Долгий уик-энд - Вероника Генри

– Чем занимаетесь? – рассмеялась она, одной рукой обвив перила внизу, а в другой сжимая полупустой бокал шампанского.

– Да вот, собираюсь подарить шефу рождественский поцелуй, – ответила Анжелика и на глазах у Клэр обхватила голову Луки руками, притянула к себе и поцеловала.

Поцелуй-спектакль; пикантная выходка на корпоративе, которая никого не обидит. Клэр, запрокинув голову, засмеялась. Анжелика обогнула Луку, спустилась к начальнице и прошествовала за глинтвейном к дымящейся горячей чаше, ощущая, как взгляд Луки буравит ей спину.

Позже, когда все расселись в круг и стали открывать принесенные Санта-Клаусом подарки, Анжелика встретилась с Лукой глазами. Его взгляд задержался на ней чуть дольше, чем нужно. Многозначительный взгляд, ничего не скажешь. В ответ Анжелика невинно округлила глаза и отвернулась. Она не станет его игрушкой. Не опустится до бурного тайного романа. До торопливого секса между сменами, за запертыми дверями. Она слишком высоко себя ценит. А работу в отеле – еще выше. И даже выше, чем работу, ценит свои отношения с начальницей. Клэр – ее кумир, ее гуру, ее пылкая девичья любовь. Первый человек, поверивший в Анжелику. И рискнуть этим ради кувыркания с Лукой? Ни за что!

К тому же Анжелика принадлежала к тем людям, которым подавай либо все, либо ничего. Лука не может принадлежать ей одной, а делить его она ни с кем не хотела. И все же терзалась. Если честно, влечение к Луке – единственное, что помогает ей держаться; единственное, что не дает сойти с ума. Хотя само оно тоже сродни сумасшествию.

…В комнате за стеной скрипнула кровать – Лука перевернулся на другой бок. Воображение тут же нарисовало соблазнительную картину: его обнаженное тело под одеялом. Анжелика одернула пиджак, поправила прическу и пошла к лестнице. Слава богу, работы сегодня по горло! Ничего не может быть хуже, чем целый день сидеть за регистрационной стойкой и сгорать от неразделенного желания.

Глава третья

Лора Старлинг стояла в толпе посреди вестибюля вокзала Паддингтон и покусывала нижнюю губу. Ее взгляд метался между информационным табло – в ожидании, когда появится номер платформы и поток людей потечет в сторону поезда на Пензанс, – и ведущим из метро эскалатором. Где же Дан?! Хотя понятно, где. Уцепился за поручень в вагоне, грохочущем где-то на линии Дистрикт, слушает свой айпод, уносящий в уютный маленький мир, и не подозревает о том, что она сейчас лопнет от беспокойства.

Дан всегда оставляет все на последний момент. Она же примчалась на вокзал за полчаса – на всякий случай. На какой такой случай, Лора и сама не знала, но предпочитала перестраховаться. А он, как всегда, явится минута в минуту. За шесть месяцев знакомства Дан ни разу ее не подвел, но она постоянно опасалась, что он не приедет.

У него напрочь отсутствует ген тревоги. Дан – само спокойствие. Жуткие «а вдруг?», подстерегающие Лору каждую минуту, его внутренним радаром просто не фиксируются. Когда она вываливает на него гипотетические проблемы и трудности, он пожимает плечами и говорит:

– Ну и что? Что будет, если это случится? Земля не остановится.

Самое досадное – Дан прав. Но как бы Лора ни старалась, мыслить, как он, у нее не выходило. Не получалось и добиться того, чтобы Дан подстраивался под ее страхи и опасения. Придется как-то справляться с ними самостоятельно. Ей еще от многого предстоит избавиться, до идеала далеко!

Дан, правда, утверждает, что она идеальна и так.

– Хотя нет, не идеальна, – уточняет он. – Идеальные люди скучны до невозможности. А тебя скучной никак не назовешь.

Лора сверила свои часы с вокзальными: все точно, никаких расхождений. Глубоко вдохнула, пытаясь успокоиться. Воздух пропитался запахом жареных пончиков и пота. А еще – предвкушением. Сегодня здесь собралась не обычная толпа пригородных жителей, возвращающихся домой в пятницу вечером. Впереди ждали долгие выходные, а значит, приключения. Массовый выезд из города начался.

Наконец-то, вот и Дан! Лавирует среди людей, размашисто вышагивая своими длинными ногами, придерживает холщовый рюкзак на плече. Лора знала, там лежит лишь смена белья, запасная рубашка, зубная щетка да фотоаппарат. Ее же сумка набита кучей платьев, джинсов, маек, косметики и туфель. Издалека Дан – в выцветших джинсах и клетчатой рубашке, со спутанными волосами – выглядел обычным расхлябанным парнем лет двадцати с небольшим. Но вблизи впечатление менялось – благодаря привлекательному лицу и удивительным глазам насыщенного светло-серого оттенка, обрамленным густыми черными ресницами. Лора не раз видела, как от его взгляда девушки в буквальном смысле слабеют и тают; с ней самой полгода назад случилось то же самое, когда они познакомились в гостях у общего друга. Тепло и доброта в этом взгляде безграничны. Ведь Дан – самый добрый человек на свете.

