Враг невидим - Юлия Федотова

Пожалуй, в полку нашлись бы те, кому такое имя показалось бы даже лестным. Поначалу и сам Веттели против него не возражал (не то чтобы нравилось, просто по принципу «брань на вороту не виснет»). Пока однажды в ночной разведке его отряд с этими самыми веталами не столкнулся нос к носу. Тогда и обнаружилось, между прочим, что обычных защитных кругов кладбищенские твари даже не замечают. Людей спасло лишь чудо в лице злобных махаджанападийских комаров, из-за которых все открытые участки тела солдат были покрыты гноящимися расчёсами, и нового полкового врача, заставившего всех поголовно, под страхом гауптвахты, намазаться какой-то кошмарной новоизобретённой мазью из смеси дёгтя, касторового масла, ксероформа и пепла птицы феникс. Мазь воняла так, что лейтенант Веттели пришёл в ужас:

— Да как же мы в разведку пойдём? Мятежники нас за милю носом учуют!

— Можно подумать, ваши мятежники когда-нибудь нюхали бальзамический линимент! — отмахнулся эскулап и намазал лейтенанта собственноручно, ещё не догадываясь, что спасает не только от гнойничков, но и от кровожадных тёзок: веталам его снадобье пришлось настолько не по вкусу, что один, успевший лизнуть, даже сдох.

Вернувшись из той страшной вылазки, лейтенант Норберт Веттели взмолился со слезами на глазах:

— Парни, ну, пожалуйста, не называйте меня больше Веталом! Слышать не могу! Разве я похож на этих чудовищ? За что вы меня так?

Свои больше никогда не называли. Но, оказывается, разошлось, и не забылось по сей день. Стало неприятно, будто кто-то прошёл по его могиле.

К счастью, досадный эпизод очень скоро напрочь вылетел из его головы под влиянием новых, радостных впечатлений.

Сначала была ночёвка в маленьком отеле под вывеской «Домашний уют». Более искушённый постоялец непременно отметил бы, что хозяева выдают желаемое за действительное, потому что в номерах холодно и пыльно, кровати жёсткие, подушки комковатые и очень дурная кухня. Однако, лорд Анстетт с ними не согласился бы. Он счёл ночлег восхитительным, ведь в номере имелся розовый цикламен в горшке, шерстяной плед в крупную клетку, и горничная принесла в постель грелку. Грелку, подумать только! Он давно забыл, что такие вещи существуют на свете. «Ну, теперь нам для комплекта только ночной вазы не хватает», — заметил Токслей, и от его слов на обоих вдруг напало неудержимое веселье, они долго хохотали, прежде чем заснуть.

А наутро двухместный кэб повёз их на вокзал, и из его окна город больше не казался враждебным всему живому, наоборот, приобрёл притягательную таинственность. Веттели даже удивился, как мог он прежде не замечать его пусть неяркой, но несомненной красоты, скромно прикрытой вуалью тумана.

Но когда поезд, прогромыхав по мосту через реку, выкатился на холмистую, всё ещё зелёную равнину, освещённую неярким осенним солнцем, и воздух вокруг сделался столь прозрачным, что видно было миль на тридцать вперёд, Веттели почувствовал такое облегчение, будто с плеч свалился груз, который он носил на себе так долго, что успел привыкнуть к тяжести и позабыть о ней. В песках Такхемета капитан Веттели возненавидел солнце как злейшего врага, кто бы мог подумать, что так скоро будет рад увидеть его вновь?

Из любопытства он открыл окно и, высунувшись наружу так далеко, как мог, оглянулся назад, на покидаемый ими Баргейт. Но не увидел ничего, кроме гигантского белёсого кокона, расползшегося по равнине по ту сторону реки. Странно: получалось, что беспросветный баргейтский туман — это какое-то сугубо местное явление, не продолжающееся за пределы городской черты. Интересно, было ли оно обусловлено физическими факторам, типа низменного расположения города и слишком большого выброса в воздух промышленных паров, или тут имело место магическое проклятие? А что, не исключено. За годы войны Соединённое Королевство нажило себе немало врагов не только в колониях, но и в Старом Свете…

А окно почти сразу пришлось закрыть, потому что из-под сиденья вылезло некое невзрачное существо, принадлежащее, видимо, к особой, железнодорожной разновидности брауни, и осведомилось, в своём ли сэры уме. Умные люди, каковых ему изредка, но всё же доводилось встречать, не стали бы выстуживать вагон, ведь на дворе не лето, пояснило оно. С маленьким народцем шутки плохи, это всем известно. Поэтому Веттели не стал спорить, окно покорно закрыл и извинился, пообещав к следующей поездке непременно поумнеть. Существо удалилось к себе под лавку, благосклонно кивнув, а Веттели неожиданно обнаружил в собственной ладони совершенно постороннюю вещь — ещё секунду назад её там не было. При ближайшем рассмотрении это оказалась старинная бронзовая монета диметром в полтора дюйма, затёртая настолько, что на ней нельзя было разобрать ни одного значка, даже номинала и герба. Зато у края была пробита дырочка для шнурка.

— Ого! Да вам везёт! — присвистнул Токслей при виде находки. — Подарки маленького народца обычно оказываются сильными охранными амулетами, и мало кому удаётся их заполучить. Храните и не вздумайте потерять.

Терять подарок вагонного существа Веттели и сам не собирался, пропустил шнурок, повесил монету на шею и порадовался, как кстати она пришлась, будто заполнила собой неприятную пустоту. Пять лет на этом месте висел смертный медальон, но при демобилизации его пришлось сдать. Казалось бы, невелика потеря, но всё-таки подспудно чего-то не хватало. Сила привычки, вот как это называется.

…Дорога до Эльчестера заняла пять часов, они даже успели немного поспать, верные фронтовой привычке никогда не пренебрегать такой возможностью, если уж она представилась.

В Эльчестере Веттели уже доводилось бывать в юности: довольно милый, но ничем не примечательный городок, выросший в начале века вокруг ткацкой фабрики Хардмана, на месте старого имения герафов Эльчестеров, тоже проданного когда-то за долги. «Интересно, теперь и в Анстетт-холле откроют фабрику? Жаль. Это погубит сад», — отстранёно, без эмоций подумал Веттели, с садом у него не было связано никаких личных воспоминаний, за исключением крупной мраморной лягушки, примостившейся на камне посреди затянутого ряской пруда. Вот лягушку в самом деле было жаль.

…— Прошу, капитан! Вот она, краса и гордость Гринторпа! Пятьдесят миль в час, система магической защиты от гремлинов и глашанов! — Токслей сделал широкий приглашающий жест, и Веттели, наконец, обратил внимание на открытый серый венефикар, примостившийся у станции под полосатым тентовым навесом. Сердце радостно застучало в предвкушении чего-то необычного. Веттели всегда был равнодушен к разного рода модным новинкам, но прокатиться на венефикаре ему хотелось давно.