Настоящее имя - Даниил Корецкий

По своему богатому опыту Савик знал: главное не вступать с ними ни в какие разговоры, пусть даже о погоде или футболе — потому что все постепенно сведется к больным детям, проискам налоговиков и в конечном счете тебе дадут понять, что ты отбираешь последние крохи и обрекаешь все семейство на голодную смерть.

Савик пожил, Савик знает.

Из окошка донесся покорный шелест бумажек, следом показалась рука Глеба с двумя зелеными банкнотами: десятка и двадцатка. Савик аккуратно спрятал деньги в карман и, усмехнувшись, сказал:

— А вот теперь можно и по-маленькой.

Как говорится, слово не воробей…

Глебу ничего не оставалось, как отпереть дверь и впустить даньщика внутрь, а затем достать из угла початую бутылку «Столичной» и аппетитно нарезанный кусок свиной грудинки. Весело забулькала прозрачная жидкость.

— Не, мужики, купите, а? Серьезно говорю.

Снаружи в окошко просунулась синяя ряха. Испещренный красными прожилками нос, уловив желанный запах, беспокойно дергался.

— Ты ещё не ушел? — проговорил Глеб, подавая Савику наполовину наполненный стакан.

— Ну ладно, мужики, — алкаш потерянно шмыгнул носом. — Уступлю за двадцать рябчиков.

Аккуратно отставив мизинец, Савик выпил водку. Поставил стакан, зарядил рот куском душистой сочной свинины и, неторопливо прожевав, сказал:

— Что там у тебя, покажь.

Савик взял ручку, повертел, осмотрел со всех сторон, мазнул по пальцу, оставив отчетливый синий след. Дома у него скопился изрядный запас разных «шариков» с надписями «made in China» и «made in Thailand» — этим дешевым барахлом его всегда исправно снабжали ларечники, равно как сигаретами, презервативами и баночным пивом — что, однако, ещё никого не спасло от необходимости вовремя платить дань.

Но ручка, которую держал сейчас Савик, явно не из этого пестрого ширпотребного ряда. Это была дорогая вещь — Савик сразу понял, едва взял её в руки. Удивительно только, что Глеб не просек, он как-никак специалист… ну да ему не до того было, бедняге.

Здесь не было никакой мишуры, никаких надписей, все строго, просто, и со вкусом. Корпус из твердой полированной древесины, темные прожилки. Желтый конический наконечник, посередине корпуса желтый блестящий ободок из желтого металла, такой же ободок, только потоньше — на колпачке. От верхнего ободка к нижнему протянулся массивный стреловидный зажим — цеплять за карман. Вот и все. Качественные и ценные вещи всегда отличает отсутствие излишеств.

— Где спёр? — деловито поинтересовался Савик.

— А чего сразу — спёр? — обиделся алкаш. — Нашел я ее! В сугробе, вчера, когда здесь автобус взорвали. Я сразу понял — клевая штучка!

Савик ещё раз осмотрел ручку, покрутил небрежно, демонстрируя полное равнодушие, затем веско произнес:

— Говно.

Синяя ряха в окошке болезненно дернулась.

— Ну хоть червонец…

Савик взял из картонной коробки использованный чек, пристроил на колене и попробовал накарябать там свою роспись. Ручка оставляла лишь бесцветное углубление на бумаге.

— Ах ты гад, да она не пишет! — проревел Савик.

Крепкий кулак прочертил в воздухе короткую линию и врезался в сизый нос алкаша.

— Пошел вон! Еще сунешься — башку отверну!

Глеб снова наполнил стаканы. Из сумки появился пучок зеленого лука и бутерброд с холодной яичницей — наверное, жена накрутила утром. Гулять так гулять!

Савик хорошо знал этот тип людей, которые привыкли подчиняться обстоятельствам, а потом все свои неудачи списывать на те же обстоятельства. Пять минут назад Глеб ненавидел его, Савика, лютой ненавистью, готов был, наверное, в глотку вцепиться. Но — боялся. И деньги отдал. Потому что привык быть жертвой, перхотью, так для него удобнее. Сейчас он расслабился и скоро начнет жаловаться на жизнь, бить себя кулаком в грудь, и рассказывать, рассказывать… Словно на исповеди перед батюшкой.

Чудной народ.

Савику до лампы все эти излияния. Он выполнил план на сегодня, получил долги, а сейчас пьет и закусывает на халяву. Вот и все. Если Глеб думает, что после двух стаканов они станут друзьями, что завтра там или послезавтра Савик как-то по-особому поздоровается с ним или спросит: ну как теща, не поправилась? — то он глубоко ошибается. Это точно как с этими «сенокосилками». Ты даешь — я беру. А налоги платить все равно надо.

