Зов ворона - Уилбур Смит

‘Несомненно, его методы льстили его совести, - язвительно заметил Честер, - но они не приносили ему никакой выгоды.’

‘Для него этого было достаточно, чтобы жить безбедно.’

- Нет! - Честер стукнул ладонью по столу. ‘Неужели ты ничему не научился у своего деда? Он построил это поместье, агрессивно занимая деньги. Но единственным способом расплатиться с долгами было продолжать расширяться. Как только твой отец решил почить на лаврах, долги стали непосильными.’

- Он наклонился вперед. Выражение его глаз напомнило Мунго школьного учителя, которого он знал в Итоне, человека, чья страстная цель состояла в том, чтобы заставить своих учеников понять латинское сослагательное наклонение или выпороть их, если они не справятся.

‘На любой плантации, даже в хороший год, прибыль от урожая расходуется еще до того, как посеяно первое семя, - объяснил Честер. - Доходы от сбора урожая идут на погашение долгов. Структура, которую мы с твоим дедом создали, означала, что поместье должно было постоянно расширяться, чтобы выжить, либо приобретая больше земли, либо делая существующие поля более продуктивными. Но твой отец не принял необходимых мер, чтобы заставить рабов работать достаточно усердно. Вместо того чтобы расти, производство упало. Он должен был занять еще, просто чтобы заплатить проценты за то, что он уже задолжал. В конце концов банк потерял веру в его способность погасить долг и лишился права выкупа.- Он вздохнул. - Кредит так же важен для человека, как воздух, которым он дышит. Отрежьте его, и он умрет.’

В его голосе было больше сожаления о финансовых потерях, чем о смерти Оливера Сент-Джона.

Мунго начал терять терпение. ‘Все это очень хорошо, но я сомневаюсь, что мой отец умер от голода. Как он умер?’

- Старомодным способом.- Честер указал в окно, где огромный дуб раскинул свои ветви над лужайкой. Дедушка Мунго считал, что ему больше трехсот лет. - Однажды на рассвете рабы нашли Оливера с пистолетом в руке и пулей в черепе. Столкнувшись с финансовым крахом, он, казалось, сделал единственно достойный поступок.’

Мунго закрыл глаза, представляя себе эту сцену. ‘Он не сделал бы этого только из-за денег, - сказал он. - Моего отца это никогда не волновало.’

‘Не совсем, - согласился Честер.

‘Если бы он был банкротом, ему пришлось бы продать рабов, чтобы расплатиться с долгами. Это разбило бы ему сердце.’

- Он всегда был слишком мягок с ними. Он никогда не понимал, что это активы, которые должны приносить прибыль.’

- Он видел в них людей. Мунго посмотрел в окно, на пустые поля, которые когда-то были полны людей. - А где они сейчас? Были ли они освобождены, как он хотел в своем завещании?’

Честер прислонился спиной к дверному косяку. На его губах появилась ухмылка, и Мунго понял, как редко он видел улыбку адвоката. Честер достал из кармана сигару и чиркнул спичкой, чтобы зажечь ее. Конец светился красным.

‘Завещание.- Это слово с шипением вырвалось вместе с клубом дыма. - Такой необычный документ. У меня едва хватило духу записать это, когда он сказал мне, что хочет сделать. Мысль о том, чтобы освободить своих рабов, чтобы успокоить свою совесть - смехотворна.’

- Твоя работа заключалась в том, чтобы исполнять его желания, а не судить их.’

‘Конечно, конечно." - Честер наклонился вперед. Свет в его глазах горел ярче, чем когда-либо. - С какой стати мне иметь собственное мнение? Честер - толкатель перьев. Честер - человек чисел. Честер, верный пес, ждал в углу на случай, если кто-нибудь бросит ему кость. Честер, который работает день и ночь, чтобы сделать Сент-Джонов богаче, чем он когда-либо будет, только чтобы увидеть, как они злят его. Какое я имею право судить?’

Он встретился взглядом с Мунго, ясным и полным. Впервые в жизни Мунго увидел сквозь эти изменчивые, лживые глаза горькую душу, скрывающуюся за ними.

‘Что ты наделал?’

- Я продал рабов. Он увидел, что Мунго протестует, и махнул рукой, чтобы тот замолчал. - Они получили хорошую цену. Для них будет шоком, когда они наконец поймут, что такое тяжелый рабочий день.’

Мунго вытаращил глаза. Раньше он никогда не терялся в словах, но теперь едва мог говорить.

- Ты предал волю моего отца.’

- Когда он умер, завещание так и не было найдено.’

Мунго вцепился в стол так крепко, что дерево треснуло. ‘Вы были его адвокатом. Конечно, вы знали, где хранится завещание.’

Честер пожал плечами. Его поведение только разожгло гнев Мунго.

‘Я найду завещание и докажу, что вы не имели права их продавать. Я заставлю тебя выследить каждого из наших людей и купить их свободу.’

- Вам не нужно искать завещание. Честер сунул руку в карман пальто и вытащил оттуда плотно исписанный листок бумаги. Мунго не мог разобрать его на таком расстоянии, но узнал жирную подпись отца, нацарапанную внизу и скрепленную печатью нотариуса. ‘Оно у меня здесь.’

- Тогда почему . . .?’

Мунго не понимал, что происходит – - он знал только, что его предали. Он бросился на Честера. Ему хотелось вонзить кулаки в эту мягкую плоть и переломать ему все кости. Ему хотелось свернуть ему шею и оторвать голову от плеч. Он хотел ...

Он прошел не больше половины пути. Честер достал из кобуры под пиджаком маленький пистолет с перламутровой рукояткой. Он держал его прямо, целясь в сердце Мунго,и даже в гневе у того хватило ума и самообладания остановиться. Еще десять минут назад он ни за что бы не поверил, что у Честера хватит смелости нажать на курок. Теперь он не знал, на что способен этот человек.

Честер посасывал сигару, пока ее кончик не стал ярко-красным. Не сводя глаз с Мунго, он поднял завещание и дотронулся уголком до тлеющих углей. Темное пятно расплылось по бумаге, а затем вспыхнуло пламенем. Мунго сдавленно вскрикнул, но пистолет в руке Честера не дрогнул. Честер крутил бумагу так и этак, пока огонь не разгорелся, а потом бросил ее на пол. Мунго мог только смотреть, как бумага сморщивается в клочья пепла. Последнее желание его отца - исчезло.

Честер раздавил угли каблуком сапога.

‘Это еще не конец, - предупредил его Мунго. - ‘Даже если суд