Сиблинги - Лариса Андреевна Романовская

чёрно-белом снимке шестиклассник был тонкошеим и грустным. Будто он заранее знал, что потом произойдёт, и понимал, для чего понадобится фото. Женька перечитал первый абзац. В статье было слишком много вопросительных и восклицательных знаков.

– Павел Павлович, – заговорил из угла Веник Банный. – А где дело Беляева?

– Что, тоже без вести пропало?

– Не могу найти.

– Так мы его разве у ребят забирали? Скажи Долорес, пусть поищет…

Веник Банный кивнул, вышел через ту дверь, которая вела в НИИ.

Тут Максим спросил:

– Прямо сейчас надо?

– Да. Готов?

– Разумеется.

– Жень, спросить чего хочешь? – повернул голову Пал Палыч.

Женьке захотелось пить. Сильно, будто он только что пробежал кросс, километров на пять, не меньше.

– Не знаю. Я просто думаю… Ну, если Макс предотвратит пожар, то прошлое изменится. И будущее тоже изменится. Значит, кто его меняет, тот тоже изменится?

– Дятел! – усмехнулся Максим. – Про коробки на складе помнишь? Если мы прошлое меняем, оно становится другим. Но остаётся прошлым. Мы вперёд движемся. А оно – в сторону. Ну, представь: ты нарисовал на асфальте рожу и пошёл дальше. Далеко ушёл, не знаешь, что с рожей: дождём её смыло или кто-то рога ей подрисовал. Люди не могут посмотреть, как там их прошлое без них, а мы можем. Ничего со мной не сделается. Я же не свою жизнь меняю, а неизвестно чью.

Женька подумал про «неизвестно чью» жизнь того шестиклассника. Жил, в школу ходил, и вот настаёт этот день. Обыкновенный день обыкновенного школьника. Никто ещё не знает, что этот день – героический. И последний…

– Если Макс исправит, то все живые останутся? Это точно?

Макс взглянул на Пал Палыча, а тот на него, потом на Женьку.

– Никифоров Евгений. Ты хочешь лично во всём убедиться?

И Женька понял, что именно этого он хочет.

Они с Максом вместе перечитали вырезки в папке, потом Макс расписывался в каких-то бумагах. Потом Пал Палыч отправил их к реквизиторам:

– Семьдесят девятый год, зима, Урал. Пусть подберут пальто, шапки, обувь там… Как обычно. Только не копайтесь. Реквизиторский цех сегодня до шести, короткий день. Никифорову жилет по размеру – проследи, Максим.

Макс кивнул, поднялся из-за стола, на Женьку глянул – типа давай за мной – и двинулся из кабинета, в ту дверь, которая вела в институт. А там – коридоры, лестницы, везде ходят незнакомые взрослые, некоторые обычно одеты, другие в синих халатах, как у Палыча был… Макс с кем-то здоровался, говорил, что сейчас некогда, ему удачи желали. Он кивал и шёл, быстро, не останавливаясь, не думая, куда поворачивать и подниматься. К двери с табличкой «Реквизиторский цех». Внутри – коридор с высокими зеркальными шкафами, коробки штабелем до потолка, швейная машинка жужжит…

Здесь пахло чем-то типа стирального порошка. Женька пару раз чихнул. И сразу же, будто по сигналу, в коридор выглянула тётка, слегка похожая на какую-нибудь училку или даже завуча. Только спокойная. Не кричала, дала Женьке носовой платок, сказала, чтобы шёл до конца коридора, там примерочные… На Макса глянула, нахмурилась.

– Опять оброс, состригать всё надо.

– Не надо. Буду неформалом. Или кто тогда был? Хиппи? Во, буду хиппи.

Тётка рукой махнула:

– В шапке ты будешь. Иди жилеты принеси, себе и ребёнку…

– Женьке… – не то добавил, не то поправил Макс.

