Ключи к "Лолите" - Карл Проффер

Несомненно, Гумберт Гумберт в своем зловещем преследователе видит беса, и час, когда на героя падет проклятие (утрата Ло), уже близок. Спрашивается, почему то, что приносит человеку счастье, должно стать причиной его страданий?

Еще более проясняет ситуацию соответствующее место из "Любовных элегий" Овидия (I, XIII, 40), откуда, собственно, и заимствует строку Фауст. Поэт умоляет утреннюю зарю Аврору, бегущую от престарелого мужа, помедлить, так как день несет множество неприятностей, из которых самая обидная — разлука еще не исчерпавшего сил любовника с возлюбленной:

Если б какого-нибудь ты сейчас обнимала Кефала,Крикнула б ночи коням: "Стойте, сдержите свой бег!"Мне же за то ли страдать, что муж твой увял долголетний?Разве советовал я мужем назвать старика?{48}

С легким ироническим оттенком это вполне применимо к долголетнему увядающему Гумберту Гумберту и его возлюбленной Лолите.

Позже Гумберт описывает в своей летописи повторное посещение Брайсланда (обители Зачарованных Охотников), на этот раз вместе с Ритой:

Меня тогда охватило непреодолимое желание восстановить мое пребывание там с Лолитой… Я теперь пытался ухватиться за старые декорации и спасти хотя бы гербарий прошлого: souvenir, souvenir, que me veux-tu?[26] Верлэновская осень звенела в воздухе… [с. 320]

Среди "Сатурнических стихотворений" Верлена есть два произведения, озаглавленных (по-английски) «Никогда». Одно из них начинается строками:

Зачем, зачем ты льнешь ко мне, воспоминанье?Дрозда косой полет в осеннем увяданье…

Поэт и его возлюбленная прогуливаются вдвоем, и внезапно она спрашивает: "Какой из дней твоих был самым лучшим, друг?" Он целует ей руку и отвечает:

Как первые цветы всегда благоуханны!И первое в устах родившееся "да",И самые уста — как были вы желанны!

Гумберт, вспоминая стихотворение Верлена, связывает "Привал Зачарованных Охотников" с первым «да» Лолиты. Аллюзия внутри аллюзии — это одна из многочисленных отсылок к По (рассматриваемых в следующем разделе){49}.

И еще пример: над кроватью в комнате, которую Гумберт снимает у Шарлотты Гейз, висит репродукция "Крейцеровой сонаты" Ренэ Принэ. Бетховен тут, конечно, ни при чем, а вот в одноименном рассказе Толстого сексуально одержимый протагонист убивает жену. В начале романа мы узнаём, что Гумберт сидит в тюрьме и что он, возможно, совершил убийство. Набоков-Гумберт обожает направлять своих читателей по ложному следу, и вот один из таких следов: любой, кто знает рассказ Толстого, должен вскоре заподозрить, что Гумберт убьет свою жену Шарлотту. Однако в этом случае (как и в других, которые мы обсудим) эрудированный читатель, рискнувший предвосхитить события, будет коварно обманут.

6

К "Аннабель Ли" Эдгара Аллана По и «Кармен» Проспера Мериме Гумберт обращается чаще, чем к любым другим произведениям или авторам{50}. Распутать этот узел аллюзий — все равно что пытаться раскрутить спираль ДНК в прямую линию; пронизывающие текст цитаты и намеки столь искусно вплетены в ткань романа, что выделить их и представить в этом эссе чрезвычайно трудно{51}. Общее впечатление складывается ясное и определенное, в то время как отдельные аллюзии кажутся мало связанными как с текстом, так и между собой. Пусть читатель примет это к сведению, а я начну с Аннабель, поскольку Гумберт утверждает:

Я уверен все же, что волшебным и роковым образом Лолита началась с Аннабеллы. [с. 23]

Помня о тонком звукописном чутье Набокова, я не боюсь зайти слишком далеко, считая перестановку первых и последних букв в именах Аннабель — Лолита не случайной.[27] Лолита — реинкарнация Аннабель Ли. Как говорит Гумберт, описывая первую встречу с Ло: "…моя ривьерская любовь внимательно на меня глянула поверх темных очков" (с. 52). Он чувствует себя королем из некоего княжества у моря, нашедшим утраченную принцессу. Привожу соответствующие строки из стихотворения По:

