Убей свою любовь - Марина Крамер

– К Бесо заскочила, – честно призналась я и тут же перешла в атаку: – Ты не представляешь! Идем-ка присядем. – Я решительно ухватила родителя за руку и потащила за собой в гостиную. Расположившись на белом диване, я взяла обеими руками отцовскую, прижала к груди и проговорила: – Пап, Медея умерла сегодня...

Рука отца дернулась, но я удержала ее, поглаживая по тыльной стороне.

– Представляешь, прямо у меня на глазах... мы с Бесо чай пили, она приехала с рынка... и вдруг... врачи сказали – сердце, да я и сама все видела...

Папа слушал меня внимательно, как будто боялся пропустить что-то, а я пальцами осторожно нащупала его пульс и теперь про себя подсчитывала удары. Не хватало еще у него приступ вызвать...

– Остался Бесо один... – проговорил отец, хмурясь.

– Ужасно... – откликнулась я эхом. – Ну, может, кто-то из дочерей с ним поживет.

– Старики не нужны никому.

– Нашлись старики!

– Старики, Сашка, чего уж, – со вздохом перебил папа, прижимая меня к себе и целуя в висок. – Вот и я тебе скоро совсем не буду нужен, ты и так вечно со своим Акелой пропадаешь.

– Пап! Ну, он муж мне, – с укоризной проговорила я и потерлась носом о его плечо. – Ты ведь не хотел бы, чтобы я так и осталась старой девой, зато рядом с тобой?

– Тебя удержишь! Сама все решила.

Несмотря ни на что, папа никак не мог смириться с моим экзотическим выбором супруга. Он уважал Акелу за деловые качества, но для меня всегда хотел другого мужа. Уж не знаю, каким был в его мечтах мой избранник, но точно не мрачным бритым самураем с длинной косой на макушке.

– Кстати, где он? – вдруг, словно услышав мои мысли, спросил папа.

– Звонил, сказал – задержится, дела у него какие-то.

По тому, как подозрительно глянул в мою сторону родитель и как поспешно отвел взгляд, я поняла – не верит. Или что-то знает, но мне ни за что не скажет.

– Ужинать будешь? Я Гале скажу.

– Не хочется. Я пойду лучше и прилягу – набродилась за день, нога болит.

Отец помог мне подняться, проводил до лестницы, постоял внизу до тех пор, пока я не поднялась на второй этаж, и только после этого ушел к себе.

Я совсем расслабилась под струями гидромассажа и почувствовала себя почти в добром здравии. Аппетит, однако, не появился, и я решила, что можно лечь и так. Сна не было. Я то хватала с тумбочки какую-то книгу и пыталась сложить буквы в слова, но они расползались по странице, как мухи, никак не желая открывать мне смысла написанного, то включала небольшой телевизор, но звуки раздражали еще сильнее, чем тишина. Какое-то непонятное волнение овладело мной, и я не находила себе места в собственной комнате, в собственной постели. Несколько раз я брала мобильный, но набрать номер так и не решилась. Во-первых, это унизительно – проверять, шпионить, а, во-вторых, глубоко внутри я очень боялась получить подтверждение своим подозрениям. Вдруг Сашка у женщины? И я услышу ее, почувствую? Что мне тогда делать?

Окно комнаты выходило во двор, и, когда он осветился фарами въезжающей машины, я встала с кровати, отдернула штору и увидела выбирающегося с заднего сиденья мужа. Значит, ездил с водителем. Мне почему-то стало легче – хотя что мешало ему ездить к любовнице не за рулем? Тоже мне – гарантия...

Акела появился на пороге спальни совершенно спокойный, без тени напряжения или вины на лице. Это меня не удивило – муж всегда отлично владел собой и умел управлять своими эмоциями.

– Ты не спишь, Аленька? – Его руки обняли меня, и я почему-то сразу растеряла весь свой настрой, всю нервозность и неуверенность. Ну, разве может так обнимать человек, только что вернувшийся от другой? Нет.

– Не сплю. День тяжелый был.

– Да, досталось тебе сегодня.

У меня по спине побежали мурашки – откуда он мог знать? Неужели папа позвонил? Я вопросительно уставилась на мужа, и тот подтвердил мои подозрения:

– Фима звонил, сказал про Медею.

«Только бы не спросил, как я там оказалась. Он – не папа, его не отвлечешь рассказами о горюющем Бесо».

Я постаралась придать лицу постное выражение, чтобы избежать лишних вопросов.

– Ты устал? – я погладила Сашу по щеке.

– Да, немного. Тоже тяжелый день был.

Он встал и отошел к двери в гардеробную, открыл ее и начал раздеваться. Я села на кровати, поджав под себя здоровую ногу, и наблюдала за его движениями, закусив нижнюю губу. Как же идеально он сложен, мамочки... У него идеальная фигура, совершенно канонические пропорции. Даже неважно, сколько ему лет – он в прекрасной форме. Конечно, за ним увиваются женщины...

