Поступок - Юрий Евгеньевич Головин

с района. Третьим в честной компании был здоровый косматый мужик, с черными, как смоль волосами и пышной бородой. «Чубака, блин», – мелькнуло в голове у нашего героя. Не смотря на осеннюю промозглость на нем была рубашка, из под которой виднелась тельняшка и брюки старого покроя.

– Бог в помощь! – окрикнул «тройку» Алексей. – Далеко ли собрались?

– Тебе-то какое дело? – огрызнулся косматый.

– Ты не рычи, я может помочь вам хочу, – также дерзко ответил Севастьянов. – Я не местный, но хочу в этом районе перезимовать. Где у вас тут можно найти ночлег и свой угол?

Косматый снова что-то хотел прохрипеть, но «Гармаш» остановил его жестом руки.

– А чем ты, добрый человек, можешь быть нам полезен? – спросил он Алексея.

Севастьянов достал из-за пазухи бутылку с мутной жидкостью.

– Добро пожаловать в клуб! – двойник актёра растянулся в широкой улыбке и протянул руку.

***

Притоны, теплотрассы, ночлежки, Алексей мог бы составить туристическую карту по злачным местам провинциального города, в котором происходило сие действо.

Ключевое место, в котором собирались выпивохи и наркоманы – «Шанхай». Так местные жители прозвали девятиэтажную малосемейку, в котором почти на каждом этаже был свой притон. Лифт в доме не работал после гибели пассажиров, заслуживших премию Дарвина. Трое торчков насмотревшись в интернете безмозглых роликов, типа «Что будет, если в поезде бросить лом в унитаз?» и решили провести свои испытания, но только с лифтом. На какой вопрос искали ответ молодые «учёные» останется загадкой, известен лишь итог – упавший лифт унёс с собой несостоявшихся «разрушителей легенд».

Мусоропровод в доме тоже не функционировал, оставшиеся адекватные жильцы добились его закрытия. До этого его много раз поджигали, сбрасывали в него зловонные и поистине страшные вещи – трупы собак и даже части человеческого тела. Где-то в газетах писали, что в «Шанхае» происходило каждое пятое преступление в городе.

Алексей хорошо запомнил посещение этого дома ужасов. Уже на крыльце в единственный подъезд стояли представители «андеграунда»: алкаши, какие-то страшные женщины, которых и проститутками сложно назвать, «пацанчики», спрашивающие каждого прохожего: «Есть чё?» и смеялись, как гиены.

Весь первый этаж занимал ЖЭК, попасть в него из подъезда было невозможно, коммунальщики поставили там огромную металлическую дверь и заварили её, вход же в контору сделали с отдельного входа на улице. На втором этаже жили «приличные» (так ехидно местная шелупонь прозвала жителей, которые в силу обстоятельств были вынуждены жить в обществе этих уродов). Лишь в одной квартире жил алкоголик Палыч, работавший на заводе, где его держали за золотые руки и умудрялись закрывать глаза на недельные запои. Подобное отношение руководства объяснялось размером зарплаты, платили ему сущие копейки, а делал он очень многое. С Палычем хорошо был знаком главный бомж алексеевской компании – Котов (это он Севастьянову напомнил народного артиста).

С каждым этажом концентрация алкашей и наркоманов становилась всё больше. Восьмой и девятый этаж были самыми разгульными. Попойки здесь заканчивались пожарами и выпадением из окон.

В первое и последнее посещение «Шанхая» Алексей с новыми друзьями побывал на шестом этаже. Здесь проживала самогонщица Галина, женщина предпенсионного возраста. Бомжи любили её за то, что она всегда могла налить в долг. Её «щедрость» была хорошим маркетинговым приемом. Редкий алкаш не возвращал денег, зато все остальные становились постоянными клиентами. Кроме того, ушлая Галина держала должников на крючке. Кого-то она просила вскопать огород, кого-то перетащить мебель, но были просьбы и посерьезней. Ходят слухи, что она заказала своего зятя и кто-то из клиентов забил мужчину до смерти.

Котов позвонил в дверь, которая через минуту распахнулась. В нос Алексею ударил сладковатый запах браги. На пороге стояла Галина, в халате, из под которого виднелись женские прелести – немолодые, но ухоженные ноги и грудь третьего размера.

– О, Серёга! Зайдешь в гости? – кокетливо произнесла дама, обращаясь к Котову.

– Извини, Галка, я сегодня не один, – улыбнулся Сергей.

Самогонщица не смотря на свой возраст была любвиобильной барышней и малоразборчивой в связях. Даже бомж Котов являлся одним из её многочисленных ухажеров.

– Дай нам два литра, – попросил он. – Только самогонки, а не той бодяги, которую ты делаешь из растворителя.

– Обижаешь, Серёжа, для тебя всё самое лучшее, – захохотала Галина и упорхнула за дверь. Через две минуты она вернулась с четырьмя бутылками самогонки, подсвеченной корицей. Казалось, что внутри коньяк или виски.

Котов протянул ей деньги, но она не взяла их, а схватила мужчину за запястье.

– Может всё же зайдешь, я тебя надолго не задержу, – сказала Галина.

– Ладно мужики, идите к Палычу, – сдался Котов, – я догоню!

Алексей, Косматый и Дрыщ пошли вниз по лестнице.

– Любви все возрасты покорны, – посмеялся Дрыщ, самый молодой из компании. – Почему-то Котов у нас самый успешный у женского пола. Может потому что поэт и певец. Он ведь даже когда-то выступал в местных ДК и пел в ресторанах, где-то в Ялте и Анапе. Вот только, как и

все мы оказался без кола и двора.

Тройка бомжей добралась до двери Палыча. Дрыщ нажал на звонок и протянул к глазку бутылку самогона. На пороге появился потрепанный седовласый мужик среднего роста в синем рабочем комбинезоне, на котором виднелась эмблема завода, на котором трудился Палыч. Работяга в этот раз ушёл в запой прямо с предприятия. У местного пролетариата это такое развлечение – выпить прямо на смене, а потом уйти незамеченным через проходную. Не у всех это получалось, и многие отправлялись с проходной прямо на биржу труда. Но как известно, Палыч был из касты неприкасаемых. Охранники делали вид, что не замечают, что мастер идет подшофе. И даже когда он спьяну упал на турникетах, окружающие «решили», что он не пьян, а болен.

– Проходите на кухню, – пробубнил работяга.

Алексей осмотрелся по сторонам. Из коридора гости попали в комнатушку, заставленную старой советской мебелью. На серванте лежали стопки политических газет и книжиц с шовинистическим названиями. На стене соседствовали портреты Сталина, Мао Дзедуна, Че Гевары, Фиделя Кастро и почему-то Льва Толстого.

На тесной кухне была газовая плита, холодильник и стол, за которым Палыч предложил уместиться всем гостям. В качестве закуски хозяин предложил банку шпрот, соленую капусту и буханку хлеба. Косматый, который всё это время молчал, неожиданно заговорил.

– Ну давайте выпьем за встречу, – пробасил бородач.

Шурик из «Кавказской пленницы» мог бы записать здесь свой сборник тостов и пословиц. Мужики пили за тех кто в море, за тех кто в сапогах, за милых дам, за тех кого больше нет, за здоровье и мужскую силу. Через полчаса в квартиру вернулся Котов, который знал тостов и притч побольше остальных. Но они были настолько длинными, что друзья обычно перебивали его фразой: «Вздрогнули!» Тот возмущался, надувал щеки, но как бы не хотя выпивал с остальными.

– За Россию, – сказал Алексей, когда