Смирнов. Русский террор - Лилия Курпатова-Ким

— Разумеется, — отвечала Лиза, — поверьте, мы все поражены и теперь знаем, что вы не только отменный наездник и сердцеед, но и Платона читаете.

Митя вошел и присел на перила беседки, с самого края, откуда он мог спокойно, не отрываясь, любоваться Лизой. Он смотрел на нее и смотрел, физически ощущая, как с каждой секундой ее образ отпечатывается в каждой клеточке его тела, что дышит он тем же воздухом, что и она, и смотрит на те же вещи, что и она. Вместе с тем это любование было совершенно чистым. Он даже не помышлял о том, чтобы придвинутся ближе, чтобы попытаться завладеть вниманием Лизы. Это просто не приходило ему в голову.

Кроме Мити только Борисоглебский не искал расположения Лизы открыто. Даже, напротив, отпускал язвительные шуточки, правда, очень тихо.

— Гипноз стал очень популярен, все мечтают его попробовать, — щебетала Лиза.

— Бедный господин Шарко! — заметил про себя Антон, — хотел исцелить, а вызвал эпидемию.[1]

После ужина Лиза неожиданно сама подошла к Мите близко-близко, заглянула в глаза и прошла мимо, слегка коснувшись пальцами его руки. Ее прикосновение обожгло Истопчина. С этой секунды он уже не мог думать ни о чем другом, только об этом прикосновении. Если бы в тот момент, ему сказали: «Она коснется тебя, и ты умрешь», он не раздумывая согласился бы.

На следующий день, после завтрака, нее собрались на лодочную прогулку. Лиза, в платье-ирис крем-тон, шла чуть впереди, вместе с Юдиным, Петушковым, Шелленгом, Нечаевым и Белыхом, слоном, самыми завидными женихами Москвы. Несколько раз она украдкой оборачивалась и смотрела Мите в глаза. Когда рассаживались по лодкам, вокруг Стекловой возникло столпотворение. Кавалеры так резво занимали места, что прочие рисковали остаться совсем без гребцов.

— Юдин, вам придется выбрать другой челн, — подал голос Антон, наблюдая возникшее столпотворение.

— Это еще почему? — запальчиво воскликнул тот.

— Ну вы же не хотите, чтобы Лизавета Андеевна осталась на берегу. Место осталось либо для вас, либо для нее.

Обескураженный Юдин растерянно заметался.

— Да-да… Конечно.

— Вот у Гликерии Фроловны нет гребца, — «помог» ему Антон, указывая на лодку с Лизиной «гранмаман».

— Николай, вы ведь не бросите мою бабушку? — подала голос Лиза.

— Предлагаю регату, — не унимался Антон. — Мы с Юдиным, вот еще Истопчин, ему, как я вижу, тоже места не нашлось, против всех вас. Проигравшие признают даму победителей прекраснейшей. А, Гликерия Фроловна?!

И, не дожидаясь, пока бабуля услышит его предложение, Антон сбросил сюртук, развязал галстук, закатал рукава и прыгнул за весла, быстро рассадив Митю и Юдина.

— У нас на одного гребца больше! — предупредил его Белых.

— Значит, ваша посудина на одного болвана тяжелее, — невозмутимо ответил Антон. — Стартуем с середины реки!

Сидя за веслами, Митя старался не терять из виду Лизу. Она тоже частенько оборачивалась, и он был уверен, что ее взгляд предназначается только ему.

— Быстрей, быстрей! — кричала она, подпрыгивая на носу лодки. — Еще немного!

Но лодочка с испуганной бабулей, которая одной рукой придерживала чепчик, а другой грозила с кормы своим гребцам, складывая на их головы немыслимые французские ругательства, обошла своих соперников на целый корпус и первой достигла прогулочной пристани. Шелленг, Петушков, Нечаев и Белых громко по очереди провозгласили Гликерию Фроловну прекраснейшей из дам. Затем на руках, уворачиваясь от ее зонтика, которым ничего не понимающая старушка норовила проучить насмешников, перенесли в беседку, где уже накрыли чай с круглым куриным пирогом и поджаристыми ватрушками на купеческий манер.

Остаток дня Лиза подшучивала над Юдиным насчет его «прекрасной дамы» и до того извела несчастного, что он чуть не уехал. Спасибо, Елизавета Филипповна урезонила дочь.

Вечером, после ужина на отрытой веранде, Лиза встала, извинилась и, сославшись на головную боль, покинула общество. Когда она проходила мимо Мити, стоявшего у входа в дом, она посмотрела на него, улыбнулась, и он почувствовал, что в руку ему лег крохотный клочок бумаги. «Приходите через час к мельнице».

Изумленный Истопчин поспешно сунул записку в нагрудный карман. В усадьбе Рачковских действительно была старая мельница, которой давным-давно не пользовались. Покрутившись среди гостей еще полчаса, он поспешил к месту встречи. Лиза пришла чуть позже. Они стояли у обветшалой глиняной стены и не знали, что сказать друг другу.

