Человек и Церковь. Путь свободы и любви - Этери Чаландзия

То, что в силу разного рода обстоятельств наше внутреннее внимание не сосредоточено сейчас на Евангелии, на смысле евангельского благочестия, на личности Самого Христа, – большая проблема.

«Немало на свете людей, которым так важно доказать бытие Божие, что они забывают о Боге. Словно Богу только и дела, что быть! Многие так усердно насаждали христианство, что и не вспомнили о словах Христа. Да что там, так бывает и в мелочах. Ты видел книголюбов, которым некогда читать, и филантропов, которым не до бедных. Это самая незаметная из всех ловушек».

Множество вещей, которые серьезно обсуждаются в Церкви, из-за которых люди конфликтуют и не могут найти согласия, – это вопросы, не имеющие никакого отношения ко Христу. Какая разница, по большому счету, на каком языке служить? Отменять посты или не отменять? Придерживаться старого или нового календарного стиля богослужения? Ведь это как мебель расставить – неважно, где и как она будет стоять, если в доме есть любовь. А если нет любви, как мебель ни ставь, она будет красива только для гостей. Так и здесь: мы обсуждаем внутри церковного сообщества массу очень важных вопросов, но почти не говорим о самом главном – о свободе и любви.

Потребность в них – совсем не абстракция. Их отсутствие приводит к страшным последствиям.

Был один случай в церковной практике в Вятке, когда умер старый архиерей и ему на смену пришел новый. И у него по каким-то причинам сразу не сложились отношения с помощником предшественника. Его обвинили в махинациях. То ли новый архиерей предпочел на хозяйственные должности ставить своих людей, то ли у того священника и правда были какие-то финансовые неувязки, сейчас уже не разберешь. Последний вариант, кстати, совсем не исключен, поскольку, как внутри иной бухгалтерии все устроено, порой не разобраться. Есть вещи, которые со стороны кажутся махинациями, а на самом деле это просто удобная форма вложения церковных денег на нужды прихода. В любом случае тот священник явно не для себя старался, потому что у него самого ничего, кроме епархиальной квартиры, не было.

А с приходом нового начальства начались проблемы. Он один раз пришел к архиерею, другой – его не принимают. Потом начинают выгонять из квартиры и обвиняют в финансовых нарушениях. У него инфаркт, он попадает в больницу. Подлечивается, выходит, опять пытается встретиться с начальством – ничего не получается. Он возвращается домой, снимает крест, напивается и вешается.

Что бы там ни было, но происходит трагедия, погибает человек – и никто не приходит к нему на похороны, никто даже не высказывает обычного сочувствия. Его так и не отпели, поскольку вроде как покончил с собой. Да, самоубийство – великий грех, но сейчас такая жизнь непростая, столько несчастий и драм, что часто священники все-таки дают родственникам разрешение на отпевание. А тут ни в какую. Тридцать лет человек служил верой и правдой, пользовался уважением и одобрением, а сразу после его смерти начинают выходить статьи в прессе о том, что покончивший собой батюшка был алкоголиком и вором. Что, дескать, поделом ему и жалеть его не надо!

Да, возможно, он и оступился, возможно, что-то сделал не так, но почему же надо сразу отворачиваться и с таким энтузиазмом затаптывать человека ногами? Какое же это милосердие и человеколюбие? О какой любви тут может идти речь? И это не просто какой– то один вопиющий случай, это результат работы огромного бездушного механизма, в который мы вкручены, словно винтики.

Церковь – это огромный организм. Часть церковных людей заряжена на социальное служение. Другая часть занимается катехизацией. Кто-то поставлен на миссионерство. Кто-то на хозяйство. Кто-то еще на что-то. Огромный фронт самых разных работ. Но если в деятельности людей Церкви нет понимания идеи свободы и любви, то все это становится сектантством. Или Церковь превращается в армию, ряды которой должны постоянно пополняться, «солдат» необходимо строить в затылок, и все силы пускать на то, чтобы эта масса правильно мыслила, правильно говорила и наставляла общество на соответствие тем или иным, в данном случае религиозным, стандартам.

Это не Евангельская Церковь. Это Церковь советская.