— Я ведь, можно сказать, случайно сюда попал, — начал Глеб, осушив стакан. — По недоразумению. Стечение обстоятельств. — Он разрезал бутерброд надвое, половину подвинул Савику, половину отправил в рот и торопливо прожевал. — Это вот все… Торговля, касса, кремы, шампуни, лосьоны… Не мое это, Савик. У меня ведь высшее образование. Я автотракторный закончил, тогда это считался хороший факультет, в советские времена на ЗиЛе мастерам всегда прилично башляли… А тут — на тебе. Я только два года и успел проработать после диплома, как все посыпалось… А тут тесть как раз умер, теща к нам переехала из Мурманска. В «полуторке», представляешь — мы с женой, две дочки и теща со своим сахарным диабетом… Ты почему не пьешь, Савик?

— Гля, только что писала, а теперь не пишет, — рассеянно сказал контролер, продолжая рассматривать ручку.

Чем больше он на неё смотрел, тем больше убеждался, что ему удалось отхватить настоящую вещь. Что-то было в ней… Может, эти плавные линии, создающие ощущение завершенности, «правильности» какой-то, может, сочетание темного полированного дерева и желтого металла, а какой металл тут может быть? Савик не первый день живет и слышал про золотые паркеры… И увесистая… Он прикинул на ладони. Да, в самом деле, ручка показалась Савику несколько тяжеловатой для своего размера, значит желтые прибамбасы и вправду золотые! Сколько же она может стоить? Жалко, конечно, что не пишет. Савик попытался развинтить ручку, но она почему-то не поддавалась.

— …не пьешь?

Савик поднял голову и посмотрел на Глеба.

— Как это — не пью? — сказал он, опрокидывая стакан. — Только наливай.

Лицо Глеба раскраснелось, глаза и нос блестели. На краю фанерного прилавка дотлевал забытый окурок, оставляя черную дорожку. Наверное, Глеб тут успел половину своего жизненного пути разбаянить. Ничего, пусть… Звякнуло что-то в сумке — ларечник извлек вторую бутылку. Сорвал зубами пробку, выплюнул на пол. Прозрачная, чуть маслянистая жидкость забурлила в стаканах. Отчетливо запахло сивухой.

— Ну давай, значит, чтобы деньги водились! — Глеб торжественно поднял свой стакан. — Чтобы — «зеленые»! В крупных купюрах! И побольше!

Савик даже ухом не повел в сторону собутыльника, продолжая вертеть ручку так и сяк.

— Слушай, — перебил он Глеба, — ни хрена не могу развинтить. Как же тут стержень меняется?

— Что? — встрепенулся Глеб. — А-а… Если не разбирается — значит, одноразовая. Дешевка.

— Да пошел ты! — сказал Савик. — Много понимаешь. Разуй глаза, посмотри лучше… «Дешевка»!

Глеб взял ручку, близоруко потыкался в неё носом. Хмыкнул недоуменно, попробовал провернуть части корпуса в разные стороны.

— В самом деле, на дешевку не похожа. Скорее «паркер» какой-нибудь. Только надписей нет. Восьмерка — и все… И стержня нет… Конечно, писать не будет!

— Какая восьмерка? А стержень был — глянь полоса на пальце! Видно я его спрятал… Ну-ка, дай сюда!

Он отобрал ручку, вновь поднес к глазам. Действительно, в толстом золотом ободке виднелось крохотное овальное окошко, а в нем красная цифра «восемь».

— Гля, и вправду восьмерка! Откуда она взялась?

Глеб пожал плечами, заметил дотлевший окурок, неловко смахнул с прилавка. Вытянул из пачки новую сигарету, достал из кармана зажигалку, потянулся.

— А все-таки жить хорошо!

Раздалось негромкое: «пш-ш». Савик увидел, что цифра «8» в овальном окошке медленно отъехала в сторону и на её месте появилась цифра «7».

— Ни хрена себе, — удивленно протянул он. — Гля сюда!

Савик поднял глаза на Глеба и вдруг увидел, что тот медленно сползает со стула, судорожно хватая ртом воздух. Лицо ларечника стало белее мела, в глазах отражались непонимание и какой-то животный испуг. Стул выскользнул из-под него и ударился в стену киоска, полетела на пол недопитая бутылка водки. Глеб упал, врезавшись головой в ящик с нераспакованным товаром. Нечищенный ботинок ударил Савика по щиколотке.

Савик торопливо убрал ногу.

— Ты что, блин… Припадочный?

Глеб лежал без движения. Преодолевая брезгливость, Савик склонился над ним. Похлопал ладонью по щеке.

— Пить не научился, А? Перхоть… Ну, вставай, живо!

Никакой реакции. Немигающие глаза Глеба уставились в потолок, какая-то мышца на шее дернулась раз-другой… Перестала. Нижняя челюсть медленно отвалилась.

«Помер он, что ли?» — Савик застыл, пораженный внезапной догадкой.