Это было давно, очень-очень давно,В королевстве приморской земли,Вам известно, быть может, там дева жила —Назову ее Аннабель Ли…Я был дитя, и она дитяВ королевстве приморской земли,Но любили любовью, что больше любви,Мы — я и Аннабель Ли.Серафимы крылатые с выси небесНе завидовать нам не могли.Половины такого блаженства узнатьДаже ангелы в выси небес не могли…

Ветер, посланный завистливыми ангелами, уносит ее жизнь, но поэт утверждает, что ни ангел, ни демон

Разлучить не могли мою душу с душойВосхитительной Аннабель Ли…Где ночной бьет прибой, там я рядом с тобой,С моей жизнью, с невестой, с душой дорогой{52},В темном склепе у края земли,Где волна бьет о кромку земли.

Первая глава, прекрасная лирическая увертюра к «Лолите», вся пронизана отзвуками стихотворения По:

Лолита, свет моей жизни, огонь моих чресел. Грех мой, душа моя <…> и Лолиты бы не оказалось никакой, если бы я не полюбил в одно далекое лето одну изначальную девочку. В некотором княжестве у моря (почти как у По). Когда же это было, а?

Приблизительно за столько же лет до рождения Лолиты, сколько мне было в то лето…

Уважаемые присяжные женского и мужского пола! Экспонат Номер Первый представляет собой то, чему так завидовали Эдгаровы серафимы — худо осведомленные, простодушные, благороднокрылые серафимы…

На протяжении всего романа Гумберт регулярно называет Лолиту «дорогая», "моя дорогая", «душенька», наводя тем самым на мысль, что эти слова используются не только как условные обозначения нежного отношения. Литературная пуповина, связывающая Аннабель Ли (Lee) Эдгара По, ривьерскую Аннабеллу Ли (Leigh) Гумберта и Лолиту, просматривается вполне отчетливо:

Моя душенька, моя голубка… от нее веяло почти тем же, что от другой, ривьерской, только интенсивнее… [с. 56]

"Когда я был ребенком, и она ребенком была" (всё Эдгаровый перегар), моя Аннабелла не была для меня нимфеткой… [с. 27]

Боюсь, опять заболею нервным расстройством, если останусь жить в этом доме, под постоянным напором невыносимого соблазна, около моей душеньки — моей и Эдгаровой душеньки — "моей жизни, невесты моей". [с. 62]

Перекличка с По слышна также в обращениях Гумберта к присяжным:

Крылатые заседатели! [с. 283]

О, крылатые господа присяжные! Она моя, моя… [с. 155]

Крылатые заседатели — это "крылатые серафимы небес" По; подъем анапеста и акцентированное слово «моя» ("моя душенька", "моя голубка", "моей жизни, невесты моей") во фразе "она моя, моя" — дальнейшие отдаленные переливы того же стиха. Нередко Гумберт-Набоков даже имитирует синтаксис По:

…мы испытывали странное стеснение, когда я пытался заговорить с ней о чем-нибудь отвлеченном (о чем могли бы говорить она и старший друг, она и родитель, она и нормальный возлюбленный, я и Аннабелла, Лолита и… Гарольд Гейз)… [с. 348]

Вот это "я и Аннабелла", которое, казалось бы, вытекает из построения всего предложения, на самом деле почти повторяет строку столетней давности:

Но любили любовью, что больше любви,Мы — я и Аннабель Ли…

И я подозреваю, что другая связанная с Лолитой инверсия является приглушенным эхом погребальной музыки По:

В бархатной темноте ночи, в мотеле «Мирана» (Мирана!){53}, я целовал желтоватые подошвы ее длиннопалых ножек <…> Мы оба были обречены. [Both doomed were we.][28] [c.279]

Укажем еще одну отсылку к "Аннабель Ли":

Позже, разумеется, она, эта nova, эта Лолита, моя Лолита, должна была полностью затмить свой прототип. Я только стремлюсь подчеркнуть, что откровение на американской веранде было только следствием того "княжества у моря" в моем страдальческом отрочестве. [с. 53]

Одна из причин постоянного и уместного цитирования "Аннабель Ли" кроется в биографии автора стихотворения: По женился на своей кузине Вирджинии Клем, когда той было всего тринадцать лет. Гумберт сразу увидел здесь аналогию: "Полюбил я Лолиту, как Вирджинию — По, и как Данте — свою Беатриче…" (с. 134). Он часто оперирует историческими, антропологическими и историко-литературными данными, чтобы оправдать свою склонность к несовершеннолетним{54}: