Сиблинги - Лариса Андреевна Романовская

Женька увидел ряды велосипедов и вспомнил про коробки с прожитыми днями. Поверил, что это правда. Что он успел вырасти, умер, попал сюда.

Женька произнёс шёпотом:

– Я, наверное, потом покатаюсь.

Долька кивнула, и они пошли обратно. Долька по пути рассказывала, где тут чего. Внизу кухня, мастерская, наверху личные комнаты. Можно одному жить, можно с кем-то. Близнецы, Сашка с Серым, вон вдвоём.

Женька пожал плечами. Если это всё на самом деле, то он тут надолго, с ночёвкой, даже, наверное, ещё дольше? Навсегда?

Стало тошно и захотелось спрятаться ото всех. Как в школе.

Долька показала, где тут можно руки помыть, ну и вообще.

В предбаннике на стене висело зеркало. В нём было Женькино обычное отражение, с оттопыренными ушами. Никифоров Женя, двенадцать лет, хочет стать математиком. Хотел, но не стал.

В коридоре голос Макса спросил, куда дели новенького. Голос Дольки что-то ответил. Потом в умывалку вошли две девчонки, Ира с Людочкой. Ира по возрасту как Женька, Люда – малявка из началки. Ирка в кудряшках, Людочка тёмно-рыжая. Ирка смотрела на своё отражение. А Люда – на Женькино, он в зеркале заметил. Она тоже заметила, что он заметил.

Ира ей говорит:

– Людочка, заколку подержи.

А эта Люда вдруг убежала. Ира глянула на Женьку так, будто хотела переодеться, а он мешал. Тут Долька из коридора крикнула, чтобы Женька не копался и шёл с Максом в мастерскую. А то они до ужина не управятся. И Женьке сразу захотелось есть.

– Дятел, ты готов? Пошли давай, раньше сядешь – раньше выйдешь.

Женька шёл следом за Максом по коридору и думал: если он неживой, почему голодный? Может, он что-нибудь другое теперь любит? Например, печёнку. Или вообще кипячёное молоко?

И тут у Женьки над головой что-то взвыло. Отчаянно, механически, страшно так. Замигали лампы. Из-за двери с надписью «Мастерская» повалил бурый дым. Оттуда выскочил тот, которого, кажется, звали Гошкой, он орал – не то с перепугу, не то от восторга.

С потолка вдруг полилась какая-то пена. Потом она отключилась. А потом отключился и Женька. Сполз по стенке, прямо там, где стоял, не слышал чужих криков.

– Да выруби ты эту падлу!

– Огнетушитель где?

– Некрасов, я тебе голову откручу!

– А я вообще ничего не трогал!

– Эт-то че-чего-го-го-горело?

– Хронометр замкнуло, чего ж ещё-то…

– Ты зачем его трогал? Гош, тебя Палыч убьёт. Ира, окно открой!

– Не убьёт. Мы неубиваемые.

– Да вас тут всех душить надо было в зародыше!

– А чего сразу всех!

– Доль, тут новенькому плохо.

– Да вижу, не слепая. Сашка, Серый, помогите дотащить. Спокойный вечер, ёлки…

– Ничего страшного, после первого перемещения всегда тяжело. А тут ещё этот… Гошка, цыц, вали отсюда, – говорил над Женькой чей-то спокойный голос. – Ага, слышишь меня? Лежи, лежи. Это я, Юра. Всё нормально, тебе от перегрузки плохо стало, нервы сдали. Бывает. Ты отдохни теперь, полежи. Комната вся твоя, если хочешь. Поужинать тебе принесём. Там Гошка короткое замыкание устроил, балбес, в честь твоего приезда. Но это не опасно, всё починят…

Женька хлопал глазами, ничего особо не понимал, думал, что спит внутри сна. Потом правда уснул, но его разбудила Долька – принесла к нему в комнату тарелку гречневой каши и стакан киселя, накрытый ломтиком белого хлеба, поставила на тумбочку. Женька в два глотка выпил кисель, потом впал в какое-то странное состояние. И всю ночь не знал, спит он или нет, соображает или нет, живой или нет…

