Кому же верить? Правда и ложь о захоронении Царской Семьи - Андрей Кириллович Голицын
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Здесь я позволю себе небольшое отступление сугубо автобиографического свойства. Впервые о леденящих кровь событиях в Ипатьевском доме я услышал в пятилетием возрасте, когда мы ещё жили в эмиграции и готовились к репатриации в Советский Союз. В то время распространялась молва о том, что после расстрельного кошмара в подвале Великая княжна Анастасия Николаевна вдруг начала подавать признаки жизни и была заколота штыками сквозь подушку. Вспоминаю этот рассказ как первое в моей жизни серьёзное психологическое потрясение. Своим наивным детским сознанием я никак не мог взять в толк, как же она, бедненькая, не понимала, что подушка – плохой щит для острого металлического штыка…
После репатриации я успел поступить в первый класс советской школы, но вскоре нас репрессировали (конфисковав среди прочего и семейный фотоальбом с фотографией Царской Семьи на первой странице). На одном из уроков обожаемая мной учительница (я до сих пор помню, что её звали Татьяна Карповна) рассказала нам о «дедушке Ленине», который спасал животных, помогал бедным, заботился о больных и дарил детям щедрые подарки. Вернувшись из школы, я закатил родителям грандиозный скандал за то, что они скрывали факт существования этого «святого» человека.
У меня до сих пор перед глазами растерянный взгляд родителей. Моя мать взяла меня за руку и вывела во двор. Потом уже я узнал, что опытные советские люди предупредили родителей воздерживаться от «крамольных» тем внутри квартирных стен, в которые наверняка вмонтированы подслушивающие устройства. Во дворе тихим заговорщическим голосом моя мать сказала:
– Ты помнишь про Великую княжну, которую закололи штыками? Так вот, это было сделано по приказу того самого человека. Только дай мне слово, что ты об этом будешь молчать! Иначе нам всем очень не поздоровится…
Это происходило в 1949 году. С того дня вплоть до момента спуска красного флага с купола Большого Кремлёвского дворца в декабре 1991 года я жил на родной земле внутренним эмигрантом.
Мне понадобился этот рассказ только для того, чтобы читателю было ясно, что я воспитан с младых ногтей в культе мученического подвига Царственных страдальцев, к которым мои родители молитвенно обращались за заступничеством ещё в 20-е годы минувшего века, за многие десятилетия до официальной канонизации. Чтобы было ясно и то, что не только Н. Розановой, но мне тоже очень хотелось бы поклониться мощам глубоко почитаемых мною святых. Но, в отличие от неё, риск ошибки в определении подлинности этих мощей для меня абсолютно недопустим. К сожалению, после личного общения на эту тему с такими фигурами, как Немцов, Яров, Рябов, Соловьёв и компания, степень этого риска вырастает в моих глазах до гигантских масштабов.
Упоминавшийся мною выше Великий князь Владимир Кириллович, конечно же, более, чем кто-либо, был заинтересован в обретении мощей своих ближайших родственников (Государь был его двоюродным дядей). Но, как он говорил мне лично, даже если степень вероятности останков достигнет 99 процентов, то и в этом случае он не сможет дать согласия на признание их в качестве мощей. Я был поражен мудростью его суждения, когда он сказал:
– А зачем, собственно говоря, заниматься несвойственными церковной традиции манипуляциями с обнаруженными костями, подвергая их каким-то многосложным исследованиям? Разве не разумнее было бы просто оставить их под спудом и на месте найденного захоронения построить часовню, освятив её в честь новомучеников и исповедников российских? И тогда все те, кто склонен верить в принадлежность останков Царской Семье, могли бы приходить туда для молитвенного поклонения ей, а остальные возносили бы свои молитвы всем новым мученикам, первыми из которых стали Царственные страдальцы. Ведь, по молитвам верующего народа, мощи имеют обыкновение сами являть себя.
Я очень посоветовал бы Н. Розановой хорошо поразмыслить над этим мнением Великого князя хотя бы для того, чтобы избавиться от более чем сомнительных «богословских» постулатов, коими пестрит 4-я глава её книги. В основу этих постулатов Н. Розанова кладёт определение VII Вселенского Собора, которое гласит: «…осмеливающиеся отвергать что-либо из того, что посвящено Церкви, будет ли то Евангелие, или изображение креста, или иконная живопись, или святые останки мученика (выделено Н. Розановой. – З.Ч)… таковые, если это будут епископы или клирики, были бы низлагаемы, если же будут иноки или миряне, были бы отлучаемы» (С. 212).
Поскольку основную массу тех, кто не признал постановления Правительственной комиссии по идентификации екатеринбургских останков, составляют как раз «епископы, клирики, иноки и миряне», то угроза низложения и отлучения звучит не просто устрашающе, но даже катастрофически. Потому что, исходя из текста анафематствований, возглашаемых в первое воскресенье Великого поста (праздник Торжества православия), все эти несчастные «низложенные и отлучённые» подлежат, к тому же, как отвергающие установления Вселенских Соборов, ещё и преданию анафеме!
Спешу успокоить тех, кто мог ненароком устрашиться нависших угроз, а заодно пристыдить незадачливого «богослова»: в цитируемом соборном определении говорится об «осмеливающихся отвергать что-либо из того, что посвящено Церкви». А Церкви посвящено только то, что ею самой признано в качестве святыни. Может быть, Н. Розановой известна какая-то закрытая информация о признании Церковью екатеринбургских останков в качестве мощей? Едва ли. Поэтому можно смело обвинять её в прямом подлоге!
Н. Розанова подвергает беспощадной критике своих оппонентов, не признающих или оспаривающих официальную версию об останках. Она громит церковного археолога С.А. Беляева, журналиста П.А. Мурзина, профессора В.Л. Попова, академика В.В. Алексеева, члена Госкомиссии А.К. Голицына и многих других. В отношении академика В.В. Алексеева она опускается до мелочных обвинений, откровенно намекая на то, что этот крупный историк требовал проведения исторической экспертизы из сугубо корыстных соображений: «Кроме сомнительных предложений, – пишет Н. Розанова, – все письма В.В. Алексеева отличались и типичными дополнениями: “Для проведения… исследований группой научных сотрудников нашего института потребуется финансирование в 60–80 млн руб.’’» (С. 356). А что особенного в том, что директор научно-исследовательского института требует дополнительного финансирования для своего учреждения, которому заказываются внеплановые исследования?
Могу себе представить, что бы она написала про своих оппонентов, если бы они, а не милые её сердцу Авдонин и Рябов рассорились из-за денег, которые им предлагали для раскопок останков соперничавшие между собой губернаторы Э. Россель и А. Тулеев! Н. Розанова цитирует в своей книге воспоминания некоего Г.П. Васильева, который пишет: «Г.Т. Рябов изначально
