На восьмом километре - Виктор Сапарин

- Почему же? - сухо сказал Гордон. - Мы обязаны эти сделать. Наука не может проходить мимо таких фактов.

- В конце концов, это не по-товарищески, - лицо Горышева искривилось.

- А вы можете судить, что такое по-товарищески, а что нет? - сказал Гордон. - Вы даже не заметили, что сейчас происходит товарищеский суд. Ваши товарищи, ваши коллеги выносят свое суждение о вас. Двое уже проголосовали "против".

У Горышева сделалось удивленное лицо.

- По отношению к кому я поступил не по-товарищески?

- К Дубровскому.

- Я?! - Горышев широко раскрыл глаза. - Я полез смотреть лавиноскоп только для того, чтобы обрадовать его. И меня засыпало лавиной. Не откопай вы меня в последний момент, не было бы кого судить сейчас.

- Это разные вещи, - сказал Гордон. - Я имею в виду историю со "снежным человеком".

Горышев все еще ничего не понимал:

- Обыкновенный розыгрыш. Занятие скульптурой - мое увлечение. Я потратил неделю: мне хотелось произвести полный эффект. Он все сорвал, сказав, чтобы я сам сообщил на Землю о своей находке.

- А вы представляете, - холодно произнес Гордон, - хотя бы сейчас представляете, что произошло бы, если бы Дубровский радировал о вашем "снежном человеке"? Над кем смеялся бы весь мир?

- Есть границы розыгрыша, - подтвердил Кашкин. - Одно дело в студенческой компании, другое - на всю планету. Тут юмор уже кончается. Название другое.

Горышев в растерянности смял салфетку.

- Мы, совершенно очевидно, по-разному понимаем, что такое юмор, заметил Гордон.

- Ну что ж, все прояснилось, - сказал Кашкин. Ему не терпелось закончить неприятный разговор. - Остается расписаться в книге дежурств.

- А я? - завопил Горышев. - А как же я? Это ваша... шутка?! Вы...

- Обыкновенный розыгрыш, - жестко произнес Гордон. - Так, кажется, вы называете подобные шутки. Теперь вы ощутили, что это такое? - Но тут же сжалился: - Ладно, насчет зубов мы действительно пошутили... Но если говорить серьезно, то у вас, по-моему, только один шанс.

Горышев с надеждой посмотрел на Гордона.

- Дубровский, - сказал тот.

- Да, уж такого кроткого парня поискать во всей вселенной, - кивнул Кашкин.

- Провожать не нужно, - сказал Дубровский. - И так потеряно много времени.

Он щелкнул тумблером. На стене засветился экран.

- Вот, можете глядеть.

Две фигуры на экране медленно двигались к вихрелету. Одна, высокая, шагала спокойно, другая, маленькая, подскакивала и размахивала руками.

- Шутки шутками, - засмеялся вдруг Гордон, - но самое смешное будет, если между зубами и лавинами и на самом деле обнаружится связь. В принципе исключить этого нельзя. Но первое, самое серьезное испытание выдержал ты, - сказал он другим тоном. - Если бы не ты, не твоя догадка и энергия, Дубровский и Горышев лежали бы под снегом. С тобой не пропадешь!

Вихрелет поднялся над площадкой и исчез из виду.

- Интересно, - подумал Кашкин вслух, - что будет с нами через месяц? И ответил: - Я, наверное, стану более сдержанным. Обзаведусь методичностью. Ты, наоборот, прихватишь от меня избыток легкомыслия.

На лице Гордона появилось знакомое Кашкину выражение каменного упрямства: "Я свой характер так просто менять не собираюсь".

Кашкин вздохнул.

- Один протоколист останется, каким он был, - продолжал он рассуждать. - А ведь мог бы набраться качеств от каждого практиканта. Вот бы стал занятным собеседником. Было бы с кем коротать часы.

- Протоколист должен оставаться протоколистом, - возразил Гордон. - Он протоколирует, и на этом его функции кончаются. Его записи психологи проанализируют потом с помощью других машин. Здесь испытываются, а точнее сказать, притираются характеры людей. Машина не должна участвовать в игре.

- А ты разговорился, - обрадовался Кашкин. - В первый час ты не вымолвил и десяти слов.

- Просто я собираюсь обходиться без слов там, где это можно. Если слово не содержит информации, зачем оно? Слова служат для передачи мыслей.

- А разве любые слова, произносимые человеком, не содержат информацию?

- Вопрос - о чем?

- Мало ли о чем. О чем угодно. О чувствах человека, о его настроении.

- И даже о его характере, - усмехнулся Гордон. - Например, о болтливости. Такую информацию достаточно получить один раз. В дальнейшем она уже не нужна.

- Кроме необходимости обмениваться мыслями, у человека бывает и потребность делиться чувствами! - простонал Кашкин.

- Для этого слов нужно совсем немного. Одно-два. Остальные обычно не несут уже ничего нового.

- Но ведь человек не информационная машина! - воскликнул Кашкин. - Я говорю о чисто человеческих потребностях.

- Люди разные, - пожал плечами Гордон. - Одному нужно одно, другому другое.

- Начался первый спор.

"Ну, кажется, мне работы хватит", - мог бы подумать протоколист, если бы машина могла думать.