Что сегодня нужно, так это обратить внимание на самих себя. Прежде всего это касается священника и его паствы. Мы же все-таки не организация, созданная по принципу совместной деятельности. Всегда и везде самое главное, в чем нуждается человек, – это потребность любить и быть любимым. Он приходит в церковь в поисках любви, приходит, когда ему недостает этой любви, не только в личном, но и в широком смысле, когда он хочет ощутить, что Бог рядом и он любит его. Человек жаждет быть понятым и услышанным, а вместо этого первым делом сталкивается с организацией и порядком, с необходимостью соблюдения и исполнения ритуалов. Не научив его главному, не дав ему глотка свободы, его опять учат соответствовать, делать, как надо, как делают все. И ведь не скажешь, что это неправильно, что не надо учиться молиться, не надо поститься и соблюдать обряды. Все это правильно и важно. Но может показаться, что это и есть самое главное в Церкви.

На какое-то время человека, только пришедшего в Церковь, соблюдение обрядов и правил способно увлечь: все-таки новая жизнь, новые люди, новая система отношений, он невольно будет знакомиться со всем этим, осваиваться, втягиваться. Но велика вероятность, что вскоре он почувствует лишь пустоту и разочарование. Потому что ритуалы и обряды, лишенные смысла и чувствования, окажутся пустыми. Человек уйдет или начнет играть в игры. На этот раз религиозные. Многие боятся сегодня прийти в Церковь, потому что им кажется, что Церковь только закабалит их, но не даст ни понимания присутствия в их жизни Христа, ни свободы, ни счастья, ни любви.

О счастье отдельный разговор.

Я помню, как ездил однажды в Америку к своим друзьям, с которыми не виделся много лет. Они обосновались в Майами, мы с ними отдыхали, замечательно проводили время, и вот наступает воскресенье, мне надо идти в храм. Я попросил друга отвезти меня в ближайшую православную церковь. Долго искали, наконец нашли, я пошел на службу, а друг остался ждать меня на улице. Когда служба закончилась, мы сели с ним в машину, он помолчал, а потом спрашивает: «А почему люди такие странные выходят из храма?» Я удивился: «В смысле?» А он: «Да лица у всех какие-то тяжелые и злые. Вы что такого там делаете, что они потом такими смурными становятся?» Такое свидетельство со стороны. Люди, посещая храм, не ощущают ни радости, ни подъема. У них нет такой задачи. Они не приучены радоваться. Для них все очень серьезно. Это не удовольствие, а еще одно задание, дело такое – сходить в церковь.

Поэтому-то я уверен, что в известном смысле ритуалы и исполнения обрядов вторичны. Главное – это чувствование. Ощущение сопричастности чему-то важному, необходимому и радостному в жизни человека. Ведь когда ты приходишь в Церковь и окунаешься в атмосферу любви, когда тебя встречают улыбками, это же и правда приятно. Человек раскрывается в таких обстоятельствах. Ему хорошо, легко и спокойно. Конечно, дисциплина и самоорганизация важны. Но они не должны стоять на первом месте. Иначе вера подменяется системным мышлением. А это симулякр.

Я уже много лет общаюсь с людьми, приходящими в Церковь. И когда наблюдаешь за ними, за их жизнью, за их горестями и радостями, слушаешь, о чем они говорят, что их волнует, чего они ищут, начинаешь очень остро понимать, что Церковь не должна терять человеческой составляющей. Все-таки, как мы уже говорили, это богочеловеческий организм. А мы все Божественное ритуализировали, а от человеческого решили просто отказаться. Слишком сложно оказалось принимать все греховное и несовершенное, что в нас есть. Проще поступить, как в свое время интеллигенты поступили с культурой, решив сбросить ее «с корабля современности» и сделать вид, что ничего «неподобающего» не было, нет и не будет. Так же просто закрыть вопрос и с противоречиями природы человека, предпочитая держаться от его греховности, а в конечном счете – и от него самого, подальше.

А если бороться с несовершенствами, то через культивирование чувства вины. Это вообще очень характерная особенность нашего времени. Виновны все. Все под подозрением.

Пример из церковной жизни. У нас очень оживленные споры ведутся вокруг проблемы подготовки к причастию: как часто можно причащаться христианину? Существует масса фундаментально настроенных священников, которые считают, что причащаться следует как можно реже и готовиться к причастию как можно суровее. И когда другие священники говорят о том, что причащаться нужно и можно каждую неделю, они возмущаются – как же так, без поста-то?! А вот так, без поста! У нас и так в церковном году постных дней больше, чем не постных. Но противники такой идеи считают, что человека все время надо в рамках держать. Что он обязательно будет Бога обманывать, и его надо постоянно прижимать к ногтю, воли не давать, ограничивать во всем и постоянно напоминать, что он ничтожество и сволочь. И никто не задумывается, что от такого отношения развивается лишь чувство вины, а не желание стать лучше.