Футбол на планете Руссо - Станислав Токарев

— Свидетель, вы извините меня за вопрос: нормально ли функционируют ваши слуховые органы? Иными словами, не почудилось ли вам?

— Это что, глухой я, что ли? Ну нет, вот уж нет!

— Между мной и вами сейчас пятнадцать метров тридцать два сантиметра. Между мною и судейским столом — тринадцать метров девяносто сантиметров. Теперь я отставляю микрофон и произношу фразу… Прошу извинить, миледи, вы меня слышали?

Судья:

— Нет, адвокат.

— Свидетель, вы меня слышали?

— Так вы же спиной ко мне повернулись!

— Не будет ли невежливым с моей стороны напомнить вам о том, что лицо, назвавшее вас желтопузой шестиножкой… простите… да, шестиногим желтопузиком, находилось от вас на расстоянии приблизительно двадцати метров и тоже спиной? Уважаемый суд, я располагаю видеомагнитофонной записью и готов её предъявить.

Тишина в зале. Земан потирает шею.

— Так. Значит, так. Они меня дисквалифицировали. Я им денежки спасал, и они у меня из кармана вынули. Ладно. Тут вот какое дело. Нам велели проиграть. 4 : 5 должен был быть счёт. А тут — 4 : 4, всего ничего остаётся, дают пенальти в их ворота… Была не была. Я ему съездил, и пошла драка, и матч сорвался. Вот как дело было.

В зале шум, судья звонит в колокольчик.

— Кто же дал вам указание проиграть со счётом 4 : 5?

— Как кто? Тренер, конечно. Франческо д'Анжело, наш старший тренер.

— Миледи, прошу пригласить на следующее заседание в качестве свидетеля тренера д'Анжело. Извините, свидетель, у меня ещё вопрос. Не могли бы вы повторить свою фамилию, место рождения и имена родителей?

Прокурор:

— Миледи, я протестую. Свидетель говорил об этом в начале допроса. Адвокат намеренно затягивает ход процесса.

Судья:

— Адвокат, время сегодняшнего заседания кончается. Вы уверены, что ответ в состоянии открыть нам нечто новое?

— Совершенно уверен.

— Свидетель, отвечайте.

— Ульрих Земан, родился в посёлке Три Камня, на ферме Теофила и Марии Земанов.

— Ваши уважаемые родители здоровы?

— А чего ж нет? Я у них в отпуске весной был.

— Свидетель, я должен сообщить вам прискорбную новость. Ваша матушка скончалась три года назад. Мне очень жаль, но вторая новость окажется ещё печальнее. Свидетель Ульрих Земан, вы не существуете. Никаких следов вашего рождения нет в метрических книгах планеты. Миледи, вот документы, которые я прошу приобщить к делу.

Оглушительный шум. Судья звонит в колокольчик и предупреждает, что удалит публику из зала.

Адвокат:

— Свидетель, я прошу ответить на вопрос: кто вы?

Судья:

— Ввиду истечения времени допрос свидетеля откладывается. Следующее заседание в понедельник в десять утра.

Адвокат:

— Миледи, я прошу прощения, но мне необходимо сделать заявление.

— Делайте.

— Я прошу суд принять меры к обеспечению безопасности свидетеля. Исчезновение арбитра Бронека уже имело место, и мы…

— Суд принимает к сведению ваше заявление. Заседание закрыто".

Камешек я приготовил заранее. Завернул его в записку. Я был доволен собой, с галереи он попал точно на адвокатский стол.

Я написал ему: "Адвокат, у меня кое-что для вас есть. Жду в ресторане "Тихая сельва" в 21.00. Симпсон ("Старлетт")".

13

"Тихую сельву" открыли недавно, и она была переполнена. Мне нашёлся столик лишь потому, что я писал об открытии и хозяин меня знал. Ресторан был выдержан в охотничье-разведчицком стиле: прочная грубая мебель, стены из брёвен в пятнах коры и плюща, каменный очаг в центре зала — на тлеющих углях там жарилось мясо. С одной стены смотрела, скаля пасть, башка красной пумы, с другой — таращилась на неё исподлобья, выгнув шею и вывернув ноздри, как перед схваткой, голова чёрного коня. Патлатая певица в кожаных штанах томно и низко тянула с эстрады:

Тихая сельва… Синие тени…

Ласковый вечер лёг у корней…

А четыре кожаных молодца — рояль, банджо, сакс, ударные — рявкали хором:

Если разлюбишь! Если изменишь!

Пулю получишь между бровей!

Чиновники, торговцы, процветающие фермеры и богатые зубодёры в такт били в столешницы коваными днищами пивных кружек, чувствуя себя простыми лесными парнями, крепко любящими своих простых подруг. Кое-где уже обнимались, кое-где пробовали трясти друг друга за манишки. Ребята из "эрбэка" — Роты Борьбы с Контрабандой Алкоголем — явно запаздывали на боевой пост.

Войдя, адвокат растерянно остановился возле очага, повертел головой и заспешил, обрадованный, на мой оклик.

— Прошу прощения, я не подозревал о наличии у нас столь колоритных предприятий общественного питания.

— Два пива, — сказал я официанту.

— Извините, — адвокат глянул жалобно, — с вашего позволения я бы предпочёл чай.

Официант смылся, гневно фыркая на ходу.

— Я вас слушаю внимательно и очень польщён знакомством. — Он снял тёмные очки, узкие глаза были усталыми и слегка воспалёнными.

— Не знаю, зачем вы допрашивали того старика, бывшего депутата. Но мне тоже захотелось обнаружить в "Клятве" упоминание о футболе. Вот оно — другого нет.

Я выложил на стол собственноручно перепечатанный листок.

"Мы утверждаем, что единственная функция, которая осталась людям в нашем обществе, — развлечения. Прикованный к своему жилищу, к телеэкрану, человек обречён на иллюзорное существование, ибо он живёт в мире лишь тех эмоций, которые дарят ему его рабы и его шуты, профессиональные развлекатели: футболисты, бейсболисты, регбисты, автогонщики и иные гладиаторы нашего времени. Лишённый физических движений, которые производят за него другие, человек неизбежно утрачивает черты, изначально присущие его биологическому виду".

Йошикава читал, низко склонясь над листком. Прочёл, разгладил бумажку концами пальцев и улыбнулся ей со странной нежностью:

— Благодарю, я представляю себе, как трудно было вам это найти. Найдя, вы узнали, я думаю, многое, но этот текст и мне хорошо знаком.

— А этот?

Я протянул ему цитату со второй из вырванных страниц:

"В суровой борьбе, которую нам предстоит вести на планете Руссо, чтобы сделать её пригодной к жизни для нас и наших потомков, мы обязаны быть равны. Не должно быть героев и толпы, аристократии и плебса, владык и рабов, эксплуататоров и эксплуатируемых. Все богатства планеты принадлежат всем гражданам планеты".

— Прекрасные слова, не правда ли? — грустно сказал Йошикава. — Но какой детский утопизм — поступить так, как поступили они…

— Вы можете объяснить, почему в экземпляре, который хранится в музее, этих строчек нет? Нет, а вы о них знаете — откуда? А если знаете, зачем понадобился вам тот старый пень? И вообще, что за дела у нас тут творятся?