Апелляция - Джон Гришэм
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Однако перед ним стояли более важные проблемы, о которых стоило беспокоиться. Молодая красивая жена была всего лишь приложением к могущественной личности, которой он являлся, и пока Брианна Трюдо еще могла устроить пробку на дороге, околдовав всех водителей.
Она родила ему ребенка, появление которого не много значило для Карла. У него и так уже было шестеро детей — вполне достаточно, по его мнению. Трое из них были старше Брианны. Однако ребенок обеспечивал стабильность, а поскольку она была замужем за человеком, который очень любил женщин и преклонялся перед институтом брака, ребенок означал прежде всего семейные ценности, узы и связи и, хотя это не произносилось вслух, юридические сложности в случае, если что-то пойдет не так. Ребенок был защитой, в которой нуждается каждая жена богатого мужа.
Брианна родила девочку и выбрала для нее отвратительное имя — Сэдлер Макгрегор Трюдо. Фамилию Макгрегор Брианна носила в девичестве, а имя Сэдлер взялось вообще ниоткуда. Сначала она утверждала, что так звали какую-то хитрую шотландскую родственницу, но отказалась от этой сказки, когда Карл взялся за книгу имен. На самом деле ему было все равно. Отцом ребенка он был лишь по ДНК. Он уже пытался примерять на себя роль отца в предыдущих браках, но потерпел полный крах.
Сейчас Сэдлер было пять, и оба родителя практически не занимались девочкой. Брианна, которая когда-то предпринимала героические усилия, чтобы стать матерью, быстро потеряла интерес к материнству и передала свои обязанности куче нянь, которые постоянно сменяли друг друга. В настоящий момент няней у четы Трюдо работала упитанная молодая женщина из России, у который были такие же сомнительные документы, как у Толивера. Карл не помнил, как ее зовут. Брианна взяла ее на работу и была в восторге от того, что та говорит по-русски и, возможно, научит этому языку Сэдлер.
— И на каком языке ты хочешь, чтобы заговорила наша дочь? — спрашивал Карл.
Но Брианна не знала ответа на этот вопрос.
Он вошел в игровую, подхватил девочку на руки, словно дождаться не мог встречи с ней, обнял и расцеловал ее, спросил, как прошел день, а уже через мгновение вежливо раскланялся и удалился в свой кабинет, где тут же взялся за телефон и начал кричать на Бобби Рацлафа.
После нескольких бесполезных звонков он принял душ, вытер идеально окрашенные волосы, которые на самом деле были уже наполовину седыми, и облачился в новенький вечерний костюм от Армани. Пояс брюк оказался чуть маловат, видимо, он был около 34 дюймов, а объем его живота увеличился по крайней мере на дюйм с тех пор, как когда-то давно Брианна ходила за ним по пятам по пентхаусу. Одеваясь, он проклял и грядущий вечер, и предстоящий прием, и людей, которых там увидит. Все будут знать о произошедшем. Сейчас новости уже разносятся по финансовому миру. Разрываются телефоны, а его недоброжелатели умирают от смеха и злорадствуют над несчастьем «Крейн». Интернет разрывало от сообщений о случившемся в Миссисипи.
Будь то любой другой прием, он, великий Карл Трюдо, мог бы просто прикинуться больным и отменить визит. Каждый день своей жизни он проживал так, как хотелось ему самому, и если желал самым грубым образом проигнорировать вечеринку в последний момент, то какая, к черту, разница? Но сегодня был не любой другой прием.
Брианна с трудом внедрилась в ряды руководства Музея абстрактного искусства, и сегодня они планировали произвести фурор. Ожидались и вечерние платья от известных дизайнеров, и прооперированные пластическими хирургами плоские животы, и огромные новые бюсты, новые подбородки и безупречно загорелые тела, бриллианты, шампанское, паштет из гусиной печенки, икра, ужин, приготовленный знаменитейшим шеф-поваром, «молчаливый» аукцион для игроков, вышедших на замену, и настоящий аукцион для нападающих. И, что самое важное, там будет камера на камере, так чтобы элитные гости твердо уверились в том, что весь мир вращается вокруг них. Сплошные страдания, как в ночь вручения премии «Оскар».
