Актёр и мишень. Как раскрыть свой талант на сцене - Деклан Доннеллан

class="p1">Если бы особо усердному другу пришло в голову просветить нас, почему мы влюбились, мы в первую очередь почувствовали бы, что друг относится к нам свысока. Актер не должен относиться к своему персонажу свысока, ни в коем случае. Объяснения «почему» дают нам иллюзию контроля. Дело в том, что если Ирине удалось исчерпывающе ответить на вышеприведенный вопрос, значит, она совершенно не понимает главного. Нам не дано до конца понять, почему мы поступаем так или иначе. Мы рассмотрим опасности «почему» позже.

Я не сосредоточиваюсь на мишени. Сосредоточиваться – обманчивое слово. Кажется, что оно имеет непосредственное отношение к мишени. Но сказать: «Я на чем-то сосредоточиваюсь» совсем не то же самое, что сказать: «Я что-то вижу». Тут полезно притормозить и осознать разницу. Мишень необходимо увидеть; сосредоточенность подразумевает, что я сам решаю, обращать мне внимание на мишень или нет. Мишень – хозяйка положения. Сосредоточенность делает ее прислугой. Да, актеру может казаться комфортнее самому выбирать, на чем сосредоточить внимание, вместо того чтобы реагировать на мишени. Выбирая, на чем сосредоточиться, актер чувствует, что больше контролирует ситуацию. Но подобный контроль – ненадежный друг, подобный контроль вновь загоняет Ирину внутрь самой себя. Решение, на чем сосредоточиться, скрывает от актера окружающий мир и все его живительные стимулы. Сосредоточенность заставляет актера генерировать внутреннюю энергию, а ее значительно полезнее обнаруживать во внешнем мире.

Прежде чем размышлять о контроле, давайте рассмотрим один нелегкий выбор.

Первый нелегкий выбор

Это первый из нелегких выборов, стоящих перед актером. Дилемма заключается в двух похожих, на первый взгляд, вещах, которые на самом деле исключают друг друга. Они так похожи, неужели нельзя на всякий пожарный выбрать и то и другое? Увы, нельзя. Чтобы заполучить одно, нужно отказаться от другого. Так в чем же заключается первая из наших прискорбных потерь?

Концентрация или внимание

Это первый нелегкий выбор: концентрация или внимание. Выбирать вам. Выбрать можно только что-то одно, в этом загвоздка.

Перед тем как сделать выбор, стоит подумать вот о чем. Внимание связывает нас с мишенью, концентрация отрезает нас от нее. Когда я сильно концентрируюсь на предмете или на другом человеке, происходит нечто странное. Я вижу объект все хуже и хуже и в конце концов вижу только собственное восприятие этого предмета или человека. Другими словами, концентрация загоняет меня внутрь себя. Концентрация притворяется, что она заботится о других. Это не так. Концентрация притворяется, что она связывает нас с внешним миром. Это не так. Мы выбираем концентрацию, а не внимание, потому что управляем ею. Внимание – совсем другое дело. Внимание нужно обнаружить и уделить его. Концентрацию мы самопроизводим километрами, поэтому нам кажется, что мы контролируем, на чем концентрироваться, а на чем нет. Именно поэтому концентрация, по сути, бесполезна. А внимание мы контролировать не можем – именно поэтому оно так полезно, но вместе с тем так пугающе. Но по-настоящему страшна может быть как раз концентрация. Концентрация чем-то похожа на дом ужасов в фильме «Дядя Сайлас»: сколько бы раз мы не пытались сбежать, каким-то таинственным образом мы снова оказываемся в пугающем доме.

Ирина не может создать ничего нового внутри себя. В ней нет никакого глубинного центра креативности, стимуляция которого могла бы сфабриковать решение всех ее проблем. Внутри себя Ирина не может конструировать чувства и генерировать мысли. Так что же она может? Все, что может сделать Ирина, это видеть объекты во внешнем мире и уделять им внимание.

«Видеть» и «смотреть»

Как это ни досадно, Ирина не может заставить себя уделять внимание, видеть. Как и все мы, она может только заставить себя НЕ видеть. Она может ослепить себя. При этом она, разумеется, может заставить себя смотреть. Но смотреть – совсем не то же самое, что видеть. Разница между видением и смотрением принципиальна для актера. «Смотрю» подразумевает, что я сам выбираю, на чем концентрироваться. «Вижу» значит, что я уделяю внимание чему-то, уже существующему. Я могу смотреть, не видя, – вспомним викария без штанов. «Видеть» означает предоставить тому, что я вижу, свободу и право удивить меня, оказаться не таким, как я предполагал.

Голод

Представьте, что вы голодны, а в доме нет еды. Неважно, сколько раз вы заглянете в холодильник: он пуст и пустым останется. Еду можно найти только во внешнем мире. Если не выйдете из дома, умрете с голоду независимо от того, сколько раз вы обшарите пустые полки холодильника. Для актера видеть – значит выйти из дома. Кажется, что дома безопасно, а на улицах страшно. Это заблуждение.

Дома небезопасно, безопасно только на улицах. Не уходите домой.

3. Страх

Итак, если мишень так важна, как же получается, что мы оказываемся отрезаны от нее? Ответ очень прост. От мишени нас отрезает страх. Страх отрезает нас от нашего единственного источника энергии; именно так страх истощает нас. В процессе репетиций основная масса энергии уходит на то, чтобы справиться с проявлениями страха; и страх всегда, без исключения, разрушителен. Чем активнее страх охотится в репетиционном помещении, тем больше страдает наша работа. Из-за страха становится трудно возражать. Страх – причина не только ссор, но и фальшивого консенсуса. А ведь на репетиции нужна здоровая рабочая атмосфера, чтобы каждый мог рисковать и ошибаться. Страх подрывает взаимное доверие, лишает нас уверенности в себе и парализует работу. А на репетициях нам необходимо чувствовать себя в безопасности, чтобы спектакль мог быть опасным.

Прежде чем Ирина сможет призвать себе на помощь правила мишени, ей сперва придется очень внимательно разобраться, в чем конкретно заключается воздействие на нее страха. Данная глава может показаться ненужным отступлением, но даже мишень не в силах помочь нам, пока мы не посмотрим в глаза проявлениям страха.

Так что же это за страх такой? Его сложно охарактеризовать, ведь он – амальгама бессчетного количества личностных переменчивых эмоций, он постоянно меняет форму, словно стая рыбок. Страх связан узами родства с сомнением и со стыдом. Как все ярлыки, само слово «страх» – это бессильное обобщение. Шекспира бесконечно интересовал этот феномен; некоторые из его величайших пьес описывают страх. Страх – это то, что мешает нам осуществить задуманное, именно страх тормозит и подталкивает Макбета, Троила и Гамлета.

Нельзя смешивать этот страх с тем чувством, которое охватит любого из нас, если в комнату ворвется безумец, размахивающий ружьем. Наш страх приходит в маске: одна из излюбленных его личин – надменность, еще одна – манерность. Иногда мы сознаем, что одержимы страхом, но чаще