Технический ВТУЗ - Евгений Лукин

«ЛИЦО ИЗ НАТУРАЛЬНОГО ШПОНА»

Изображённая в рассказе дверца сейчас находится передо мной, и с неё по-прежнему глядит всё тот же колдун. Когда-то, увидев его впервые, мы с Белкой принялись показывать дверцу каждому, кто бы к нам ни зaглянyл. Удивительно было то, что некоторых гостей приходилось брать за шкирку и возить физией по книжному шкафу, пока не прозреют.

Естественно, чтo вскоре как бы сама собой придумалась история о колдуне, выходящем по ночам из дверцы. На должность героя единогласно выбрали лучшего друга, фэна № 1, имя которого слишком известно, чтобы поминать его всуе.

СТИЛИСТИКА В ТРИ ЛИСТИКА

Принято считать, что всякий порядочный автор обязан выработать собственный жаргон, именуемый стилем. Ни черта он, по-моему, не должен. Неповторимость Михаила Успенского или, допустим, раннего Кудрявцева объясняется, на мой взгляд, вовсе не словесными вычурами, а своеобразием мышления.

Не помню, кто это сказал: пытаясь обрести своё лицо, не забудь предварительно обзавестись головой.

Во-первых, каждая вещь требует своего инструментария. Во-вторых, изложить всё настолько просто, чтобы красивое слово «стиль» читателю и в голову не взбрело, поверьте, очень трудно. Несмотря на все наши с Белкой старания, считалось, что ранние наши рассказы «написаны по-разному, с разных позиций, разной рукой». Когда-то это нас обижало.

Последнее время донимает меня крамольная мысль: а ну как авторский стиль всего-навсего признак внутренней ущербности?

Приведу пример. Везде говорят: беляш. И в словаре — беляш. А я родом из Оренбурга. Там говорили правильнее, на татарский лад: белиш. Во всяком случае, тогда, в середине прошлого столетия. И вот подхожу я к продавщице. Что мне ей сказать? Дайте мне беляш? Измена малой родине. Измена детским воспоминаниям. Дайте мне белиш? Не поймут, на смех подымут. И я говорю: «Дайте мне один из этих белишей».

Вот он вам и стиль.

«ПЯТЕРО В ЛОДКЕ, НЕ СЧИТАЯ СЕДЬМЫХ»

Литературная игра, где участники пишут по очереди экспромтом короткие главки общей повести, стара как мир. Студентами мы её усовершенствовали, введя рискованное условие: каждый соавтор должен быть ещё и персонажем. Задача: посадить противника (противников) в лужу, самому же из неё по возможности вылезти» Игра считается окончен ной, когда один из партнёров, прочитавши очередную главу соперника, завопит: «Сволочь!» — и начнет рвать написанное в мелкие клочья.

Став мужем и женой, мы с Белкой по старой памяти частенько так забавлялись, причём каждый раз я оказывался в проигрыше. Но в том случае, о котором сейчас пойдет речь, противник мне достался послабее. Когда-то мы с ним были сокурсниками, потом стали сослуживцами. И вот от большой тоски решили в рабочее время учинить нечто подобное. Вчерне прикинули сюжет: несколько сотрудников нашего НИИ (и мы в их числе), участвуя в гребной регате, проваливаются во времена татарского нашествия…

Каюсь, сладил. Только он себя с кола снимет — я его опять на кол посажу. В конце концов соперник завопил: «Сволочи» — схватил рукопись и куда-то унёс. Бсльше я ее не видел.

А через несколько лет стало вдруг жаль сюжета, и мы с Белкой, честно предупредив моего бывшего супротивника о наших намерениях, решили восстановить текст, доведя его при этом до профессионального уровня. Так я нежданно-негаданно сделался персонажем собственной мини-повести (электрик Альбастров).

Однако литературная шалость упорно не желала становиться литературным произведением. Мало того, она не желала даже ложиться на бумагу. Наконец кого-то из нас осенило, что все наши герои — разных национальностей (могли бы, кстати, сразу вспомнить правило из «технического втуза»: прежде всего найди то, чем один герой отличается от другого). После этого открытия дело пошло быстро и весело.

Далее, как водится, начались чудеса. Коллеги москвичи увидели в нашей мини-повести грубый антисемитский выпад, а питерцы недовольно заметили, что нельзя низводить такую страшную тему, как КГБ, до уровня анекдота. Будто что-то от нас зависело! Капитан Седьмых когда-то учился с нами на филфаке. Так кому ж его знать, как не нам! Если идёт из бани — соврёт, что из библиотеки. А если из библиотеки — соврет, что из бани. Конспирация…

«ПОЛДЕНЬ, ХХ ВЕК»

Метранпаж «Волгоградской правды», бывший десантник, рассказывает, как они возвращались с учений:

— Шоссе — прямое-прямое. Поставили броневичок на первую скорость, сами все вылезли: идём не спеша по обочине, мячик друг другу перепасовываем…

— А вы за водкой свой броневичок гонять не пробовали? Из этого вот зёрнышка всё и проросло. И поехал броневичок за водкой.

«АВТОРСКОЕ ОТСТУПЛЕНИЕ»

В рассказах ещё так-сяк, а вот в повестях герои распустились окончательно и зачастую плевать хотели на планы своих создателей. Пока обдумываем, вроде все идёт как надо, а стоит сесть за машинку — тут же кто-нибудь из персонажей такое отмочит, что весь сюжет летит к чёрту — и передумывай его заново. Хотя, возможно, герои занимались этим и раньше — исподтишка. Теперь же их поведение напоминало саботаж, местами переходящий в бунт на корабле.

Явление это заинтересовало нас до такой степени, что в итоге возник рассказ о соцреалисте и неподатливой героине.

Кое-кто из собратьев по перу тут же обвинил соавторов в кокетстве, ибо не может персонаж себя вести. Может-может! А вот если он действует строго по плану, то, стало быть, ещё не ожил. Стало быть, ещё картонный.

Искушённого читателя трудно чем-либо ошеломить. Единственный способ — ошеломить за компанию самого себя, но это большая удача.

Помню, прочтя небольшой рассказ питерца Л., я взял автора за лацканы и сказал:

— Слава! А ну-ка честно! Ты с самого начала знал, что оба твои героя — оборотни?

— Нет, — сиплым преступным шёпотом сознался он. — Я думал сначала, они оба — люди…

Стало быть, не только у нас персонажи разнуздались.

«НЕ БУДИТЕ ГЕНЕТИЧЕСКУЮ ПАМЯТЬ»

Хороший знакомый (впрочем, плохих у нас не бывает) рассказывает взахлёб о том, как он с женой присутствовал на вечере некоего экстрасенса:

— Загипнотизировал мужика и говорит: «Покажи, что ты делал в доисторические времена!» Тот стал на четвереньки и завыл…

— Саш, — умоляюще перебиваю я. — А можно мы об этом напишем?

— Вообще-то я сам собирался, — величественно изрекает он. — Ну да ладно! Пишите!

Потом, правда, выяснилось, что писать об этом собирался не он — собиралась его жена, тоже литератор. Тем не менее в течение нескольких лет он пил из нас кровь, вопрошая при встрече: «Где посвящение? Почему рассказ без посвящения?»