Ночь на перекрестке - Жорж Сименон
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
И еще одна пара фар. И вновь промчалась машина. Опять не госпожа Гольдберг.
Мегрэ непрерывно курил. Оставив г-на Оскара перед его гаражом, он принялся расхаживать взад и вперед. Люкас следовал за ним и вполголоса разговаривал с самим собой.
В доме Трех вдов — ни одного освещенного окна. Раз десять Мегрэ прошел мимо решетчатых ворот и всякий раз устремлм взгляд в сторону комнаты Эльзы.
Затем смотрел на новехонькую, но лишенную всякого стиля виллу Мишонне с воротами из полированного дуба и смешным, несуразным садиком.
Еще раз взглянул на гараж, на механика, занятого починкой бензоколонки, на г-на Оскара, который, засунув руки в карманы брюк, давал механику советы.
Грузовик, следовавший из Этампа в направлении Парижа, остановился для заправки. На груде овощей возлежал сопровождающий груз спящий человек. Этот рейс он совершал еженощно в одни и те же часы.
— Тридцать литров.
— Как жизнь?
— Ничего, живем.
Механик залил бензин, завернул пробку, шофер со скрежетом включил передачу. Набрав скорость, машина скрылась на спуске перед въездом в Арпажон.
— Она уже не приедет, — вздохнул Люкас. — Вероятно, решила переночевать в Париже.
Еще три раза они прошагали туда и обратно по стометровому отрезку у перекрестка, после чего Мегрэ внезапно свернул на Авренвиль. Дойдя до трактира, он обнаружил, что огни, кроме одной лампочки, погашены, в зале никого нет.
— По-моему, сюда едет машина.
Оба оглянулись. В самом деле, лучи фар сверлили темноту. Машина катила к деревне. Свернув с шоссе, водитель подъехал к гаражу и затормозил. Послышался его голос.
— Спрашивает, как ехать дальше, — сказал Люкас.
Автомобиль вновь тронулся и стал приближаться, высвечивая телеграфные столбы. Мегрэ и Люкас попали в световой конус. Они стояли прямо перед входом в трактир.
Бесшумно сработали тормоза. Из машины вышел шофер и открыл заднюю дверцу.
— Это точно здесь? — спросил женский голос изнутри.
— Да, мадам, мы приехали в Авренвиль. И вот посмотрите — над дверью еловая ветка.
Из машины высунулась женская нога в шелковом чулке. Нога ступила на асфальт. «На этой даме, надо думать, меховое манто», — почему-то мелькнуло в голове у Мегрэ, и он шагнул навстречу вновь прибывшей.
В этот момент грянул выстрел, женщина вскрикнула, головой вперед рухнула на землю, сильно разбила при этом лицо и, свернувшись, неподвижно замерла. Через мгновение одна ее нога дернулась и тут же судорожно распрямилась.
Комиссар и Люкас переглянулись.
— Займись ею! — бросил Мегрэ и побежал.
Какие-то секунды уже были упущены. Огорошенный шофер словно прирос к месту. На втором этаже гостиницы, над трактиром, открылось окно.
Стреляли с поля, справа от дороги. Продолжая бежать, Мегрэ достал из кармана револьвер. Что-то ему слышалось — мягкие шаги по глинистой почве. Но он ничего не видел из-за автомобильных фар, которые ярко высвечивали прилегающий участок, подчеркивая царившую вокруг непроглядную тьму.
Обернувшись, он крикнул:
— Фары!
Никакого впечатления. Он крикнул вновь:
— Фары!
И тут был допущен совершенно катастрофический промах. Шофер — или Люкас — направил поворотную фару-искатель прямо на комиссара. Выхваченная из мрака его бегущая фигура и отбрасываемая ею огромная черная тень обозначились на фоне вспаханного поля.
Убийца находился, по-видимому, где-то дальше — левее или правее, но, во всяком случае, вне светового круга.
— Выключите фары, разрази вас!.. — теперь уже заорал Мегрэ, в бешенстве сжимая кулаки. Он бежал зигзагами, как преследуемый заяц. При таком освещении глазомер неизбежно искажается, из-за чего ему вдруг показалось, будто до бензозаправки меньше ста метров.
Затем, совсем близко, возникла чья-то фигура и раздался уже знакомый хриплый голос:
— В чем дело?
Разъяренный, униженный своим глупым положением, Мегрэ остановился как вкопанный, оглядел г-на Оскара с головы до пят, обратив при этом внимание на отсутствие следов грязи на его домашних туфлях.
— Вы никого не видели?
— Нет, только водитель одной машины спросил дорогу на Арпажон.
Далеко на автостраде в направлении Арпажона комиссар увидел красный сигнальный огонек.
— А что это за машина?
— Грузовик с овощами для Парижа.
— Он останавливался здесь?
— Ненадолго. Залил двадцать литров.