5

Он проснулся очень рано. Сперва показалось, что вообще не спал. Потом – что так и не проснулся. Чужая, незнакомая комната. Просторная, солнечная. На оранжевой стене тень от сосны. На спинке кровати – смутно знакомая одежда. Не школьная форма, а другая какая-то. Футболка, куртка, комбез… Это из того сна, где Женька попал в иное измерение, в какой-то тайный лагерь школьников-инопланетян. Не то в специнтернат, не то в лесную школу. Не то в отряд разведчиков… Там интересно было… Было? Или осталось?

Спятил он, что ли?

Женька сел на кровати – рывком. Так, будто дёрнулся к будильнику, – безжалостно. Быстро. Чтобы проснуться, прекратить нормальное, безопасное, личное существование.

Дёрнулся, сел… Тень на стене покачнулась. Сейчас качнётся потолок, пол, стены начнут убегать вверх – такое было однажды в школе, когда Женьку довели… Ну, вот, сейчас мир закружится, исчезнет и станет обычным, школьным, страшным и безнадёжным. Или обернётся белым, стерильным, больничным… Или вообще ничем… Ему ж там говорили про жизнь после смерти. Это она?

Бред. Чушь.

Нервный срыв.

Сон, который должен однажды прекратиться. Когда Женька в этот сон поверит окончательно, тогда всё и закончится.

Женька чертыхался и на всякий случай губу прикусывал – чтобы боль выдернула его в реальность. И одновременно одевался, и глотал холодный чай из большущей кружки, которая откуда-то взялась на тумбочке. А ещё он помнил, что будет за дверью. Коридор, потом большая комната с окном во всю стену, потом лестница, а в самом низу – гараж с велосипедами.

По пути Женька никого не встретил. Ну, так оно и бывает, когда не на самом деле. Пустой коридор, тихо… Будто это декорация, только вот запахи настоящие. И ещё…

В гараже была распахнута дверь. А за ней – солнце, трава зелёная, сосна… Мираж? Галлюцинация? Или вообще наркоз?

Женька вышел из гаража. Солнце шарашило вовсю, смолой пахло, цветами и горелым пластиком. А трава была живая, рвалась в пальцах. И шишки царапались…

Женька смотрел, как белки вдоль стволов мелькают, дрожат хвостами. Как облако подплывает к сосне, и кажется, что оно сейчас на иголки напорется и лопнет. Но облако ушло, освободило место солнцу…

Это солнце? Они говорили, мы на искусственной планетке. В космосе? В параллельном мире? Белки какие-то, шишки сосновые.

Снова стало странно – будто он здесь секунду назад оказался. Это реально я? Вот прямо здесь? Но как?

Нет, хватит. Если это сон, то пора просыпаться. А если не сон, то…

Он вернулся в гараж, схватил велосипед – тот, что был ближе всего, – повёл его так, будто собирался передним колесом что-нибудь раздавить.

И сразу же – так и знал! – услышал за спиной:

– Эй! Ты куда?

На Женьку изумлённо смотрел этот… Тоже из сна. Как его? Гошка, вот. Некрасов. Тот, который вчера устроил то ли взрыв, то ли пожар.

– Ты чего, летать собрался? Первый раз? А ты умеешь? Я тебе сейчас всё покажу. Стой тут, никуда не уходи.

Когда на Женьку кричали, он всегда замирал. Только потом дошло, что этот крик – не злобный, а наоборот.

Гошка подошёл к одному велосипеду, протянул руку, но брать не стал. Как будто почему-то передумал. Подошёл к другому, чёрному. На раме у него, Женька заметил, была прикреплена яркая жестяная галочка – буква «V».

Некрасов сел на велосипед, крутнул педали и, прошуршав пару метров по сырому асфальту, приподнялся над землёй и поехал по воздуху.

Это было уже слишком.

Некрасов совершенно спокойно держался в воздухе. Сверкал