Счастье по ошибке - Наталья Симонова

– А кому все-таки с первого свидания можно соглашаться на секс? – вспомнила вдруг Наташа.

– Ну вот уже из вопроса понятно, что не тебе! «Соглашаться»! – воскликнула Маруся. – Это годится для тех девушек, которые в себе уверены. Кто этим занимается для собственного удовольствия, а не «соглашаются», чтобы угодить мужчине. Да мужчины такие «подарки» и не ценят. Хотя охотно пользуются.

– Понятно, – грустно кивнула Наташа. – С Виталиком у нас прямо в день знакомства вышло. Началось на катке, а закончилось в постели. И всего на три недели хватило. Так он говорил, что для него и это-то слишком долго.

– Ой, твой Виталик! – возмущенно отвернулась Маруся. – Видела я этого клоуна. Как ты вообще с таким могла, а тем более – в первый день, совершенно не зная человека?

– Да нормальный он парень! Веселый, – улыбнулась Наташа. – Слушай, а ты бы как поступила, если бы тебе человек сказал, что он без тебя умрет, а? Вот как бы ты…

Она не успела договорить – Маруська откинулась на диванную подушку и захохотала ей в лицо как сумасшедшая.

– Ой, не могу, – твердила она.

– А что ты заходишься-то? – хмуро смотрела на нее Наташа.

– Ой, Наташка, ну ты ж так уморишь, – говорила Маруся, досмеиваясь. – Ну как можно верить такой белиберде?! Как?!

– То есть ты всегда видишь только циничный вариант развития событий, да? – перешла Наташа в наступление. – То есть никакого другого и быть не может, так?

– Да может. Но всему же есть границы. Ну верить, что парень умрет из-за отказа едва знакомой девушки…

– Да у него же сердечный приступ был! Настоящий! Он побледнел! – закричала Наташа.

– Слушай, сейчас я сама умру, потому что ты мне мозг выносишь! Наташ, – взмолилась Маруся, – ну подумай, может ли мужчина стремиться трахаться, если у него сердечный приступ?! Ну подумай своей головой, когда мы этим занимаемся, пульс вдвое увеличивается! То есть нагрузка на сердце – вдвое! Понимаешь? По-твоему, реально, что мужчина, у которого сердце прихватило, кинется в постель с женщиной?

Наташа угрюмо молчала.

– Он сказал, убьет себя, – наконец буркнула, отводя глаза.

– О господи! – вздохнула Маруся.

– Да! Сказал! И я поверила! – заорала Наташа. – А что я должна была думать? Вот он говорит: умру без тебя. И что? Не верить? Но почему? А вдруг правда умрет? Вдруг что-то с собой сделает? Нет, ну почему, почему я должна быть уверена, что это просто слова? Откуда взять такую уверенность? Да лучше что угодно, лучше выглядеть дурой, чем стать причиной смерти человека!

– Наташ, – испугалась ее одержимости Маруся, – ну ладно, ну, может, правда, может, каждому свое. Вот у тебя, допустим, судьба быть доверчивой. Ну и ладно. Ну что я тебя сужу… Сама не понимаю.

Наташа молчала, наклонив голову. Лицо у нее было совсем детским и несчастным.

– Я не знаю, – опять стала оправдываться Маруся, – просто хочу, чтобы ты была счастливой. Вот и пытаюсь настроить тебя… быть более… реалистичной…

– Марусь, но вот если я такая вот доверчивая, как тебе не нравится, и если это реалистично – почему другие не могут быть такими же? Не может же быть, что я такая одна-единственная.

Маруся подумала, что, в конце концов, у каждого своя правда. И что Наташина правда в общем-то довольна убедительна. По крайней мере, она могла сейчас посмотреть на все происходящее Наташкиными глазами.

– А давай выпьем, – как всегда в трудную минуту, предложила она. – За любовь и дружбу!

Подруги выпили вина и обнялись. Они любили друг друга и дружили много лет. Чему не мешало даже то, что Маруся имела замечательных мужа и сына. А у Наташи семьи не было, и ей катастрофически не везло в любви…

– Слушай, – вспомнила Маруся, – мне тут Лешка звонил. Помнишь – окулист? Спрашивал про тебя.

– Лешка? – удивилась Наташа. – Да что ты!

– Ну да. Видать, запала ты ему в душу. Да и жениться пора. Скоро тридцатник, как ни крути – а пора.

– Да… Я вот тоже – заневестилась.

– Нет, но ты не волнуйся, я ему сказала, что у тебя совсем нет времени и что ты вообще никаких отношений не хочешь. Ну чтоб его не обижать.

– Ну и зря, – шевельнула бровью Наташа. – Я вообще-то не против. – Она прямо посмотрела на Марусю.

– Ты серьезно?

– Знаешь, я тут подумала… Я всех своих мужчин перебирала, и так у меня получилось… Понимаешь, это мой вариант.