И свалил куда-то. А Женька пошёл в примерочную. Похожая на училку тётка принесла ему туда школьную форму, почти такую же, какой была его собственная. Только эта пахла непривычным, химическим. И была слишком отглаженная, хоть и не новая. Женьку от одного вида тёмно-синей ткани замутило. Тётка не заметила, велела переодеваться, оставила его одного.

Сразу тоска навалилась, и шевелиться не хотелось. Но тут Макс вошёл – без стука, без спросу. У него в руках тоже была стопка одежды, а сверху что-то непонятное, серо-серебряное, то ли куртка сложенная, то ли рюкзак пустой.

Оказалось, что два жилета. Странных, с карманами, нашивками, какими-то шнурками. Один побольше, для самого Макса, второй, значит, Женькин, «по размеру». Женька думал, что его надо надевать под школьный пиджак. А оказалось, что сверху. Жилет оказался очень лёгким, и было не очень понятно, зачем он нужен, от него никакого тепла. Но Женька не спросил. Не хотелось. В голове одна мысль по кругу шла: «школьная форма – школа – будет плохо». Он вздохнул. Видимо, тяжело и очень громко.

Потому что Макс, который сейчас тоже переодевался, в соседней кабинке, сказал невпопад:

– Дятел, да не дёргайся ты так. Первый вылет всегда ерундовый. Тем более – ты же наблюдатель, тебе и делать ничего не надо.

Наверное, он подумал, что Женька боится лезть в чужое прошлое. Макс ни черта не понимал. Но от его слов Женьке стало легче. Потому что нельзя же бояться вообще всего на свете. И Женька сказал, что он в порядке. И застегнул наконец этот проклятущий пиджак, щёлкнул пряжками жилета, завязал шнурки на неудобных, очень тяжёлых ботинках. Засунул в карман штанов завёрнутый в салфетку хлеб. Забрал у реквизиторши пальто, шарф, шапку и варежки, кивнул в ответ на непривычное: «Удачи, мальчики».

А потом начался сам вылет. С прыжка в пустоту – чёрную, тёплую, не похожую ни на что вообще.

Женька сперва перепугался: прыгать непонятно куда. Не то в глубину, не то с высоты. Как в тот раз было, он толком не помнил, его Макс подхватил, и всё, Женька тогда ничего не соображал. А сейчас вот всё ясно. И поэтому страшно.

Макс его дёрнул за руку, резко. И Женька потерял равновесие, не удержался на пороге. Полетел вперёд. Заорал, потому что, когда кричишь, страх из тебя будто выходит, его становится меньше…

Тело вдруг стало лёгким-лёгким, так в воде бывает. Но вода мокрая. А тут вместо неё – воздух, сильный поток. Женьке казалось, что его сейчас унесёт, как воздушный шарик ветром. Но Макс был рядом. Крепко держал, будто утопающего.

А потом поток воздуха стал слабее. Ноги во что-то упёрлись – то ли в дно, то ли в пол. Темнота рассеялась. Они с Максом стояли перед дверью. Надо было нажать на ручку, шагнуть наружу.

– Вперёд, – сказал Макс.

10

Они вышли в нужные место и время из какого-то подъезда. Через пару шагов Женька обернулся. За спиной оказалась пятиэтажка. Совсем как та, где он жил. В прошлом. Позавчера. В «его» окнах были чужие занавески, на балконе незнакомое барахло.

Максим уже свернул за угол. Женька двинул следом. Сразу навалился лютый, ледяной ветер. Пришлось остановиться, застегнуть пальто. А пальцы замёрзли, и пуговицы были неудобные – большие, скользкие. Женька справился с последней петлёй и бросился догонять Макса. На бегу успел удивиться, что изо рта идёт пар.

В чужом прошлом пахло снегом, автомобилями и помойкой.

Максим свернул на тропинку, ведущую вдоль серого бетонного забора. Женька шагал за ним, ёжился. Замечал подробности, на которые никогда в жизни внимания не обращал. Вмёрзшая в