Хороший немец - Джозеф Кэнон
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Она погрузилась с головой в воду, чтобы сполоснуть волосы, затем пригладила их назад и потянулась за полотенцем.
— Ты отвернешься или ждешь еще и кабаре?
Она стала вылезать из ванны, а он повернулся спиной. Плеск воды, шорох одежды. Звуки сами по себе интимные.
— Видимо, надо счесть это за комплимент, — сказала она, заворачиваясь в халат. — Раньше ты не обращал внимания.
— Неправда, обращал, — ответил он, спиной к ней.
— Угу. — Он слышал, как из ванной, журча, уходила вода. — Все, теперь прилично.
Уже в шелковом халате она вытирала волосы полотенцем. Он посмотрел на нее и склонил голову набок, как молодой солдатик в Рейхсканцелярии.
— Пропустим по стаканчику, а? Я угощаю.
— Когда оденусь? Не могу. Я занята.
— Быстро. Юный Рон?
Она усмехнулась:
— У меня бы сил не хватило. — Она закрепила полотенце на голове в виде тюрбана. — Просто дела. Должна повидаться с человеком по кое-какому поводу. Но в другой раз обязательно. — Она кивнула на ванну: — Пусти лучше воду. Долго набирается. — Медленно забрала вещи со стула, затем села.
— Ты остаешься?
— Джейк? Скажи мне. Эти сегодняшние разъезды — кто она?
— Почему она?
— Потому. Что за история? Ты же знаешь, я из тебя все равно вытяну.
— А никакой истории не было, — сказал он, поворачивая краны. — Она вернулась к мужу.
— А — такая история. Она тебя оставила?
— Это я оставил Берлин. По требованию доктора Геббельса. Не сошлись во взглядах.
— Не сомневаюсь. Когда это было?
— В сорок первом. Считаю, оказал мне любезность. Еще несколько месяцев, и я бы застрял. — Он взмахнул рукой. — Во всем этом.
— Поэтому застряла только она.
Он секунду смотрел на нее, потом опять занялся кранами.
— Она осталась с мужем, — сухо сказал он.
— Я бы не осталась, — сказала она вроде мимоходом, как бы извиняясь. — А кто он был? Один из расы господ?
Он улыбнулся про себя.
— Ну, не совсем господин. Вообще-то учитель. Профессор.
— Чего?
— Лиз, к чему этот разговор?
— Просто так, поболтать. Я не часто застаю тебя врасплох. Мужчину можно заставить говорить, только если поймаешь его со спущенными штанами.
— Может быть. — Он помолчал. — Математик, раз тебе интересно.
— Математик? — хихикнула она, искренне удивившись. — Интеллектуал? Не очень-то сексуально.
— Видимо, сексуально. Она вышла за него замуж.
— А спала с тобой. Математик. Ну, я бы поняла, если б инструктор по лыжам или что-нибудь такое…
— Кстати, он катался на лыжах. Так они и встретились.
— Видишь, — игриво сказала она. — Я так и знала. А где?
Он раздраженно посмотрел на нее. Еще одна тема для женского журнала. Встреча на склоне горы. Такая же грустная, как последний бокал шампанского для Евы Браун.
— He знаю, Лиз. Какая разница? Я ничего не знаю про их брак. Откуда? Она осталась, вот и все. Может, думала, что они выиграют войну. — Вовсе она так не думала. И зачем он это ляпнул? Злясь теперь уже на себя, он закрыл краны. — Моя ванна готова.
— Ты ее любил?
— А вот это не твое журналистское дело.
Она взглянула на него, кивнула и встала:
— Тоже ответ.
— Это полотенце через две секунды падает. Можешь остаться…
— Ладно, ладно. Ухожу. — Она улыбнулась. — Надо же что-то и для фантазии оставить.
Она собрала вещи, перекинула ремень кобуры через плечо и пошла к двери.
— Приглашение в силе, не забудь, — сказал он.
Она обернулась:
— Кстати, хочешь совет? В следующий раз, когда будешь приглашать девушку выпить, не рассказывай ей о другой. Даже если она спросит. — Лиз распахнула дверь. — Увидимся в кампусе.
Глава вторая
Ужин проходил в большой угловой комнате на первом этаже и был на удивление официальным. Прислуживали седая женщина и мужчина — Джейк решил, что ее муж. На крахмальной белой скатерти были расставлены фарфоровая посуда и бокалы для вина. Даже еда — стандартный армейский рацион из горохового супа, тушенки и консервированных груш — выглядела сервированной специально для данного случая. Суп церемониально разлили из фарфоровой супницы и украсили веточкой петрушки. Первая зелень, которую увидел Джейк за последние недели. Он представил, как женщина срывает листочки в грязном огороде, чтобы даже в такое время держать хороший стол. Чисто мужская компания состояла из командированных журналистов и офицеров Военной администрации, которые сидели на одном конце стола с собственными бутылками виски, как завсегдатаи в ковбойском пансионе. Когда Джейк вошел, разливали суп.
