Данте. Демистификация. Долгая дорога домой. Том VI - Аркадий Казанский

Данте призывает разгневаться на то, что храм, возникший из крови мук Христа, опять стал местом торга. Обращаясь к святой рати, возникшей перед ним в свете Юпитера, он призывает их молиться за тех, кто бродит обманутый дурным примером, по кривым путям, за тех, кто в былом сражались за веру, а теперь стараются отнять у людей хлеб, данный им Спасителем. «Теперь папа ведет войну посредством интердиктов и отлучений, лишая христиан причастия (хлеба, который любящий Отец, Христос, предназначил для всех)».

Ma tu che sol per cancellare scrivi,pensa che Pietro e Paulo, che moriroper la vigna che guasti, ancor son vivi. [132]

Ben puoi tu dire: «I» ho fermo «l disirosì a colui che volle viver soloe che per salti fu tratto al martiro,ch’io non conosco il pescator né Polo». [136]

Но ты, строчащий, чтобы зачеркнуть,Знай: Петр и Павел, вертоград спасая,Тобой губимый, умерли, но суть. [132]

Ты, впрочем, скажешь: «У меня такаяЛюбовь к тому, кто одиноко жилИ пострадал, от плясок умирая,Что и Ловца и Павла я забыл». [136]

Строчащий, чтобы зачеркнуть – гонитель Данте, папа Бенедикт XIV (1740—1758 годы), прославившийся своим корыстолюбием и беспрестанными отлучениями, которые затем отменял с выгодой для себя.

Святые апостолы, Пётр и Павел умерли крестной смертью, спасая трон папы Римского, а теперешний папа губит этот сад. Он, впрочем, может сказать: – «Я так люблю Иоанна Крестителя, который одиноко жил в пустыне и умер от плясок Саломеи, потребовавшей в награду его голову», что означает: – «я так люблю золотые флорины с его изображением», а Ловца (апостола Петра – рыбака), и апостола Павла, о которых ты мне пытаешься толковать, я забыл.

Р. XVIII.1 Вид Юпитера с близкого расстояния, с четырьмя крупными спутниками, открытыми великим Галилео Галилеем в 1609 году. Юпитер (Диева планета), по словам Данте в телескоп выглядит серебряным, с насечкой золотой – очень хороший образ, точно передающий цвет планеты. Без телескопа Юпитер выглядит точечным объектом, подобно звезде. Овальное пятно в его атмосфере называется: – «Глаз Юпитера». При желании можно представить, что на поверхности планеты насечены некие буквы, складывающиеся в слова. На фоне Юпитера – четыре самых крупных его спутника (Галилеевы Луны Юпитера), по порядку возрастания: Ио – желтая Луна, Европа – голубая Луна, Ганимед – коричневатая Луна, Калипсо – серо-голубая Луна. Юпитер показан в неполной фазе, хорошо видно, как его отраженным светом подсвечиваются три Луны, за исключением Европы, показанной в той же фазе. Размеры Лун между собой выдержаны в масштабе, относительно Юпитера для наглядности, они изображены с 10-кратным увеличением.

Paradiso – Canto XIX. Рай – Песня XIX

Шестое небо – Юпитер (продолжение)

Parea dinanzi a me con l’ali apertela bella image che nel dolce fruiliete facevan l’anime conserte; [3]

parea ciascuna rubinetto in cuiraggio di sole ardesse sì acceso,che ne` miei occhi rifrangesse lui. [6]

E quel che mi convien ritrar testeso,non portò voce mai, né scrisse incostro,né fu per fantasia già mai compreso; [9]

Парил на крыльях, широко раскрытых,Прекрасный образ и в себе вмещалВеселье душ, в отрадном frui слитых. [3]

И каждая была как мелкий лал,В котором словно солнце отражалось,И жгучий луч в глаза мне ударял. [6]

И то, что мне изобразить осталось,Ни в звуках речи, ни в чертах чернил,Ни в снах мечты вовек не воплощалось. [9]

Образ Орла, явленный поэту на поверхности Юпитера, парит перед ним на широко раскрытых крыльях, вмещая в себя веселье душ, слитых в отрадном «Frui» (латинский глагол: пользоваться, вкушать), что означает: «Вкушение». И каждая из этих душ была видна, как мелкий лал (жемчуг), из которого Солнце посылает свой отраженный жгучий луч, бьющий в глаза. То, что осталось изобразить Данте, невозможно ни сказать, ни описать пером, ни увидеть в мечтательных снах; это нужно видеть, прильнув к окуляру телескопа.

ch’io vidi e anche udi` parlar lo rostro,e sonar ne la voce e `io` e `mio`,quand` era nel concetto e `noi` e `nostro`. [12]

E cominciò: «Per esser giusto e pioson io qui essaltato a quella gloriache non si lascia vincere a disio; [15]

e in terra lasciai la mia memoriasì fatta, che le genti lì malvagecommendan lei, ma non seguon la storia». [18]

Così un sol calor di molte bragesi fa sentir, come di molti amoriusciva solo un suon di quella image. [21]

Я видел и внимал, как говорилОрлиный клюв, и «я» и «мой» звучало,Где смысл реченья «мы» и «наш» сулил. [12]

«За правосудье, – молвил он сначала, —И праведность я к славе вознесён,Для коей одного желанья мало. [15]

Я памятен среди земных племён,Но мой пример в народах извращённых,Хоть и хвалим, не ставится в закон». [18]

Так пышет в груде углей раскалённыхЕдиный жар, как были здесь слитыВ единый голос сонмы просветлённых. [21]

Он видит и слышит, что говорит орлиный клюв, в котором одинаково звучит «я» и «мой», «мы» и «наш», по царски, где «мы» – означает «я», а «мой» – означает «наш».

