Рембо и связь двух веков поэзии - Н Балашов

Вообще "цинизм" произведений Рембо весны 1871 г. в значительной мере был напускным и литературным. Это видно по упоминавшемуся стихотворению "Украденное сердце". Оно написано на грубоватом солдатском арго с примесью весьма ученых слов. В нем воссозданы душевные метания юноши-поэта, который, несмотря на показной цинизм, болезненно реагирует но то, что кажется ему пошлым и мешает разрешению великих вопросов: что делать? как жить?

Ломая старое и готовясь активно строить новое (см. письмо к Полю Демени от 15 мая 1871 г.), Рембо, как это случалось и в общественной практике, крушит искусство, полагая, что на девяносто процентов (он делает исключение для греческого искусства и дли нескольких поэтов предшественников во главе с Бодлером) оно не будет нужно освобожденному народу.

Стихотворения вроде "Моих возлюбленных малюток" не следует и на десятую долю принимать за чистую монету, понимать их буквально. Игровой элемент заметен уже в автографе Рембо, где на полях против стихов написано: "Какие рифмы! О, какие рифмы!".

Условность искусства приводила в подобных случаях к возникновению известного стереотипа. Конечно, этот стереотип создался после Рембо - и в данном случае много десятилетий спустя.

Возникшие позже стереотипы поведения части молодежи, предугаданные Рембо, - черта в его позиции второстепенная, а порождаемый обгоном энергии плана выражения выигрыш поэтической силы был немалым делом. Для деидеализации "уродок" не надо было такого пафоса, но для развития поэзии, видимо, он был нужен!

Весть, докатившуюся до Шарлевиля 20 марта 1871 г., Рембо встретил с восторгом и как нечто должное. В Париже победила Коммуна, регулярная армия отступила в Версаль. Прямо или косвенно Коммуна победила всех тех, кого ненавидел юноша-поэт. "То, что произошло после Робеспьера, не идет в счет, объявил Рембо своему другу Делаэ, - наша страна возвращается к дням, следовавшим за 1789 г. Заблуждение рассеивается..." На улице вслед одуревшим от страха мещанам Рембо кричал: "Порядок... побежден!". Он написал "Проект коммунистической конституции" {Во французской научной литературе эта утраченная работа Рембо именуется: "Projet de constitution communiste" (см.: P-54, p. XVI).}. Эта работа утрачена, но известно, что Рембо стал вольным пропагандистом Коммуны в провинции. Он заговаривал с шарлевильскими рабочими, рассказывая о "революции коммунаров" и призывая присоединиться к ней. "Народ восстал ради свободы, ради хлеба; еще одно усилие, и он достигнет окончательной победы... Рабочие все несчастны, все солидарны... нужно подниматься повсюду" {Delahaye E, Op. cit., p. 103-107.}.

Мы сказали: Рембо встретил Коммуну как нечто должное, естественное. Это относится не только к тому, что установление Парижской коммуны произошло в хорошо знакомой ему по личному опыту атмосфере - на восьмой день после его ухода из Парижа.

Это относится и не только к тому, что Рембо на пути к Коммуне не надо было преодолевать такой рубеж, как известному писателю, ставшему в поисках справедливости ротмистром кавалерии Коммуны, грифу Вилье де Лиль-Адану с его 800-летним дворянством и с фамильной традицией службы французским королям начиная с XI в., с Генриха I и Бертрады - Анны Ярославны {О путях французских поэтов к Коммуне мы писали в статье "Творчество Вилье де Лиль-Адана в перспективе развития общедемократических направлений французской литературы XX века" в кн.: Вилье де Лиль-Адан. Жестокие рассказы / Изд. подгот. Н. И. Балашов, Б. А. Гупст. М., 1975. (Лит. Памятники).}.

Рембо встретил Коммуну естественно и потому, что был так же открыт поискам неизвестного будущего, так же задорно молод духом, как и многие ее участники и поборники, которые были старше годами, но воплощали в марте 1871 г. молодость мира.

Рембо естественно стал поэтом Парижской коммуны, но мы не считаем, что он "поэт Парижской коммуны" в терминологическом смысле, когда слову "поэт" по-французски предшествовал бы определенный артикль. Главному уроку опыта Коммуны как первой пролетарской диктатуры, который извлекли и проанализировали Маркс, Энгельс и Ленин, в поэзии Коммуны соответствовали очень немногие произведения, прежде всего "Интернационал" Эжена Потье. Такой конденсации урока Коммуны и такого устремления в будущее не достигалось на страницах поэзии Парижской коммуны, в том числе и у самого Потье.

Зато если иметь в виду складывавшуюся с первых из 72 дней художественную интеллигенцию Коммуны, то многое в ее чувствах и чаяниях, в пафосе и радости новых решений и побед, в горечи ошибок, заблуждений и поражения, в надеждах на продолжение борьбы и будущую победу никем из художников Коммуны не было высветлено так ярко, как в вспышках поэзии Рембо.

