Настоящее имя - Даниил Корецкий

— Нормально, — кивнул капитан Чуйков. — Как и должно быть. Что-то я перестраховался… Ну, давай!

Они выпили, каждый бросил в рот по ломтику сыра, молча пожевали. Обычная картина — два здоровых грубых мужика расслабляются после работы. Никто не подумает, что ещё час назад один встречался с отъявленными бандитами, а второй его прикрывал. И оба были готовы к чему угодно… Даже смазливая блондинка за стойкой не подумает, хотя и догадывается, что Фокин — «конторский».

— Нутром почувствовал: что-то не так, — продолжал Чуйков. — Знаешь их собачьи «стрелки» — полоснут очередью из подворотни — и все!

— Бывает…

— Ты не думай, что у меня крыша едет… Когда он мне бумаги протянул, как холодом из могилы повеяло. А я левой рукой беру, а правой из кармана ему в брюхо целюсь — успею, если что! Он, видно тоже почувствовал… А может тебя в машине увидели, побоялись… Ладно. Обошлось — и обошлось.

Фокин перевел взгляд на барменшу.

— Лизонька, сделай нам ещё раз.

Блондинка улыбнулась и понимающе кивнула.

— Вот времена настали, — не унимался Чуйков. — Раньше нас все боялись, а теперь и мы пугаемся… А тебе не звонят больше?

— Перестали.

— Мальчики, может вам цыплят пожарить? — спросила Лиза. — Хорошие цыплята, свежие.

— Не надо.

— Они что-то конкретное требовали? — спросил Чуйков. — По делу Зубровского? По Каледину?

— Не по конкретному делу. Вообще. Увольняйся и уезжай. Ты, мол, бык здоровый, так про жену подумай. А то мы её высушим и по почте перешлем…

Мощные челюсти Фокина сжались.

— Дожили, — сокрушенно сказал Чуйков. — Ты представляешь, чтобы в тридцать седьмом году оперу НКВД кто-то угрожал? Нет, ты скажи! Ну и что ты сделал?

— Что, что… Приставил Гарянина, он за ней неделю ходил, как привязанный. Но сколько можно? Ему ж за свою работу отчитываться надо. Купил Наташке электрошокер, научил как в лифт садиться, как квартиру открывать…

— А Ершинскому доложил?

— Доложил… Толку что — не его жене грозят… Посадил дежурного на АТС, сигнал поймали — таксофон на Варшавской. Вместо того, чтобы нашу группу послать — в милицию сообщили. Пока они доползли, там уже след простыл. Отпечатки на трубке никто и не снимал.

— Да…

— Ну ничего, им эти звонки зачтутся! — недобро оскалился Фокин. — Я весь их клубок размотаю, несмотря на высоких защитников!

— Так и надо. Если знаешь, что мотать, — Чуйков поднял рюмку. — Давай за нашу победу.

— Давай. И разбегаемся. Чего-то нехорошо на душе…

Майор вернулся домой на два часа позже обычного, чуть ноги не переломал в темном парадном — пробки, что ли, полетели…

Жены дома не было. Он оставил пакет с покупками в прихожей, не разуваясь прошел в гостиную и включил автоответчик. Тишина. Пусто. Странно.

Майор выудил из бара бутылку дешевого бренди с сине-зеленой этикеткой. Время от времени он принимал стопку-другую на ночь для расслабления. А сегодняшний день дал много поводов расслабиться.

Сделав глоток, Фокин уселся за телефон, набрал номер фирмы «Веленгур» — торгово-закупочной компании с международными связями. Он сам устроил туда жену на оклад, втрое превышающий денежное содержание майора ФСБ. Чуйков считал, что зря. «У этих фирмачей симпатичные бабы не только за столом работают…» Верно. Он, правда, провел профилактику: прошелся по кабинетам, познакомился с наташкиными сослуживцами, особо подозрительным руку пожал, да в глаза выразительно заглянул. Должно было отбить охоту… И все равно в глубине души нет-нет, да шевелились подозрения.

Кабинеты не отвечали. Дежурный охранник заверил, что в офисе никого нет.

Фокин нашел записную книжку жены.

— Алло, Танюша? Ты мою супругу сегодня не видела?.. Да нет, ничего, просто…

— Лена? С Наташей не песекалась? А чего голос такой веселый? Это хорошо, что есть причина… Ладно, давай…

Он позвонил в этот хренов фитнесс-клуб, хотя там сегодня явно не Наташкин день.

— Хорошо, понял вас.

Фокин посмотрел на часы. Восемь тридцать. Ничего не случилось. А почему на душе так темно и страшно?

— Здравствуйте, Галя, это Наташин муж. Вы не видели её сегодня случайно? Она вам не звонила?

Потом — Нина.

