Чудеса под куполами (сборник) - Андрей Угланов

Но нет! Паша вспарывал последние брюшки, а под картонной коробкой, что стояла у его ног, находилась пол-литровая баночка с положенной в нее на два пальца черной стерляжьей икрой…

Макухин закончил наконец чистить рыбу, смахнул ногой за борт грязную слизь и спустился к воде промыть тушки. Время поджимало, и он торопился – даже подумать о том, что Мирошников или Оськин застанут его за таким занятием, было страшно. Так, торопясь и расплескивая из ведра воду, Паша подошел к железной двери в машинное отделение и постучал. Дверца скоро открылась, и из нее высунулся механик Степан. Он жевал и вопросительно глядел на Пашу.

– Значит так, – заговорил Степан, и от него пахнуло луковым запахом с рыбой, – сварим завтра ночью. Сейчас некогда, да и не на чем. Присыпь покуда солью и спрячь до ночи над палубой, за капитанской рубкой. Туда, окромя меня, никто не лазит. На-ка вот, попробуй, – сказал он в конце и протянул Паше открытую ладонь. На ладони лежал прозрачный кусочек стерляди, густо посыпанный солью, и долька лука. – Пальчики оближешь!

Паша брезгливо отказался от подарка и, подождав, когда механик принесет ему пачку соли, ушел на крышу, слыша за спиной хруст, издаваемый мощными челюстями Степана Алексеевича…

Давно уже все встали. «Агитационный» привычно исполнил свою функцию, повстречав после завтрака старый колесный буксир. Пароход, не знавший механизации и автоматизации, имел довольно большую команду и тащил за собой баржу с песком в низовья, на стройку в Набережные Челны. Экипаж похохатывал, просматривая «Джентльменов удачи», а после фильма долго не отпускал со сцены квинтет девочек, исполнивших «страдательную» песню про любовь.

Баянисты часто зевали, выводя из себя Альберта Семеновича. Но концерт закончился, и Оськин убежал к капитану буксира за сорок третьей грамотой, а еще через час все собрались в кают-компании на обед.

Паше не сиделось спокойно. Там, за капитанской рубкой, в тени стояла заветная баночка с икрой и ждала его. Три часа, про которые говорил дядя Степа, давно прошли, и Паша опасался, как бы его труды не сопрели под солнцем, не испортились.

Похлебав быстро щи, он взял со стола большой ломоть хлеба и намазал его маслом – того и другого Липочка положила на стол с избытком. Не притронувшись ко второму, он выскользнул из-за стола и пробрался за капитанскую рубку. Тут же он достал баночку и, сидя на закрытом ведре с рыбой, намазал икру перочинным ножом на ломоть хлеба.

Нужно было торопиться, пока все не пообедали, и Паша смачно укусил хлеб. День выдался безветренный, но вдруг с лугов потянуло ветерком, и дым из трубы от отработанной солярки метнулся на капитанскую рубку. Паша закашлялся. Струя газов накрыла его и лезла в глаза и рот вместе с невесомыми черными хлопьями. Когда дым рассеялся, Макухин продолжал кашлять до слез, но скоро пришел в себя и тут же услышал визгливый голос Оськина:

– Эй, кто там на крыше? Ребята, кто там? Бога ради, не двигайтесь, сейчас вас снимут! – Вслед за этим послышался топот убегающего человека и новый вопль Оськина: – Степан! Степан! Иван Ильич! Остановите корабль! На крыше дети!

В следующее мгновение пол-литровая баночка и недоеденный ломоть полетели в воду. А за ними и ведро, описав дугу, шлепнулось за кормой и мгновенно затонуло. Но оно не пошло камнем ко дну, а попало в струю от винта, которая и вынесла несколько десятков «золотых» рыбок на поверхность, кружа их в бурунчиках и воронках. Стая чаек, преследующих в расчете на поживу каждый корабль, получила щедрый подарок. Птицы выхватывали из воды чищеную рыбку, ругаясь между собой до драки. А какой-то счастливице достался набрякший в воде кусок хлеба с маслом и несколькими икринками, не смытыми еще водой.

Май 1985 г.

Косиста

Дорога в Старые Снопы оказалась совсем никудышной. Осенние дожди обильно смочили землю, и колхозные трактора наделали на грунтовке такие колеи, что «Волга» какимто чудом продвигалась вперед, постоянно пробуксовывая и садясь на днище. Шофер, парень ушлый и болтливый, не закрывал рта, а пассажир – офицер в чине майора – морщился от его болтовни, но осадить говоруна не решался.

– Да, Василь Егорыч, наплачется у вас мамаша! Небось в ее избе уж вся деревня собралась. – Он на мгновение умолк, выкручивая баранку. – Что деревня! Со всего района понаедут – вон дорога как разбита! Шутка сказать – живой космонавт, да еще свой, деревенский! – Он восхищенно покачал головой. – Везет вашим. Вот я из города мобилизован. Народищу у нас живет пропасть – сто сорок тысяч! А космонавтов – ни одного.