Голос говорит, что он вознесен к этой славе не по своему желанию, а за правосудье и праведность. Он оставил память среди земных племён, а его пример, извращенный в народах, хоть и хвалится, но забыт, как закон. Слова Орла пылают жаром, как угли в костре и голоса просветленного сонма сливаются в один голос.

Ond“ io appresso: „O perpetüi fioride l’etterna letizia, che pur unoparer mi fate tutti vostri odori, [24]

solvetemi, spirando, il gran digiunoche lungamente m’ha tenuto in fame,non trovandoli in terra cibo alcuno. [27]

Ben so io che, se «n cielo altro reamela divina giustizia fa suo specchio,che «l vostro non l’apprende con velame. [30]

Sapete come attento io m’apparecchioad ascoltar; sapete qual è quellodubbio che m»è digiun cotanto vecchio». [33]

И я тогда: «О вечные цветыНетленной неги, чьи благоуханьяСлились в одно, отрадны и чисты, [24]

Повейте мне, чтоб я не знал алканья,Которым я терзаюсь так давно,Не обретая на земле питанья! [27]

Хоть в небесах другой стране даноСлужить зерцалом правосудью бога,Оно от вашей не заслонено. [30]

Вы знаете, как я вам внемлю строго,И знаете сомненье, тайных мукМоей душе принесшее столь много». [33]

Поэт обращается к Святым душам, прося их утолить жажду своего ума, проголодавшегося по хлебу истины. Хотя эти души находятся в небесах не на высшей Сфере Звёзд и не в Эмпирее, правосудие Божие от них не заслонено, он готов строго внимать им, чтобы снять со своей души тайные муки сомнения и незнания.

Quasi falcone ch’esce del cappello,move la testa e con l’ali si plaude,voglia mostrando e faccendosi bello, [36]

vid» io farsi quel segno, che di laudede la divina grazia era contesto,con canti quai si sa chi là sù gaude. [39]

Как сокол, если снять с него клобук,Вращает голову, и бьет крылами,И горд собой, готовый взвиться вдруг, [36]

Так этот образ, сотканный хваламиЩедротам божьим, мне себя явилИ песни пел, неведомые нами. [39]

Орёл, при словах Данте, гордый собой, вращает головами и бьёт крылами, подобно ловчей птице – соколу на руке сокольничего. Он являет ему себя и поёт песни, неведомые нам.

Poi cominciò: «Colui che volse il sestoa lo stremo del mondo, e dentro ad essodistinse tanto occulto e manifesto, [42]

non poté suo valor sì fare impressoin tutto l’universo, che «l suo verbonon rimanesse in infinito eccesso. [45]

E ciò fa certo che «l primo superbo,che fu la somma d’ogne creatura,per non aspettar lume, cadde acerbo; [48]

Потом он начал: «Тот, кто очертилОкружность мира, где и сокровенный,И явный строй вещей распределил, [42]

Не мог запечатлеть во всей вселеннойСвой разум так, чтобы ее пределОн не превысил в мере несравненной. [45]

Тот первый горделивец, кто владелВсем, что доступно созданному было,Не выждав озаренья, пал, незрел. [48]

Создатель, очертивший окружность мира и распределивший строй вещей, не мог запечатлеть везде и во всём Свой Разум так, чтобы не превысить её предел в несравненной мере. И тут же явился первый безумец, созданный по образу и подобию Божьему, который, не дождавшись озарения истиной, пал, незрелый, с вершины небес. Это было прекраснейшее из творений Создателя – первый Архангел, ставший первым демоном зла – Люцифером.

e quinci appar ch’ogne minor naturaè corto recettacolo a quel beneche non ha fine e sé con sé misura. [51]

Dunque vostra veduta, che conveneesser alcun de» raggi de la mentedi che tutte le cose son ripiene, [54]

non pò da sua natura esser possentetanto, che suo principio discernamolto di là da quel che l»è parvente. [57]

И всякому, чья маломощней сила,То Благо охватить возбранено,Что, без границ, само себе – мерило. [51]

Зато и наше зренье, – а оноЛишь как единый из лучей причастноУму, которым все озарено, – [54]

Не может быть само настолько властно,Чтобы его Исток во много разНе видел дальше, чем рассудку ясно. [57]

Всякому, имеющему лишь маломощную силу, возбранено охватить всё созданное Господом Благо, безграничное настолько, что оно может быть соразмерно только самому себе. Наше зрение (один из лучей нашего ума) не настолько властно, чтобы увидеть дальше, чем туда, где рассудку ясно.