После первой смерти - Роберт Кормер

  Автобус с грохотом сопротивлялся, словно огромное животное, силой ведомое против его воли. Она надеялась, что автобус развалится или просто сломается. Ей было интересно, что случится, если автобус остановится и больше не заведётся. Она поглядывала на ключ зажигания. Что произойдёт, если вытащить ключ из замка и выбросить его из окна в густую растительность, что по обе стороны дороги? Это сорвало бы их план – то, что бы у них ни было на уме, или она подвергла бы детей и себя ещё большей опасности? Мужчина казался неглупым. Она должна была слушаться его, и надеяться, что по его словам об изменении маршрута автобуса лишь на время – это правда. Она снова глянула в зеркало. Дети вяло сидели каждый на своём месте. Кто-то из них спал, кто-то просто сидел, уставившись в пустоту и хлопая ресницами. «Они – под моей ответственностью», - сказала она себе. - «Я должна о них позаботиться. И мне не следует делать того, что навлечёт на них ещё большую опасность, чем уже есть сейчас». Она ощущала присутствие юноши, сидящего рядом с ней и пахнущего синтетической курткой, которая была на нём. Теперь он что-то искал внутри: оружие? Мигрень кинжалом вонзилась над её правым глазом.

  - Мы почти приехали, - сказал юноша.

  В его руке снова был пистолет, направленный на неё.

  Фургон остановился на вершине холма.

  Мужчина, послав парня понаблюдать за детьми, сказал:

  - Фургон сейчас развернётся и въедет на мост задом. Ты поедешь за ним.

  - Мне тоже развернуться? - спросила она, гадая, сможет ли она развернуть автобус на узком заболоченном месте.

  - Нет, просто следуй за фургоном. Когда остановится он, тогда это сделаешь и ты. Фургон будет к тебе передом.

  - Это – железнодорожный мост, - сказала она. - И он старый и хрупкий. Выдержит ли он нас?

  - Да. Мы недавно его проверили. Мост не настолько узок, как ты увидишь. Здесь ширина в две колеи. Но ехать надо медленно. Это может показаться неудобным и утомительным, колёса будут прыгать по шпалам. Длина моста – где-то триста футов, как ваше футбольное поле.

  Она обратила внимание на слово «ваше» - в смысле «не наше». Ей стало интересно, откуда он – у него такой глубокий загар.

  Фургон развернулся и дал задний ход, оставив за собой растоптанный кустарник.

  - Теперь поехали, - сказал мужчина. - И затем твоя миссия будет закончена.

  - Я буду свободна? А дети – что будет с ними?

  Он мягко коснулся её плеча:

  - Не беспокойся. С ними всё будет хорошо.

  Она последовала на мост за фургоном. Когда колеса запрыгали по деревянным шпалам, автобус затрясло. Она кинула взгляд в сторону, и увидела, как высок был этот мост, наверное, сто пятьдесят футов или даже больше. Ощущение высоты усиливалось прозрачными промежутками между шпалами. «Наверное, каждый переходящий этот мост, должен следить за своим шагом», - подумала она. - «А то, ненароком можно провалиться между ними». Она аккуратно вела автобус, над железнодорожной колеёй, по трухлявым шпалам, над разинувшей свою пасть пропастью. Однако вертикальные стальные конструкции моста выглядели жёстко, обеспечивая ощущение безопасности. Её нога чуть касалась педали акселератора, чтобы выдержать дистанцию от впереди идущего фургона.

  - Замечательно, - сказал мужчина. - Замечательно.

  Наконец, фургон остановился, и она включила нейтральную передачу. Перед её глазами за ущельем было старое здание павильона. Заброшенная постройка, перекошенная от времени и эрозии, словно замёрзший пьяный, сидящий на краю земли, к которой и вёл этот мост. На глаз показалось, что до этого здания было расстояние в три или четыре футбольных поля.

  - Заглуши мотор, - приказал мужчина.

  Когда она это сделала, то мужчина протянул руку, достал ключи из замка зажигания и положил их в карман куртки.

  - Ты всё сделала превосходно, - сказал он, и затем он отвернулся: - Миро, - позвал он.

  Но Миро не ответил. Он слышал голос Арткина, словно откуда-то издалека. Он рассматривал кого-то из детей – мальчика. Мальчик был отдельно от других детей. Он лежал на сидении во всю его длину, словно спал. Но кожа на его лице была синего оттенка, словно кто-то шприцем ввёл в вены его лица синие чернила. Его грудь не увеличивалась и не уменьшалась – он не дышал.

  - Арткин, - крикнул Миро. Он был неспособен оторвать глаза от этого ребенка.

  - Что? - откликнулся Арткин. Его голос был остр и нетерпелив.