Майор Коровкин пропускал эту лесть, да и вообще все звуки мимо ушей. И думал он сейчас не о родной деревне и бывших односельчанах, а о событиях недавнего прошлого. Событиях, стоивших ему бессонных ночей и множества объяснительных, длинных разговоров и мучительных сомнений в самом себе.

А еще несколько часов назад Коровкин мечтал только о встрече с матерью и родным домом. На время он постарался выбросить из памяти все пережитое и с головой уйти в долгожданные отпускные дни, чтобы позднее собраться с мыслями и снова вспомнить, как же все произошло. Но прошлое напомнило о себе гораздо быстрее, чем этого хотелось. Напомнило до того абсурдно, что путаница, которая была в голове майора в последние месяцы, за несколько минут стала еще безнадежнее.

Хотя чисто внешне его переживания остались почти незамеченными. Уже в машине, просматривая купленную в аэропорту районную газету «Вперед», он вдруг покрылся испариной и уставился в одну точку. Потом несколько раз перечитал какую-то заметку и авторучкой обвел ее в жирную чернильную рамку. Обвел и замер. Вдавился в сиденье и крепко задумался.

Через зеркальце шофер заметил, что его пассажир в своих мыслях где-то далеко, и наконец замолчал.

Статейка же, так поразившая героя космоса, смахивала на фельетон, хотя подписи таковой не имела. И прочитав ее, подписчик ежедневки «Вперед» в лучшем случае усмехнулся бы, а в худшем – написал бы в редакцию письмо критического содержания.

Впрочем, место, выделенное среди прочего жирной рамкой, содержало…

Шли сто двенадцатые сутки полета. Станция «Мир» вращалась вокруг земного шара, ныряя из ночи в день, подобно огромной птице с распущенными крыльями солнечных батарей. Собранная информация регулярно передавалась на Землю. Все шло обычно, своим чередом и строго по графику. Как говорили специалисты – «штатно».

Командир орбитального комплекса майор Коровкин Василий Егорович с утра, то есть после сна, побрился, прибрал, что летало в рабочем отсеке, и сейчас просматривал план работ на сегодняшний день. План этот он знал по минутам еще будучи на Земле, в Центре подготовки. Но человеком командир был дотошным, и ежедневная проверка самого себя придавала ему дополнительную уверенность в силах.

Бортинженер Дмитрий Янович Сухотин еще спал. Нет, он не был ни лентяем, ни соней. Просто он спал от звонка до звонка, просыпаясь за несколько минут до срока. Сухотин слыл человеком компанейским и уважал командира, отчего климат отношений в экипаже отличался доверительностью и дружбой.

Сутками раньше космонавты закончили разгрузку очередного «Прогресса» и сегодня начинали серию экспериментов с «биологическими объектами». Эти самые «объекты», или попросту пять зайцев-русаков, преспокойно спали сейчас в специальном контейнере, зафиксированные в маленьких ложементах. Чтобы не нервировать понапрасну длинноухих, их еще на Земле поместили в безвредную газовую смесь, и все страсти, связанные с выведением корабля на орбиту, остались для них неведомыми.

В подготовке эксперимента принимали деятельное участие зарубежные ученые. Аппаратура, предоставленная ими программе «Интеркосмос», стояла расконсервированная и готовая к работе.

Командир заканчивал просмотр плана, когда из-под потолка послышалось шуршание и заспанный Сухотин опустился возле него.

– Здравствуйте, Василий Егорович, – проговорил бортинженер, протирая глаза. – Опять Вятка приснилась. Весенняя. Берега размыты. А запахи-то, запахи!.. – Сухотин зажмурился на миг, затем оттолкнулся и полетел в сторону бытового отсека.

«Устал ты, старина! – подумал Василий Егорович. – Да и я тоже. Все домашнее снится». Он закрыл журнал, спрятал его за панель и принялся готовить провода с датчиками для работы.

Контейнер, содержащий зайцев, представлял собой цилиндр. После его вскрытия требовалось сразу установить датчики к разным частям тела русаков. Причем сделать это так быстро, чтобы спящие зверьки не успели проснуться. Затем животные фиксировались зажимами в своих ячейках, предусматривающих возможность кормления и нормальной жизнедеятельности.

Вернувшись в рабочий отсек, Сухотин установил контейнер на стол, открыл замки и снял кожух, прикрывающий спящих зверей. Зайчишки подергивали во сне ушами, смешно держали перед собой лапы и были удивительно похожи друг на друга. Дмитрий Янович засмотрелся на них, и командиру пришлось его поторопить. Без лишней суеты они начали устанавливать пронумерованные датчики.