Прелюдия к убийству. Смерть в баре (сборник) - Найо Марш

Между тем с присущим всем Джернигэмам энтузиазмом при воплощении новых проектов Джослин и его сын принялись распределять роли. Почти столетие назад случилось то, что Элеонор назвала «инцидентом» в семейной истории. Одна из миссис Джернигэм была простой, глупой и в придачу бесплодной женщиной. Ее Джослин, четвертый по счету обладатель этого имени, в открытую жил с очень красивой и изысканной актрисой. При этом он весьма успешно убедил всех в том, что его сын, рожденный вне брака, являлся законнорожденным, и его жена растила мальчика как своего собственного. Это бесстыдство привело к тому, что в Пен-Куко полюбили театр, и эта страсть передавалась у Джернигэмов из поколения в поколение. Как будто хорошенькая актриса немного припудрила румянами все семейные портреты. И Джослин, и Генри играли в Драматическом обществе Оксфордского университета. Они двигались по сцене так, словно выросли на театральных подмостках. Джослин считал себя лучшим актером, чем был на самом деле, а Генри и не подозревал, как прекрасно может играть. Даже мисс Прентис, которая была Джернигэм по матери, тоже получила капельку актерской крови. Хотя ей ничего не было известно о театре, она относилась с неприязнью даже к самой идее карьеры на сцене для умных людей, не могла по достоинству оценить ни одной пьесы, но в любительских театрах была удивительно органична и играть любила. Ей было известно, что Идрис Кампанула надеялась на ее отказ играть в «Витринах», и была почти склонна сказать «нет». «Неужели? – думала она. – Отказаться от пьесы, выбранной мной, ради чего-то, что предпочла эта женщина! Смотреть, как они делят роли». Подбирая слова для объявления о своем отказе, она представляла леди Эпплбай из Мортон-Гренджа, соглашающуюся на роль, о которой Джослин так хорошо отзывался. И более того, пастор будет думать, что Элеонор лишена милосердия. Этот довод оказался решающим. Дождавшись паузы в общей беседе, она обратилась к пастору:

– Могу я сделать маленькую ремарку?

– Безусловно, – ответил мистер Коупленд. – Соблюдайте порядок, пожалуйста!

– Я хочу сказать только одно, – начала мисс Прентис, избегая взгляда мисс Кампанулы. – Искренне надеюсь, что никто не подумал, будто я расстроена или разочарована из-за моей маленькой пьесы. Понимаю, она уже довольно устарела, и мне приятно думать, что вы нашли более подходящий вариант. Если смогу быть полезна, то буду очень рада.

Элеонор поймала улыбку пастора и, ликуя, отразила свирепый взгляд мисс Кампанулы своей лучезарной улыбкой. Затем она заметила, как Селия Росс смотрит на нее, и догадалась, что та все поняла.

– Очень хорошо! – воскликнул мистер Коупленд. – Этого мы и ожидали от доброй натуры мисс Прентис и признательны ей. – И смущенно добавил: – Очень благородный жест.

Элеонор гордилась собой, не обращая внимания на недовольство мисс Кампанулы. Остальные, смутно представляя, чего от них ждут, сказали пару благодарных слов.

– Итак, как насчет подбора актеров для пьесы? – спросил доктор Темплетт.

Не было никаких сомнений, что пьеса выбрана удачно. За исключением одного персонажа, все остальные роли распределились прекрасно. Эсквайр играл генерала, мисс Прентис – герцогиню, мисс Кампанула, которую все очень боялись, пробовалась на роль миссис Арбутнот, лучшую в пьесе. Когда ей предложили эту роль, она ответила довольно двусмысленно и мрачно:

– Очевидно, мне нечего сказать.

– Скажи пару слов, Идрис, – пробормотала мисс Прентис.

– Я могу сказать только одно, – мисс Кампанула, – надо ждать и смотреть.

И пастор быстро написал ее имя напротив имени героини. Дина и Генри получили роль двух молодых возлюбленных. Доктор Темплетт сообщил, что возьмет роль французского посла, и начал читать свои слова на ломаном английском. Оставалась еще роль Эллен, таинственной леди, которая потеряла память, но обрела ее вновь в середине первого акта во время деревенского праздника.

– Это, очевидно, Селия, – сказал доктор Темплетт. – Ты должна сыграть Эллен.

– Нет-нет, – ответила миссис Росс. – Это немножко не то, что я имела в виду. Ничего не говори сейчас, Билли. Иначе все могут подумать, что я пришла сюда, имея тайные намерения.

Все, кроме эсквайра, именно так и подумали, но даже мисс Кампанула не рискнула произнести это вслух. Одобрив пьесу миссис Росс, им ничего не оставалось, кроме как предложить ей роль, которая к тому же была не самой длинной. Возможно, только Дина понимала, насколько хороша роль Эллен. Но миссис Росс запротестовала.

– Вы абсолютно уверены, что хотите моего участия? – спросила она, бросив косой взгляд на эсквайра. Джослин, уже пролиставший пьесу и знавший, что генералу предстоит любовная сцена с Эллен, искренне подтвердил, что ее участие просто необходимо. Генри и Дина, занятые своими любовными сценами, тоже кивнули, а пастор снова спросил у мисс Кампанулы, согласна ли она принять участие в постановке. Идрис приняла предложение с самым милым видом, не выдав своего истинного отношения. Мисс Прентис тоже удалось сохранить вежливую улыбку. Пастор надел очки и просмотрел свои записи.