– Не поняла… – Маруся замотала головой и поправилась: – Не говорю, что это не так, просто не понимаю ход мысли. Поясни.

– Я когда думала обо всем, у меня вот что вышло: он единственный, кто не тянул меня сразу в постель. И не вешал мне на уши никакой лапши. И при этом действительно во мне заинтересован. Я не знаю, может, доля у меня такая, что мужчины мной только пользоваться хотят. А этот… Как брешь в приговоре, понимаешь? Вдруг появляется тот, кто не хочет пользоваться, а хочет… не знаю, чего-то другого. Это как недогляд судьбы – проскочил такой один-единственный. А я его отсекла. И зря, наверное. Вот пропущу – и все дальше так же и пойдет, как всегда было. Выходит, только с ним у меня может какой-то новый вариант получиться. Вот… Как-то так.

– Ну ты завернула! – искренне восхитилась Маруся. – А какой вариант? Да вдруг зануда и маменькин сынок – еще хуже?

– Ты меня так не настраивай. Это самое простое – смотреть по поверхности, – сказала Наташа. – С ним хоть детей рожать можно, он, по крайней мере, никуда не денется.

– Ну попробуй. По расчету, так сказать. По нестандартному. Все, типа, одинаковые, и только один, самый нелюбимый, предлагает что-то новенькое, самое неинтересное. – Она рассмеялась, чтобы подружка подумала, что это шутка.

– Попробовать надо, – пожала плечами Наташа.

Подруги опять обнялись и снова выпили.

Все с начала…

Папа всегда смотрел на меня любуясь. Говорил:

– Лапа моя – самая красивая, самая умная!

Он говорил:

– Лапа – лучшая девочка на свете.

И восклицал недоверчиво:

– И где же это, интересно знать, родился тот принц наследный, которому лапа в жены достанется?!

Подчиненные отца и курсанты, конечно, представить не могли своего сурового полковника таким сентиментальным. Я же не могла представить его другим.

Мама не разделяла папиных восторгов, она предпочитала мне моего брата. Но я-то выросла под папиным крылышком. И потому тоже очень сомневалась в реальности существования того счастливчика, которому со мной так неслыханно повезет.

В общем, когда он появился на институтском вечере, когда склонился ко мне в приглашении – то ничем и не поразил меня, кроме роста. Принц – не принц, но потанцевать-то ведь можно… В танце выяснилось, что родители у него дипломаты и сам он заканчивает наш институт и отбывает в трехмесячную командировку в Англию. Мы стали встречаться. Георгий был действительно влюблен, так что я по прошествии времени, уже не задумываясь, вполне ли он соответствует моим высоким достоинствам, тоже влюбилась в Геру, и все. Так и поженились.

Первое время муж настолько со мной носился, что я почти не замечала разницы между ним и папой. В предвкушении больших барышей от командировки Георгий радостно потирал руки:

– Вернусь, – говорил, – на половину квартирку обставим, а другую – лапе на шмотки.

Ничего не жалел. Да и я растворилась в семье. И поначалу была с ним счастлива.

К сожалению, Гера оказался не слишком прилежным отцом. Но ведь многие мужчины не проявляют особых чувств к младенцам! Зато муж много зарабатывал. И в конце-то концов, я же любила его! К тому же, как ни была опекаема, а с детства и сама привыкла работать как лошадь. Без того в наш институт было не поступить, никакой папа не помог бы, а я еще и музыкалку закончила. Так что одинокие хлопоты о маленьком Грише не могли меня, привычную к нагрузкам, сломать.

Самой большой проблемой тогда казалась свекровь – очень оригинальная женщина. На свадьбе, помню, увидев меня в белом атласе и с прической принцессы, ликующе воскликнула:

– Наша Светочка в этом наряде еще больше похожа на кролика, правда, сынуля?

– Мама! Ну какого кролика! – возмутился влюбленный Гера.

– Да как же! Смотри, зубы – о… – Свекровь моя как могла изобразила кроличью морду с торчащими зубами. – Вот какого, – рассмеялась весело своим фирменным икающим смехом. – И щечки как у…

– Мама! – рявкнул сын, и она, глупо улыбаясь, примолкла.

Вообще, ее суждения и поступки часто отдавали безуминкой. Не сказать еще, абсолютным умопомешательством.

Приезжая к нам в гости, свекровь в первую очередь кидалась инспектировать шкафы. Яростно двинув дверцей бельевого отделения, словно готовясь застать там врасплох прячущегося гостя, хищно набрасывалась на Герино белье, проверяла, правильно ли и ровно ли разложены стопки трусов, носков и маек. Потом распахивала другие дверцы, где ее интересовали костюмы и рубашки. Убедившись, что все не так, сокрушенно качала головой, охала, точно стряслась беда, и бурно делилась впечатлениями.