— О, что за жалкое зрелище. — Томми Оттингер, сотрудник «Мьючуэл»,[16] протянул ему руку. — Ты когда появился?
— Привет, Томми. — Еще больше полысел. Как будто часть волос мигрировала в фирменные густые усы.
— А я и не знал, что ты здесь. Опять с Марроу?
Джейк сел и кивнул конгрессмену, сидевшему между Роном, который явно ему прислуживал, и офицером средних лет из Военной администрации, точной копией Льюиса Стоуна в роли судьи Гарди.[17]
— Я не на радио, Томми. Так, наемный писака.
— Да? И на кого пашем?
— На «Колльерс».
— О, — протянул Томми, делая вид, что впечатлен, — аналитика. Удачи. Программу видел? Репарации. От одной мысли в сон клонит. Разузнал что-нибудь?
— Не много. Я только приехал. Прокатился по городу, и все.
— Трумэна видел? Прибыл сегодня днем.
— Нет. Но видел Черчилля.
— Мне Черчилль не нужен. От меня хотят Трумэна — как у него дела? А мне-то откуда знать? Он пока ничего не сделал.
Джейк усмехнулся:
— Сочини что-нибудь. Не в первый раз.
Старик поставил перед ним тарелку супа и глянул удивленно, когда Джейк поблагодарил его по-немецки.
— Ты знаешь, что он сегодня сказал? В Берлине? «Вот что происходит с теми, кто зарывается».
Джейк подумал о милях руин, сведенных до нравоучения дня.
— Кто твой источник? Джимми Бирнс?[18]
— Но похоже на Трумэна, нет?
— Будет похоже, если ты его процитируешь.
— Нужно же чем-то заполнять эфир. Сам знаешь.
— Старая кладбищенская смена. — Эфир в два часа ночи, приуроченный к вечерним новостям в Штатах.
— Хуже. В Берлине действует русское время, так что еще позже. — Он сделал глоток и покачал головой. — Эти русские… — Он повернулся к Джейку, внезапно посерьезнев, будто решил поделиться секретом. — Они тут просто с катушек слетели. Трахали все, что движется. Старух. Детей. Ты не поверишь.
— Нет, — сказал Джейк, вспомнив распоротые стулья.
— А теперь хотят репараций, — сказал Томми этим своим радийным басом. — Не знаю, на что рассчитывают. Ничего уже не осталось. Разграбили все, что смогли унести. Разобрали на части и отправили домой. Все — заводы, трубы, туалеты. Бог ты мой. Само собой, как только все это прибыло туда, они не знали, как смонтировать снова. Я слышал, все это так и лежит в вагонах и ржавеет. Бесполезным грузом.
— Ну, вот тебе и материал.
— Им и этого не надо. Не делайте из русских дураков. Надо с ними ладить. Сам понимаешь. Нервные ублюдки.
— Так чего им надо?
— Трумэна. Покер. Кто лучше сыграет, он или дядя Джо? Потсдамский покер, — сказал он, примериваясь. — Неплохо.
— А сдаем мы.
Томми пожал плечами.
— Мы хотим вернуться домой, а они — остаться. Довольно хорошая карта.
Старик в поношенном костюме навис над столом, заменил суп серой тушенкой. Соленое мясо — наверное, баранина.
Томми поковырял мясо, отодвинул тарелку и сделал еще глоток.
— Так что собираешься делать?
— Еще не знаю. Планировал найти тех, кого знал, посмотреть, что с ними стало.
— Сюси-пуси, ах ты боже мой.
Джейк развел руками, не желая развивать тему.
— Тогда, видимо, покер.
— Другими словами, сидеть с нами и делать, что скажет Рон, — сказал Томми, повышая голос. — Правильно?
— Если тебе угодно, Томми, — откликнулся Рон, подозрительно глядя на него через стол.
— Официальные заявления для печати. Нас и близко не подпускают. Сталин боится, как бы не пальнули в упор. Так, Рон?
— Я бы сказал, он больше боится, что его процитируют вне контекста.
— Да кто такое учудит? Ты, Джейк?
— Никогда.
— Я его не упрекну, — улыбаясь, сказал конгрессмен. — По этой части и у меня опыт есть. — Он немного раскрепостился, само радушие, и Джейк на мгновение подумал, не была ли его зажатость в самолете просто-напросто страхом полетов — просто он скрывал его лучше, чем молодой военный. Конгрессменов широкий галстук с ошеломительным узором «огурцами» был как неоновая вспышка среди военного однообразия за столом.