– Итак, подытожим, – громко сказал он. – Мы предполагаем поставить эту пьесу в ратуше, в субботу, двадцать седьмого числа, через три недели. Выручка должна быть передана в фонд покупки пианино, а остальные расходы будут любезно покрыты мистером Джослином Джернигэмом. Комитет и члены Молодежного общества должны организовать продажу билетов и взять на себя ответственность за… как это называется, Дина?

– Оформление фасада, папа.

– Да, верно, оформление фасада. Как вы считаете, можем ли мы доверять этим молодым людям, мисс Кампанула? Я знаю, вы сможете ответить от их имени.

– Мой дорогой, – откликнулась дама, – я не могу отвечать за поведение тридцати деревенских хамов и девиц, но обычно они делают то, что я им говорю. Ха!

Все вежливо рассмеялись.

– Мой друг, – добавила она с неприятной улыбкой, – мой соратник, мисс Прентис – президент. Без сомнения, если они не посчитаются со мной, то для нее сделают все на свете.

– Идрис, дорогая, – пробормотала Элеонор.

– Кто собирается ставить пьесу? – спросил Генри. – Я считаю, что это нужно поручить Дине. Она профессионал.

– Правильно! – воскликнули доктор Темплетт, Селия Росс и эсквайр.

Мисс Прентис очень прохладно добавила что-то вроде:

– Да, конечно.

Мисс Кампанула ничего не сказала. А дочь пастора застенчиво улыбнулась и опустила глаза. Ее выбрали режиссером. Девушка была еще в самом начале своей театральной карьеры, поэтому горячо поблагодарила всех за оказанную ей честь и назначила первую репетицию на вечер вторника, девятого ноября.

– К этому дню все ваши роли будут напечатаны, – пояснила начинающий режиссер. – Я уверена, Глэдис Райт все сделает, потому что она учится печатать и ей нужен опыт. Я ей поручу правильно расставить реплики. Мы будем читать по ролям и, если останется время, попробуем выстроить сцену первого акта.

– Боже мой! – воскликнула мисс Прентис. – Звучит очень тревожно. Боюсь, дорогая Дина, ты посчитаешь нас всех очень непрофессиональными людьми.

– Нет, что вы! – горячо возразила девушка. – Я уверена, все будет отлично. – Бросив неуверенный взгляд на отца, она добавила: – Должна сказать спасибо вам всем за назначение меня режиссером. Надеюсь, что оправдаю ваши ожидания.

– Ну что ж, ты знаешь об этом намного больше, чем кто-либо из нас, – заметила Селия Росс.

Откровенно говоря, Дина не желала видеть миссис Росс своей сторонницей. Она почувствовала неприязнь к этой женщине, что одновременно и удивило, и смутило ее. Девушка считала себя бунтаркой. Как мятежнице, ей следовало принять эту даму. Для Дины мисс Прентис и мисс Кампанула были ненавистными олицетворениями всего самого убогого, бестолкового и старомодного. Селия Росс намеренно дала бой этим двум дамам и выиграла первый раунд. Почему же тогда Дина не могла принять ее как союзника даже в глубине сердца? В душе она не доверяла миссис Росс. Чувство было инстинктивным, и это ставило ее в тупик. Как будто невидимый диктатор не позволял ей принять новую дружбу. Девушке не удалось ответить с подобающей дружеской улыбкой. Она почувствовала, как краснеет от смущения, и торопливо сказала:

– А как быть с музыкой? Нам необходимы увертюра и антракт.

Этими словами Дина неосознанно подняла занавес спектакля, которому было суждено поглотить Пен-Куко и превратить «Витрины» из изящной пьесы в нелепую, позорную мелодраму.

Глава 4

О музыке

Как только Дина произнесла эти роковые слова, каждый в кабинете в Пен-Куко подумал о рахманиновской прелюдии до-диез минор, и, за исключением мисс Кампанулы, у всех сердце ушло в пятки. Прелюдия была ее прерогативой. В долине она обладала исключительными правами на это произведение. Идрис играла его на всех службах в церкви, на своих домашних праздниках и в других домах на званых обедах, если хозяйка проявляла особую отвагу. Как только возникали проблемы с музыкой, Идрис предлагала свои услуги, и в очередной раз раздавались три решительных аккорда: «бом, бом, бом». А затем нога исполнительницы опускалась на левую педаль, и далее все звучало весьма расплывчато, но в довольно дерзкой манере. Идрис играла прелюдию и на добровольных началах, заменяя органиста мистера Витерса, когда тот шел в отпуск. Ее даже сфотографировали сидящей за роялем с нотами прелюдии на пюпитре. Всем своим друзьям она отправила этот снимок на Рождество. Фотография, которую получил пастор, была вставлена в рамку, и он не очень понимал, что с ней делать. Так было до приезда Элеонор Прентис в Пен-Куко три года назад. У Идрис Кампанулы и ее прелюдии был свой собственный путь. Но вновь прибывшая дама тоже принадлежала к тому поколению девочек, которых учили игре на фортепьяно, и ей тоже льстило, когда от нее ожидали выступления. Ее «основным блюдом» являлась «Венецианская сюита» Этельберта Невина, которую она исполняла с плохо скрываемой неуверенностью, и аккорды аккомпанемента иногда не совпадали со слащавыми нотами основной мелодии. Между двумя дамами завязывалась битва на приходских мероприятиях, на субботней работе в школе и частных вечеринках. Они только притворялись, что музыка их связывала.