Гвоздем программы вечера, по крайней мере на какое-то время, должны стать аукционные торги произведениями искусства. Каждый год комитет ставил задачу перед каким-нибудь «подающим надежды» художником или скульптором создать что-то специально к этому событию и, как правило, умудрялись выудить больше миллиона долларов за то, что у творца получалось. В прошлом году представили картину, на которой весьма странным образом был изображен человеческий мозг после пистолетного выстрела. В этом году ее место заняла удручающего вида горка черной глины с торчащими из нее бронзовыми прутьями, которые переплетались, образуя смутные очертания фигурки молодой девушки. Шедевр получил загадочное название «Опороченная Имельда», и ему суждено было бы валяться в полном забвении в какой-нибудь галерее в Дулуте, если бы не известность скульптора — изнуренного аргентинского гения, который, по слухам, находился на грани самоубийства. Столь грустная история, разумеется, привела к тому, что цена его творений тут же возросла вдвое, и это не могло пройти мимо сообразительных арт-инвесторов в Нью-Йорке. Брианна разложила брошюры повсюду в пентхаусе и уже сделала несколько намеков на то, что «Опороченная Имельда» будет великолепно смотреться у них в фойе, прямо у входа в лифт.
Карл знал: жена ждет, что он купит эту чертову конструкцию, и надеялся, что большой суматохи вокруг этого не возникнет. А если он станет владельцем шедевра, то свято поверит в то, что самоубийства творца осталось ждать недолго.
Брианна и Валентино выплыли из гардеробной. Парикмахеры ушли, и она даже справилась с тем, чтобы надеть платье и украшения самостоятельно.
— Восхитительно, — сказал Карл, и это была чистая правда.
Несмотря на костлявость и выпирающие ребра, она все еще была красивой женщиной. Волосы ее выглядели примерно так же, как и сегодня в шесть, когда она потягивала кофе, а он целовал ее на прощание. И теперь, после того как были потрачены несколько тысяч долларов, он не видел почти никаких изменений.
Ну и пусть. Он хорошо знал, в какую цену обходится обладание трофеем. По брачному контракту она получала 100 тысяч долларов на содержание в месяц во время брака и двадцать миллионов в случае развода. Еще она получала Сэдлер, а за отцом оставалось право посещения, если ему того захочется.
Уже в «бентли», когда они, выехав из дома, направились на Пятую авеню, Брианна сказала:
— О Боже, я забыла поцеловать Сэдлер! Какая я после этого мать?!
— С ней все в порядке, — ответил Карл, который тоже не пожелал ребенку спокойной ночи.
— Я чувствую себя ужасно, — заявила Брианна, изображая раздражение. Ее длинное черное пальто от Прада было распахнуто, открывая великолепные ноги, которые притягивали к себе взгляд на заднем сиденье. Ноги, занимающие две трети ее тела. Ноги, не прикрытые ни чулками, ни одеждой, ни чем бы то ни было еще. Ноги, которыми Карл мог любоваться и восхищаться, которые мог ласкать и лелеять, и она вовсе не возражала, если и Толивер насладится этим прекрасным видом. Брианна, как всегда, показывала себя во всей красе.
Карл провел рукой по ее ногам, потому что ему нравилось это ощущение, но при этом ему хотелось сказать что-то вроде «Они все больше становятся похожи на высохшие мощи».
Он промолчал.
— Есть новости о суде? — наконец спросила она.
— Присяжные нас накололи, — ответил он.
— Мне жаль.
— Все нормально.
— На какую сумму?
— Сорок один миллион.
— Нахалы.
Карл почти не рассказывал ей о сложном и загадочном мире группы компаний Трюдо. У нее были свои благотворительные проекты, и дела, и обеды, и тренеры, которые занимали ее свободное время. А он не хотел, чтобы ему задавали слишком много вопросов, и не стал бы это терпеть.
Брианна читала статьи в Интернете и точно знала, о чем говорилось в вердикте присяжных. Она знала, что юристы думают об апелляции, и знала, что акции «Крейн» должны рухнуть ранним утром следующего дня. Она вела собственное расследование и тайные записи. Да, она была красивой и стройной, но отнюдь не глупой.
Карл разговаривал по телефону.
Здание Музея абстрактного искусства находилось в нескольких кварталах к югу, между Пятой авеню и Мэдисон. Когда они продвинулись вперед, то увидели вспышки сотен фотокамер. Брианна вскинула голову, втянула идеальный живот, выставила вперед свое новое достояние и сказала:
— Господи, как я ненавижу этих людей.
— Кого?
— Всех этих фотографов.
Он сдержал смех, услышав столь явную ложь. Машина остановилась, и работник парковки, одетый в смокинг, открыл дверь. Камеры тут же сфокусировались на черном «бентли». Великий Карл Трюдо вышел без тени улыбки на лице, а за ним последовали ноги. Брианна знала, как показать фотографам, желтой прессе и, возможно, одному или паре модных журналов то, чего они хотят, — целые мили чувственной плоти, причем так, чтобы не открыть при этом всего. Сначала на тротуар опустилась правая нога, обутая в туфлю от Джимми Чу, по сотне долларов на каждый палец, а когда Брианна повернулась, распахнулось ее пальто, и в тандем включился Валентино, завершив верхнюю часть образа, так что весь мир увидел, как хорошо быть миллиардером и владеть трофеями.