Синдром Дездемоны - Ольга Егорова

А теперь вот, уже на второй день отпуска, пожалела: уж лучше надо было выбрать какой-нибудь снежный зимний месяц, декабрь или январь. Можно было бы уговорить Пал Палыча съездить на лыжную базу в Лосиноостровский заповедник или на коньках вдоволь покататься в Сокольниках. Или в «Меге»… В крайнем случае просто выйти во двор и слепить снеговика!

Алька улыбнулась своим мыслям: услышал бы сейчас Пал Палыч про снеговика, поднял бы ее на смех! Напомнил бы, что ей двадцать два года и в этом возрасте нормальные тетки снеговиков лепят уже не для себя, а для своих детишек! А Алька бы обиделась на него и сказала, что никакая она не тетка, что двадцать два года – это еще не старость, и вообще – разве она виновата в том, что до сих пор никак не может проститься с детством?

Пал Палыч, Алькин младший, восемнадцатилетний, брат, в последнее время ее тревожил. И даже непонятно было, в чем причина этой тревоги, ведь внешне-то все было нормально: Палыч исправно посещал занятия в университете, недавнюю зимнюю сессию, первую в своей жизни, сдал прилично, среди четверок даже одна пятерка затесалась. В свободное от учебы время, как всегда, братец торчал в «Империи фитнеса», истово наращивая мышечную массу, по выходным забегал в гости, по будням – звонил. Внешне все было нормально, да… Но все-таки что-то изменилось! Задумчивый он стал какой-то, нервный, забывчивый. Вот, к примеру, в прошлые выходные: они сидели у Альки в кухне, пили чай горячий с медом и мелиссой, и Алька Палычу рассказывала про русскую икону семнадцатого века, которая долгое время считалась потерянной, а совсем недавно была обнаружена в частной коллекции какого-то английского лорда. Палыч вроде бы ее слушал, а потом вдруг – ни с того ни с сего! – поднялся из-за стола и начал прощаться.

– Ты подожди, Паш, – растерялась Алька, – я же тебе еще не закончила про икону…

Пашка посмотрел на нее как-то странно и спросил:

– Про какую икону?..

Это было примерно месяц назад, и с тех пор Алька не раз с тревогой замечала за братом такие вот странности. Однажды он даже закричал на нее – по какому-то совершенно пустяковому поводу спор у них возник, – и Алька обалдела от неожиданности. Сколько лет она помнила Палыча, он никогда в жизни на старшую сестру голоса не повышал! Подтрунивал над ней иногда, разыгрывал, занудой обзывал, но все это было как-то… по-доброму. А в тот день настоящая злость у Паши в голосе звенела. И Альке не по себе стало. Палыч, правда, сразу же извинился и даже поцеловал ее в макушку, но в памяти все равно осталось его злое лицо, его незнакомый, срывающийся на фальцет, голос и глаза – серые, потемневшие и холодные, как мартовский лед.

С чего бы это?..

Алька все думала-думала и поняла только одно: странности в поведении брата обнаружились примерно в то самое время, когда он начал заниматься бизнесом. «Бизнес» – это было его, Пашкино, словечко. На самом деле все было гораздо проще: восемнадцатилетнему отпрыску надоело сидеть на шее у родителей, и он решил немного подзаработать честным путем. Отец помог взять кредит в банке, и Пашка арендовал в большом магазине маленький павильон для торговли разными компьютерными железками, апгрейдом и дисками с программным обеспечением. Свой бизнес Пал Палыч начал примерно месяц назад, и вот именно с тех пор и стал нервным и озабоченным. Хотя, по его словам, все было «о’кей» – торговля шла полным ходом и никаких проблем не возникало в принципе. Но ведь Палыч мог и приврать, боясь огорчить родителей! Алька, решив во что бы то ни стало выяснить, что происходит с братом, и, если нужно, помочь ему, не втягивая в это дело родителей, решилась на хитрость: отпросившись с работы на пару часов, отыскала большой универмаг, в котором, по словам брата, находился его павильон, и решила понаблюдать, как там идет торговля. Бродила-бродила по универмагу, а павильона не нашла. Палыч потом долго смеялся над Алькой: оказалось, что она просто перепутала названия! Ну разве виноват был Палыч в том, что в Москве существуют два магазина с очень похожими названиями?

– А вообще, – сказал ей тогда, отсмеявшись, Пашка, – брось ты, сестренка, эту затею! Тебе больше делать, что ли, нечего, кроме как торчать полдня возле прилавка с железками? И с чего ты вообще решила, что у меня какие-то проблемы? Нет у меня никаких проблем и не было! А если бы были, то в первую очередь к тебе бы за советом и помощью прибежал, ты уж не сомневайся!

Алька не сомневалась, конечно, но все же…

Все же предчувствия были нехорошими.

И вот в первый же день отпуска они, кажется, оправдались…

Два часа назад от Пашки пришла эсэмэска. «Будь дома через час, – прочитала Алька на экране мобильника. – НУЖНО СРОЧНО ПОГОВОРИТЬ!!!»

Последние три слова были написаны заглавными буквами, и после них стояли целых три восклицательных знака!

Нет, дело, конечно же, было не в этом. Просто Пал Палыч никогда и никому не писал эсэмэсок. Его ужасно раздражало «это тупое тыканье пальцами по клавишам», и поскольку мобильная связь давно уже стала не слишком дорогостоящим удовольствием, всегда предпочитал набрать номер и позвонить. Поэтому сам факт получения мобильного сообщения от Палыча выглядел странно.

Алька не долго думая сразу же набрала его номер, чтобы узнать, что случилось. Но телефон оказался почему-то «вне зоны доступа»! Алька раз пять подряд нажимала на клавишу повтора вызова, но результат был прежним. Получалось, что Пашка, отправив сообщение на ее мобильник, зачем-то сразу же отключил телефон!

Все это выглядело непонятно и настораживающе. Оставалось надеяться, что через час Палыч приедет, живой и здоровый, и сам ей все объяснит. Алька ждала его, то и дело тревожно поглядывая на часы. Время ожидания, как это всегда бывает, тянулось катастрофически медленно. Стоя возле окна, она разглядывала пласты сизого льда на дороге, спускающейся вниз, к набережной, и бесконечную серость мокрого снега на крышах домов. С карниза время от времени падали капли мутной воды, стучали о подоконник, оставляя мелкие брызги на стеклах. Алька, чтобы убить время, начала считать эти капли, а про себя все приговаривала: «Все будет хорошо. Все будет хорошо, и никак иначе!»

Где-то в районе двухсотой капли она сбилась со счета, посмотрела на часы – прошло всего лишь двадцать минут, еще целых сорок ждать оставалось! Тогда она села на краешек дивана, зажмурила глаза и стала вспоминать стихи. Эта привычка еще с ранней юности выручала ее в подобных ситуациях, когда время тянулось слишком медленно, а занять его было нечем. Когда-то давно, когда Алька еще была восьмиклассницей, учительница по алгебре и классная руководительница Татьяна Семеновна сказала ей: «Если хочешь перестать о чем-то думать и никак не можешь – начни решать сложное уравнение с несколькими неизвестными. Или строить какой-нибудь алгебраический график. А если не любишь математику, а любишь литературу – начинай вспоминать стихи. Самый верный способ успокоиться и убить время».