Источником непосредственных впечатлений был четвертый прорыв Рембо в Париж, относящийся ко времени между 18 апреля и 12 мая (17 апреля он еще был в Шарлевиле, а 13 мая он вновь находился там). Этот прорыв был актом сознательного личного участия Рембо в гражданской войне на стороне Коммуны. Сохранились сведения, что поэт служил в частях национальной гвардии, располагавшихся в казарме на улице Бабилонн (юго-запад центра Парижа, между бульваром Инвалидов и бульваром, с 1870-х годов названным бульваром Распайля) и на улице Шато д'О (северо-восток Парижа, за бульваром Сен-Мартен). Указание на два места военной службы Рембо, возможно, соотносится: первое - с пребыванием в казарме национальной гвардии на рю де Бабилонн в феврале - марте, до Коммуны; а второе - в части федератов в апреле - мае, при Коммуне. Упоминать об этих обстоятельствах в печати стало возможным лишь после амнистии коммунарам в 1881 г., иначе подобное свидетельство носило бы характер доноса. Даже бельгийская полиция, как выяснилось, была в 1873 г. осведомлена, где были Верлен и Рембо в апреле мае 1871 г.

Помимо приводившихся страниц воспоминаний Делаэ (р. 103), имеется вполне определенное, хотя и витиевато выраженное, свидетельство Верлена в брошюре "Артюр Рембо" в серии "Люди сегодняшнего дня" (1884).

Взволнованно-причудливая проза Верлена - неблагодарный материал для хроникальной документации, но она фиксирует факт, что Артюра Рембо, так же как и другого молодого поэта-революционера Альбера Глатиньи, уже тогда, во время событий, взяла на заметку жандармерия в их департаментах и за них принялись, как выразился Верлен, "столичные душки-шпики" {Verlaine P. Oeuvres en prose completes / Par J. Borel. Paris: Pleiade, 1972, p. 800.}, Судя по намеку Верлена, Рембо во время краткой службы в гвардии Коммуны участвовал в каких-то операциях, проведенных в возмездие за убийство без суда 3 апреля 1871 г. одного из самых пылких бланкистских руководителей Коммуны - ученого-этнографа, профессора Гюстава Флуранса. Верлен начинает рассказ об этой странице жизни Рембо словами: "Возвращение в Париж при Коммуне, некоторое время, проведенное в казарме Шато д'О, среди тех, кто хотел как-то отомстить за Флуранса" {Ibid., p. 800.}.

Следует напомнить, что исполнительная комиссия Коммуны 7 апреля 1871 г. в обращении "К национальной гвардии" констатировала, что добровольцы в провинции откликаются на призыв Парижской коммуны, и приветствовала это.

В книге бывшего коммунара Эдмона Лепеллетье "Поль Верлен" содержится рассказ об энтузиазме, с которым коммунары приняли Рембо, юного федерата (так именовались военнослужащие Коммуны) из провинции, и поместили его в казарму одной из частей Коммуны. Лепеллетье говорит не о казарме на рю де Шато д'О, а о казарме на рю де Бабилонн, но сообщает подробности - пишет, будто Рембо не выдали ни амуниции, ни оружия {См.: Lepelletier E, Paul Verlaine. Paris, 1907, p, 255.}. Возможно, Ленеллетье невольно контаминировал данные о третьем и о четвертом пребываниях Рембо в Париже, но не исключено, что шестнадцатилетний, казавшийся совсем мальчишкой, Рембо так и не был официально зачислен в войска Коммуны, остался без довольствия, положенного федератам (а это могло стать одним из факторов, вынудивших его к середине мая вернуться в Шарлевиль).

В тот же день, 7 апреля, когда Коммуна приветствовала приток новых федератов из департаментов, приказом тогдашнего военного делегата (т. е. народного комиссара по военным делам) Гюстава Клюзере был изменен декрет от 5 апреля, предусматривавший обязательную военную службу холостых граждан от 17 до 35 лет. С 7 апреля обязательной становилась военная служба всех мужчин, холостых и женатых, в возрасте от 19 до 40 лет. Служба лиц в возрасте от 17 до 19 лет объявлялась добровольной. Коммуна оставалась Коммуной молодых, но в свете нового приказа официальное зачисление в часть Рембо, которому и до 17 лет было далеко, стало бы незаконным.

Вопрос об осуществлении пятого (и второго во время 72 дней Парижской коммуны) прорыва Рембо в Париж более проблематичен. Намерение Рембо несомненно. В письмах из Шарлевиля от 13 и 15 мая 1871 г. Рембо говорит, что "неистовый гнев толкает его к парижской битве", где "еще погибает столько рабочих", говорит о своем решении "через несколько дней быть в Париже" {Р-54, р. 268, 274.}. Непосредственность впечатлении от первых дней победы версальцев кажется очевидной в стихотворении "Парижская оргия". Это побуждает думать - в тех пределах, в которых обычная логика распространяется на сверходаренных художников {Вспомним полную убедительность испанских реалий в "Каменном госте" Пушкина, никогда не бывшего в Испании и располагавшего скромной информацией о ней.}, - что Рембо, отправившись в мае, действительно дошел до Парижа, но в первые дни после Кровавой недели, хотя Д. Девере не исключает его пребывания в столице 23-24 мая 1871 г. (указ. соч., р. 17). Отроческий, все еще почти детский вид юноши помог ему еще раз пройти, и не со стороны боев, где версальцы хватали всякого, а скорее напрямик из Шарлевиля, с северо-востока, сквозь прусские линии, бездействовавшие и нужные тогда лишь версальцам, стремившимся воспрепятствовать организованному отходу федератов и "зажать" их между невозможной для них сдачей пруссакам и смертью.