Там, около трактира, казалось, шла какая-то непонятная возня, луч фары-искателя продолжал шарить по пустынному полю. Вдруг Мегрэ увидел виллу супругов Мишонне. Тут же он пересек дорогу, подошел к воротам и позвонил.
Отворилось небольшое смотровое оконце.
— Кто там?
— Комиссар Мегрэ. Я хотел бы поговорить с господином Мишонне.
Изнутри сняли цепочку, сдвинули два засова. В замке раздались щелчки. И вот перед Мегрэ возникла г-жа Мишонне, беспокойная, даже взволнованная. Украдкой, словно преодолевая себя, она быстро, в обе стороны, оглядела дорогу.
— Вы его не видели?
— А разве он не дома? — с проблеском надежды буркнул Мегрэ.
— Я хочу сказать… Не знаю… Я… Только что кто-то стрелял, вы не слышали?.. Но входите…
Это была женщина лет сорока с крупными чертами лица, непривлекательная на вид.
— Мой муж вышел ненадолго, чтобы…
Слева, сквозь открытую дверь, Мегрэ увидел столовую и неприбранный стол.
— Давно ушел?
— Не скажу точно. Может, полчаса назад.
Что-то зашевелилось на кухне.
— У вас есть служанка?
— Нет. Может быть, это кошка…
Комиссар распахнул дверь на кухню и увидел самого г-на Мишонне, вошедшего в дом из сада, через черный ход. К его ботинкам прилипли тяжелые комья грязи. Он утирал пот со лба.
В наступившей тишине мужчины на мгновение оцепенели и уставились друг на друга.
— Сдать оружие! — скомандовал Мегрэ.
— Что сдать?
— Ваше оружие, быстро!
Страховой агент протянул ему небольшой револьвер, который извлек из кармана брюк. Но в барабане был полный комплект — шесть патронов, а ствол был холодным.
— Откуда вы пришли?
— Оттуда.
— Что вы называете «оттуда»?
— Не бойся, Эмиль! Они не посмеют причинить тебе зла, — вмешалась г-жа Мишонне. — В конце концов, это уж слишком. Между прочим, супруг моей сестры — мировой судья в Каркассонне.
— Минутку, сударыня! Я разговариваю с вашим мужем… Вы прибыли из Авренвиля. Зачем вы туда отправились?
— Из Авренвиля? Я?
Он дрожал. Тщетно старался не терять самообладания. Но его изумление не было наигранным.
— Клянусь вам, я пришел оттуда, из дома Трех вдов. Мне захотелось самому последить за ними, потому что…
— Так вы не ходили в поле? И ничего не слышали?
— Значит, это был выстрел? И кто-то убит?
Усы его обвисли. Он посмотрел на жену, как ребенок смотрит на мать в минуту опасности.
— Клянусь вам, комиссар, клянусь…
Вдруг он топнул ногой, а из глаз его выкатились две слезы.
— Это просто неслыханно! — вскипел он. — Сперва угоняют мою машину. Потом в нее заталкивают труп и не хотят мне ее вернуть. Мне, трудившемуся целых пятнадцать лет, чтобы заработать на нее! И после всего меня же еще и обвиняют в…
— Замолчи, Эмиль! Лучше я с ним поговорю.
Но Мегрэ не дал ей собраться с мыслями.
— Есть в вашем доме другое оружие?
— Только этот револьвер. Мы его купили во время строительства нашей виллы, и, кроме того, в нем до сих пор те же самые патроны, которыми его зарядил владелец оружейного магазина.
— Вы сейчас вернулись из дома Трех вдов?
— Я боюсь, как бы опять не угнали мою машину. Вот почему я сам решил заняться расследованием. В общем, я проник к ним в парк, точнее, взобрался на стену…
— Вы их видели?
— Кого? Этих обоих, что ли? То есть Андерсенов — брата и сестру? Конечно, видел. Они у себя, в гостиной. Ссорятся.
— Вы вышли из дома, когда услышали выстрел?
— Да. Но я не был уверен, что это именно выстрел. Думал, может, только почудилось. Вообще, я, конечно, встревожился.
— А кого-нибудь еще вы видели?
— Больше никого.
Мегрэ направился к двери. Едва он ее открыл, как увидел «гаражиста» Оскара, подходившего к порогу.
— Комиссар, ваш коллега послал меня сюда сказать вам, что эта женщина умерла. Мой механик поехал в Арпажон известить тамошнюю жандармерию. Он должен привезти врача. А теперь позвольте мне уйти. Я не могу оставлять свой гараж без присмотра.
А вдали, в Авренвиле, по-прежнему был виден мертвенный свет фар, освещавших стену трактира. Там же вырисовывался контур автомобиля, вокруг которого сновали какие-то тени.
4. Пленница
Опустив голову, Мегрэ медленно шагал по полю, где уже проклевывались побеги озимой пшеницы, окрашивая землю в бледно-зеленый цвет.