— Вы, наверное, подумали… — смущенно начала Лиза.

Но Митя, будучи не в силах сдержаться, осторожно коснулся кончиками пальцев ее руки. Вся его душа на секунду сосредоточилась в подушечках пальцев правой руки. Лиза вздрогнула, словно испугалась, но руку не отняла. Потом словно во сне сделала шаг вперед и неожиданно приникла к Мите всем телом. От нее исходило такое тепло, даже жар, что Истопчину показалось, будто душа его плавится, словно воск, поднесенный к доменной печи.

— Я… я… — заговорил он, едва находя в себе силы говорить.

— Да, — прервала его Лиза. — Я чувствую. Это настоящее. Ты, должно быть, и в самом деле меня очень сильно полюбил.

И она прижалась к нему, как озябшая, словно пытаясь согреться.

Митя не знал, сколько они простояли так, молча.

— Лиза! — раздался голос Елизаветы Филипповны.

Девушка вздрогнула и быстрыми, легкими шагами, бросилась к дому, ни разу не обернувшись.

На следующий день, с утра, Митя узнал, что Стекловы уехали. Лиза почувствовала себя неважно.

Митя едва дождался вечера и тоже отправился в Москву. Он мог думать только о Лизе, он стал искать с ней встречи. В театрах, парке и галереях Гостиного двора высматривал ее. Надеялся еще раз увидеть этот странный, диковатый, будто воспаленный лихорадкой взор, прячущийся за густыми черными ресницами. Он надеялся, что она снова пришлет ему записку, даст знать, что хотела бы встретиться. Но ничего подобного не было.

Потом они увиделись на балу у великого князя. Несмотря на то что Митя следовал за ней тенью, Лиза вела себя так, будто его не знает. Совершенно сбитый с толку и доведенный до отчаяния ее поведением, он неотрывно глядел на нее, пытаясь поймать взгляд, но она равнодушно скользила по нему глазами, будто не видя.

В отчаянии он написал ей письмо, рассказав о своих ожиданиях и чувствах, без всякой надежды на ответ. Однако ответ неожиданно пришел. Лиза написала, что хотела бы встретиться. Писала, что завтра собирается ехать в магазин Сабашникова, около двух.

Митя с часу торчал в лавке, успев купить две совершенно не нужных ему энциклопедии — медицинскую и химическую. Народу было немного и приказчики не отставали ни на шаг.

— Может быть, желаете, — они понижали голос, — сочинения графа Толстого? Имеем все новинки. И политические есть.

Чтобы хоть как-то от них отвязаться, Истопчин забился в угол с томом шекспировских сонетов, сказав, что хочет сравнить это издание с имеющимся у него и должен спокойно просмотреть.

— Если будет что-то новое, обязательно куплю, — сказал он с легким раздражением.

— Так-с… — замялся приказчик, — разве они-с еще пишут?

Лиза пришла только в половине третьего, она была одна. Тревожно огляделась, заметив Митю, вспыхнула и отвернулась. К ней подбежал приказчик и довольно назойливо стал предлагать новейшие романы.

— Имеем-с сочинения господина Боборыкина, Жорж Занд…

Истопчин закрыл Шекспира и осторожно, словно подкрадываясь, подошел к Лизе. Когда между ними осталось каких-то полметра, ноздрей коснулся легкий цветочный запах ее духов, к которому примешивался другой, более сладкий и терпкий. Митя подумал, что так, должно быть, пахнет сама Лиза, но тут же устыдился своих мыслей.

Она читала предложенную ей книгу, стоя прямо, напряженно, как струна, не повернулась, не шелохнулась, только грудь ее вздымалась от глубокого дыхания, может быть, более частого, чем обычно. Митя сделал еще один крохотный шаг, а потом еще. Они оказались совсем рядом. Он сам едва мог дышать, в голове стало мутно и тяжело, как при сильной жаре и духоте. Неожиданно Лиза сама с ним заговорила.

— Будьте сегодня, около восьми часов возле черных ворот нашего дома. Я встречу вас. Смотрите, чтобы никто не увидел, как вы входите.

И тут же отошла, набрав полные руки романов и даже не поглядев обложки. Приказчик стал заворачивать и расточать комплименты ее вкусу. Митя развернулся и осторожно, будто в бреду, пошел к выходу. Возле самой двери его задержала чья-то рука. Мальчишка, помогавший в лавке, протягивал ему сверток с энциклопедиями.

«Черными воротами» назывались задние ворота в доме Стекловых. Через них приходили работники, прислуга, проезжали на кухню телеги с дровами и прочее. Вечером, только он подошел к ним, открылась калитка. Он так быстро шагнул в нее, боясь быть замеченным, что столкнулся с Лизой.