  Миро, наконец, перевёл взгляд на переднюю часть автобуса. Он подзывал Арткина. Вспышка раздражения пересекла лицо Арткина, когда он через проход направлялся к Миро. - Это – твоё время, - подойдя, сказал он.

  Миро показал рукой на мальчика.

  Арткин выругался на своём родном языке, это звучало мягко, какие-то древние слова тревоги и отвращения. Миро никогда не слышал таких слов от Арткина прежде. И Арткин действовал быстро, он ощупал грудь ребёнка в поисках признаков жизни, проверил пульс на хилом запястье, поднёс ухо к его губам. Ребёнок был неподвижен.

   - Что-то случилось? - спросила девушка, встревоженным голосом. - Одному из них плохо?

  - Осмотри других детей, - сказал Арткин юноше. - Все ли они в порядке? - а затем к девушке: - Сейчас, мисс.

  Миро быстро осмотрел детей. Кто-то из них просто пассивно сидел, кто-то  расслабился в полудрёме. Остальные спали: их глаза были закрыты, руки и ноги - расслаблены, кто-то негромко сопел, но выглядели они нормально. Все, казалось, регулярно дышали. Он сказал это Арткину, пытающемуся вернуть жизнь тому ребёнку. Он массажировал ему грудь, дышал ему в рот.

  Миро посмотрел на девушку. Она сидела на своём сидении, развернувшись к ним, и с предчувствием смотрела на Миро и Арткина. Миро ощутил возрастающий в нём гнев. Если бы ничего не случилось с этим ребёнком, то он уже выполнял бы свою миссию. Сначала, на месте водителя оказалась эта девушка, а теперь – задержка. Он почувствовал судороги у себя в животе. Ему только не хватало, чтобы его начало рвать прямо здесь в автобусе. Снова глядя на мертвого ребенка, он подумал о том, как быстро может наступить смерть. Он отвернулся, но синяя плоть и бездыханное тело осталось перед его глазами. Почему эта смерть так должна была его впечатлить? Он видел смерть страшнее и отвратительнее. Он вспомнил мужчину в Детройте, наложившего в штаны за момент до смерти, когда зловоние наполнило весь объём его машины. Но этот ребенок казался беззащитным, и его смерть не имела смысла. Арткин собирался убить кого-нибудь из детей, если это будет необходимо, когда это повлияет на результат в лучшую сторону. Во-вторых: Арткин не любил неожиданных происшествий и незапланированных обстоятельств. Самое важное, что должно быть в каждой такой акции, как он говорил – предсказуемость результата, действие наверняка. И все неожиданности необходимо было свести к минимуму, и, что ещё лучше, чтобы их не было совсем.

  - Миро, - сказал Арткин. - Подойди ближе.

  Девушка закричала снова:

  - Что происходит? Кому-то плохо?

  - Минуту, пожалуйста, - кинул Арткин девушке. И затем к Миро, не глядя на него. Он смотрел на мертвого ребенка и говорил шепотом:

  - Ребенок мёртв, Миро, и эту смерть нам надо брать в расчёт. Но мы можем её использовать в наших интересах. Смерть ребёнка может оказаться эффективней смерти девушки. Смерть ребенка потрясет их сильнее, и также покажет им, что мы не блефуем, что мы непреклонны.

  Он стоял и смотрел на Миро.

  - Нам придётся импровизировать, Миро. На данный момент, мы ничего не будем делать с этой девушкой, а лишь старательно за ней понаблюдаем. Я опасаюсь этих наркотиков. Они очень сильны, как видишь, сильнее, чем я мог предположить. Какое-то время я не буду раздавать конфеты. Нам не нужен автобус, полный мёртвых детей, чтобы бы весь план пошел коту под хвост. Для сделки с властями нам нужны живые дети. И мы ждем. Девушка поможет нам позаботиться о них и о том, чтобы они вели себя тихо.

  - Но… - начал протестовать Миро. Впервые у него была такая миссия, ставящая его на равных с Арткиным, и теперь она откладывалась. Он так долго готовился к этому моменту, затягивая пояс и ожидая в течение лет; и теперь всё было отложено, отсрочено или даже отменено.

  - У тебя ещё будет шанс, - любезно сказал Арткин. - Когда увидим, что наркотики перестают действовать, то мы снова раздадим им конфеты. Возможно, у этого ребёнка была аллергия или слабое сердце - что-то исключительное, - он посмотрел на девушку, продолжавшую пристально на них смотреть беспокойными глазами. - Она должна умереть, Миро. Она видела нас без масок. И ты увидишь, как она себя проявит. Но не сейчас, не сразу. Потерпи. В данный момент она полезнее для нас, пока жива.

  Миро согласился, он понял, что произошло. Он осознавал давние слова Арткина о том, что реализация плана – важнее всего остального, всего, что ещё может стать на пути к их цели. Без разработанного плана их действия теряли какой-либо смысл и не стоили ничего, даже выеденного яйца.