются в ней, делая огромный букет ещё более огромным. Их так много, что стеблями они заполняют вазу почти до отказа.

— Семьдесят семь штук, — посчитав их, восхищённо смотрит на меня Машка. — Прикинь?

— Ну и отлично. Всё, Маш, я поехала. Ты со мной?

— Не, — улыбается она. — Я тут с этой красотой рядом поработаю ещё. Мне столько цветов вообще никогда не дарили. Максимально было — то ли семь, то ли девять штук. И не такие длинные.

Заслышав тяжёлые шаги, оглядываемся на дверь мы почти синхронно.

На пороге снова появляется Лев. В руках у него четыре большие коробки, наваленные одна на другую. Частично его даже не видно за ними, хоть он и огромный.

Он входит и ставит эту высокую стопку на пол.

— "Рафаэлло" принёс, — выпрямившись, говорит он. — И эти, как их… В общем, другие конфеты тоже.

Глава пятая

Понятия не имею, как на это реагировать. С одной стороны, он — хамло, с другой — явно старается понравиться. Дикое сочетание.

— Лев, — оторопело говорю я, — по-вашему, мы конфетами тоннами едим?

Он недоумевающе