Какие-то Стеша, Лора, Катя. Никто ничего не знает. Долистав книжку до буквы «я», Фокин отложил её в сторону. «Высушим и по почте перешлем…»

Майор поставил бутылку на трюмо, глянул на себя в зеркало. Он там не помещался: метр девяносто в холке, маленькие, широко посаженные серые глаза, некрасивая, но мужественная репа, волевой рот. Тридцатипятилетний майор ФСБ, перспективный сотрудник… И вряд ли кто-то захочет сделаться его смертельным врагом…

Фокин не успел додумать: телефон вдруг зазвонил резко и пронзительно. Майор сорвал трубку с рычага.

— Да. Ало!

Треск и шипение, гул проезжающих машин. И кто-то дышит в трубку таксофона.

— Говорите! — рявкнул Фокин. Он уже знал, что сейчас услышит.

— А баба у тебя ништяк, — слышь, да?.. — пробился сквозь помехи сипловатый блатной голос. — В бойлерной. Пошарь-ка в бойлерной на всякий случай, ага. Совсем обнаглел, козел, слышь, да? А за твою наглость баба расплатилась, ага. Дергай из Москвы, падаль, ага. А то и тебя так сделаем, слышь, да?

— Два ребра, разрыв левого яичника, небольшое сотрясение… Больше ничего серьезного: ссадины, гематомы, — дежурный хирург хмуро смотрел в сторону. — Дело преходящее. Будет жить.

Фокин продолжал сверлить его глазами, возвышаясь молчаливым мрачным утесом — метр девяносто — посреди больничного холла.

— Что еще?

— Еще…

— Еще что?! — рыкнул он.

Доктор пожал плечами.

— Не знаю. Мазки взяли. Когда биология будет готова, может и прояснится… Это уже не по моей части.

Фокин плотно закрыл глаза. Он первый зашел в подвал и все видел. Для него все было ясно.

— Говорить с ней можно?

Хирург замялся.

— Только следователю.

— Я и есть следователь!

Отодвинув врача корпусом, он протиснулся в обшарпанную дверь. Палата была большая, коек на двенадцать. Стоны, бред, острые запахи лекарств и человеческой боли.

Жена лежала у стены, невероятно бледная и потускневшая — подбитая райская птица, оплетенная какими-то уродливыми трубками, шею обхватывает высокий гипсовый воротник («Что-то с шеей, а этот коновал ничего не сказал», — подумал Фокин), вокруг губ — синий венец кровоподтека. Или засоса?

— Наташ.

Он нашел её руку под одеялом. Наташа открыла глаза. В них была пустота и ужас.

— Сколько их было? — спросил Фокин. — Ты рожи их запомнила?

Наташа смотрела перед собой. Губы дрожали.

— Не бойся. Я их на куски порву!

Глаза снова закрылись. Фокин знал этот «синдром потерпевшего». Бегство от действительности, боли, стыда.

— Двое, — сдавленно произнесла она. — Сначала один, потом другой… Лиц не видела, было темно…

— А говорили что? — вопросы задавал не убитый горем муж, а следователь. Или, скорее, мститель.

— Пугали. Говорили, чтоб уезжали. Вспомнили какого-то Татарина. И еще… Один сказал, что это не приказывали…

Она зарыдала. Сначала тихо, потом все громче.

— Уедем отсюда… Сегодня же! Сейчас!!

Наташа кричала во весь голос, но получалось хрипло и тихо. Фокин развернулся. У двери немым укором стоял доктор.

— Сделайте укол, — приказал майор. — И переведите её в нормальную палату. Где у вас главврач?

— Так почему ты пропадал целых шесть лет? Я спрашиваю, спрашиваю, а ты не отвечаешь…

Тонкие пальцы с острыми коготками прошлись по животу, скользнули ниже… Но Макс был опустошен до предела и ничего, кроме щекотки не испытывал.

— Меня сбила машина и я потерял память. В командировке, в Тиходонске… Лежал в психушке, потом работал на заводе… Понемногу пришел в себя и вернулся.

Маша фыркнула и убрала руку.

— Вот тебе раз! Ты же работал дипкурьером и ездил в Париж, Нью-Йорк, Амстердам… Как ты попал в этот зачуханный Тиходонск? Что это за командировка? Да и вообще… Странно как-то! Ты не хочешь сказать мне правду?

— Это и есть правда, — Макс сел и быстро надел трусы. — Хотя ложь могла быть гораздо убедительнее. Но я проголодался.

— Давай сходим куда-нибудь поужинать. А то мы уже второй день не выходим из дома — разве это правильно?

— Давай, — Макс подошел к окну и осторожно выглянул из-за занавески. Сгущались сумерки, снег отливал голубизной. Припаркованные возле дома машины казались пустыми.

— Ты кого-то боишься?

Маша тоже встала, прошлепала босыми ногами, прижалась к спине всем телом.

Какие-то фигуры маячили на другой стороне улицы, но чувства опасности они не вызывали.

— Нет. Просто я давно не был в Москве. Отвык…

В подъезде напротив мелькнул огонек сигареты. Место для засады, в принципе, очень подходящее…