– Привет.

Подойдя, он лучезарно улыбнулся и чмокнул Лору в макушку – как раз в тот момент, когда на табло высветился номер платформы.

– Пойдем скорее! – Лора ухватила Дана за рукав.

Подхватила свою сумку (надо же, какая тяжелая, и зачем столько брать на пару дней?), в который раз проверила в кармане билеты. Приобретение билетов далось Лоре непросто, ее палец долго не решался нажать кнопку «Купить». Пришлось себе напомнить: даже имея билеты на руках, ехать не обязательно; передумать можно в любой момент.

Их подхватил поток пассажиров; люди бежали наперегонки, словно в конце платформы победителя ждал некий мифический приз. Они торопливо миновали вагоны первого класса, сплошь пустые и оттого заманчивые. Наконец Лора выдохнула:

– Нам сюда, – и запрыгнула в поезд.

– Да тише ты, – рассмеялся Дан. – Пока мы грузимся, поезд не поедет.

Он собрался оставить рюкзак в багажной нише в начале вагона, но Лора придержала его за руку.

– Не надо. Лучше сунь в отделение над креслом. У моих знакомых так однажды сумку обчистили.

– Кому нужны мои вещи? Тут нет ничего ценного.

– А фотоаппарат?

– Застрахован. – Дан пожал плечами.

Лора покачала головой. Разве можно так беспечно относиться к своему рабочему инструменту? А вдруг его кто-нибудь стащит? Будет беда! Впрочем, развивать мысль дальше она не стала – Дан послушался разумного совета и сунул рюкзак в отделение над головой. Потом протянул руку за ее сумкой. Минуту спустя они уже сидели рядом в креслах.

– Ты, конечно, не завтракал. – Лора достала две бутылочки со смузи и две пластиковые упаковки мюсли, купленные в «Маркс энд Спенсер».

– Не завтракал, – радостно подтвердил Дан, отвинчивая крышку фруктового коктейля и жадно его глотая.

Лора повертела в руках полученную по почте брошюру. Небольшой, выполненный со вкусом буклет формата А5, отпечатанный на плотной кремовой бумаге. На обложке – гавань Пеннфлита, пейзаж, выполненный в ярких пестрых тонах. «Учитесь живописи и рисунку в изумительной, вдохновляющей приморской обстановке. Член Королевской академии художеств Тони Уэстон раскроет ваши творческие способности и поможет пробудить внутреннего Моне или Пикассо. Идеальный подарок по поводу и без, лучший способ побаловать себя».

Внутри – послужной список Тони Уэстона, названия галерей, в которых он выставлялся, репродукции других его картин. И фото: мужчина за пятьдесят на фоне громадного окна с видом на море. Короткие седые волосы, модные очки в черной оправе, рубашка с круглым воротом – типичный стареющий стильный рекламщик (его резюме сообщало, что прежде чем уйти на пенсию и осесть в Пеннфлите, он работал в рекламном бизнесе).

Лора снова и снова вглядывалась в лицо художника, но фотография давала слишком мало информации для каких-нибудь выводов. Неподвижный снимок не может точно передать облик. Чтобы подметить малейшее сходство одного человека с другим, нужно видеть, как тот говорит, улыбается, хмурит брови, смеется…

Всю свою жизнь Лора спокойно относилась к тому, что у нее нет отца. Отсутствие папы выделяло ее среди других детей, но девочку это скорее радовало, чем печалило. Зато у нее сложились прекрасные отношения с матерью. Они все делали вместе. Марина была подругой, старшей сестрой, с которой можно секретничать. Друзья Лоры исходили зеленой завистью; впрочем, со временем Марина стала доверенным лицом и для них. Маленький домик, в котором обитали Лора с мамой, вечно был полон гостей, в нем жили музыка и смех, болтовня и домашнее печенье с шоколадной крошкой. У Марины находилось решение самых запутанных проблем. И запретных тем для разговоров с ней не существовало.

Кроме одной. Мама четко дала понять: эта тема – табу. Марина наотрез отказывалась обсуждать отца Лоры. И девочка научилась не задавать вопросов, а к тринадцати годам и вовсе смирилась с мыслью о том, что правды никогда не узнает. Она – плод непорочного зачатия. Точка.

В пятнадцать лет у Лоры началась паника: а вдруг маму изнасиловали? Это полностью объясняло нежелание Марины открыть тайну. Как-то вечером, когда у мамы было спокойное, задумчивое настроение, девочка набралась смелости спросить. Они сидели на маленькой веранде, заменявшей сад, украшенной яркими цветочными горшками и гирляндами, нежились в лучах заходящего солнца. Марина потягивала вино из бокала.