– Ты... изменял мне когда-нибудь? – совершенно неожиданно для себя я охрипла от волнения.

Муж на секунду замер с только что снятой рубашкой в руке, повернулся и чуть удивленно спросил:

– К чему вопрос?

– Ты не ответил.

– Нет.

– Что – нет?

– Это ответ на твой вопрос.

Он вернулся в гардеробную, а я замерла в той же позе, словно замерзла от его тона. Какое-то странное ощущение – вроде ответил, но так, что я чувствую теперь еще большую неуверенность.

Саша вернулся, плотно закрыв дверь гардеробной, присел на край кровати и спокойным тоном спросил:

– Не хочешь объясниться?

– В каком смысле?

– В прямом. С какой стати ты вдруг задала мне такой унизительный вопрос?

– Что унизительного в том, что я хочу знать, есть ли у тебя другая женщина? – Я вскинула подбородок и чуть прикусила губу. – Мне кажется, это более унизительно для меня.

– Аля. Ты никогда не была мелочной, никогда не унижала меня недоверием. Что случилось?

Его ровный тон бесил меня – я никак не могла разобраться, говорит ли муж сейчас правду, зол ли на меня, пытается ли что-то скрыть. Это его спокойствие, взвешенные фразы, интонация... Черт бы побрал это пресловутое умение владеть собой!

– Аля.

– Ну, что, что?! – взорвалась я и ударила кулаком по кровати. – Что такого я спросила?! Да, хочу знать, как ты обходишься все время, что я не в состоянии быть нормальной женой! Да, хочу, и что в этом криминального?! Неужели тебе было бы проще, чтобы я молчала и делала вид, что ничего не происходит?!

Его руки, опустившиеся мне на плечи, придавили меня, как две гранитные плиты, но это оказалась приятная тяжесть, успокоившая меня:

– Аленька, ты говоришь глупости. Разве мне нужен кто-то? Разве я хотел бы видеть на твоем месте другую женщину – если женился на тебе?

Мне захотелось заплакать, но я хорошо помнила данное себе обещание никогда не делать этого в присутствии мужа. А он гладил меня по спине горячими ладонями и продолжал:

– Я никогда не считал тебя дурочкой, Аленька. И никогда не позволил бы себе обманывать тебя – зачем? Разве можно унижать любимую женщину враньем?

Я обхватила его за шею левой рукой и зарылась носом в ямку над ключицей. Запах его тела успокаивал, я терлась носом о рисунок татуировки и думала о том, что, возможно, на самом деле не права. Человек, который обманывает, не может быть настолько искренним в прикосновениях. Можно обмануть словами – но как обмануть жестами, руками, губами? Нет, это вряд ли возможно.

В эту ночь впервые за долгое время между нами произошло нечто. Нечто – в самом восхитительном смысле, потому что раньше никогда наша близость не была такой нежной и неторопливой. Раньше мы вели себя в постели как агрессивные волки, состязавшиеся друг с другом в выносливости. А в эту ночь все было совсем иначе. И дело не в моей неработающей руке, не в том, что я ощущала себя почти недвижимым бревном, нет. Дело в Саше. Он перестал чувствовать во мне свою «волчицу», как он называл меня раньше в минуты близости. Я вдруг стала для него любимым больным волчонком, которого он старался приласкать и не обидеть, не сделать больно. И мне почему-то это неожиданно понравилось – хотя прежде я, почувствовав такое, скорее всего, просто вцепилась бы ему зубами в руку. Но сегодня я отдалась новому ощущению и получила удовольствие от собственной слабости. Может быть, не стоит все время корчить из себя независимую и несгибаемую? Судя по выражению лица мужа, ему эта новая я тоже пришлась по вкусу...

Провожать Медею мы поехали вчетвером, но с охраной. Все-таки похороны жены такого человека, как Бесо, могли оказаться не совсем безопасным мероприятием – слишком много там будет народа, и далеко не все настроены друг к другу благодушно. Папа сперва вообще хотел оставить меня дома, считая, что мне в моем состоянии нечего делать на кладбище, но я разозлилась и заявила, что, если он не разрешит мне ехать с ними, я поеду отдельно.

– Как ты не понимаешь – Медея для меня много значила! – орала я в кабинете родителя. – Я в их доме столько времени провела! Как ты можешь?!

Отец морщился от моего крика, сидя в кресле, постукивал по столу карандашом, но молчал, не собираясь менять своего решения. Только вмешательство мужа вынудило его согласиться.

– Я буду рядом с ней, – сказал Саша, прижав меня к себе. – Не волнуйся, Фима, с ней ничего не случится. А попрощаться она должна. Потом сразу отправится домой.