Витя Коробков - пионер, партизан - Яков Ершов

— Где же он?

— На море, конечно, — отозвалась в окно Виктория Карповна. — Схватил альбом и поминай как звали!

Славка побежал на набережную. Шлепая босыми ногами, он прошел по воде у самого берега до того места, где заканчивался городской пляж и берег отвесной стеной обрывался в море. Еще издали увидел приятеля.

Витя сидел на большом камне, свесив ноги так, что волны лизали его голые ступни. На нем была белая рубашка, расстегнутый воротник открывал смуглую от загара шею. Рукава были засучены выше локтя, и от этого руки с тонкими подвижными пальцами казались очень длинными.

На коленях у мальчика лежал альбом. Витя рисовал. Уже были намечены на белом листе море, скалистый берег и одинокий корабль среди высоких волн.

Славка подобрался сзади на цыпочках и двумя руками стиснул Вите голову.

— Пусти, — попытался тот освободиться. — Пусти, не балуй.

Но Славка не разжимал рук. Витя набрал на кисточку краски и мазнул наугад невидимого противника. Руки, сжимавшие голову, сразу ослабели.

— Ну, вот дурень, — возмутился Славка. — Нос вымазал.

— А ты не лезь, когда человек делом занят! — хохотал Витя, глядя на раскрашенную физиономию приятеля. Он отложил альбом, подвинулся, освобождая место рядом на камне.

Славка сел, опустил ноги в воду и тотчас отдернул. Лицо его перекосилось:

— У-у! Холодная!

— Норд-ост дует, — с видом знатока сказал Витя. — Все море взбаламутил. Вон Шурик искупался, теперь не рад.

Только тут Славка заметил Шурика Воробьева: Он стоял поодаль и, одеваясь, дрожал мелкой дрожью.

Море играло.

«Идугу», — пела волна, набегая и разбиваясь о камни. Сноп брызг обрушивался на мальчиков.

«Сотру-у!» — спешила за первой вторая.

Ребят увлекала эта игра. Поджав ноги, они вдруг выбрасывали их вперед, словно отталкивали набегавшую волну.

— Куда, куда лезешь, поворачивай обратно, ишь ты!..

День выдался чудесный. По ясному голубому небу плыли чистенькие, пухлые облака. Казалось, их всю ночь отмывали в соленой морской воде, а теперь, отжав и распушив, сушили на ветру. Взбаламученное ночным штормом море постепенно успокаивалось.

— Ты только посмотри, Славка, — говорит Витя, наблюдая за отражением облаков в морской воде. — Туда смотри, в море. Видел ты когда-нибудь такие? — Он торопливо хватает кисть, склоняется над альбомом. — Нет, — огорченно откладывает он рисунок. — Тут надо маслом да на холсте.

— Хорошо тебе, Витька, — говорит с завистью Слава. — Все тебе само в руки дается. Вырастешь, художником будешь…

— Легко сказать — будешь, — вздыхает Витя. — Я вот картину никак не могу нарисовать, второй месяц бьюсь. Отец говорит: брось, зря себя изводишь. Надо, говорит, сперва учиться, законы перспективы узнать и разное там другое…

Он взял голыш, размахнулся и пустил его по воде. Камешек запрыгал, оставляя за собой расходящиеся круги.

— Раз, два, три, четыре, — считает Витя. — Семь! А ну-ка ты.

Славка долго выбирает камешек, примеряется, наконец, широко расставив ноги, далеко относит руку и пускает голыш.

— На один меньше, — торжествует Витя. — А все-таки хочется художником быть, — говорит он мечтательно. — Сколько хороших картин можно нарисовать! Я недавно читал в «Пионерской правде», как ребята спасли поезд. Теперь все думаю: изобразить бы это на картине.

Шурик оделся, ему надоело молчать, и он решает вступить в разговор.

— А вчера, — хвастает он, все еще постукивая зубами, — у нас в клубе «Чапаева» крутили. Бесплатно.

Шурик широко раскрывает сияющие, как две звездочки, глаза:

— Вот Чапаев воевал! Впереди всех, саблей — туда, сюда. Так и рубит, так и рубит.

Он машет руками, трясет головой, потешно выкидывает ноги. Вся его маленькая фигурка в движении.

— Вот это дело! — вскакивает Славка. — Я, ребята, военным буду. Летчиком или танкистом. Брат у меня в армии, и я пойду. Уж от меня, враг, не жди спуску, — самоуверенно заявляет он. — Крепко воевать буду. Как наши на Халхин-Голе. Дым, снаряды, бомбы! Стреляют — жуть. А ты идешь с винтовкой в руке и бьешь, и бьешь!

— Военным! — подхватывает Витя. — Я, может, тоже буду военным. Мне, знаешь, Славка, так хочется совершить подвиг! Спасти знамя или одному долго-долго драться против врагов. А они наседают, кровь из ран хлещет, силы уже оставляют, и вдруг помощь подходит. Командир обнимает и говорит: «Молодец, Виктор!» Ну, не Виктор, а товарищ Коробков. «Молодец, говорит, товарищ Коробков! От лица службы тебе благодарность».

— Ага, — с готовностью соглашается Славка. — За геройство обязательно награда полагается. Попомни, Витька, мое слово: будет война, я в армию пойду. Это уже точно.

— Так тебя и взяли. Держи карман шире, — вмешивается Шурик. Ему обидно, что мальчики снова забыли о нем.

— Уж не тебя ли возьмут?

— Ну и не тебя.

— А в «Чапаеве» мальчишку взяли?

Но Шурик не сдается:

— Взяли да на кухню послали, картошку чистить!

— Ну, сперва на кухню, — не уступает Славка. — А потом, когда бой начнется, можно удрать на передовую.

Спор разгорается. Витя собирается принять в нем участие, но в это время другое событие отвлекает его внимание. С соседнего пляжа доносится истошный крик. Там плотный, коренастый паренек повалил какого-то мальчонку, прижал его коленом к земле и дерет за уши. Малыш охрип от крика.

Витя стремительно поднялся и бросился к драчунам.

— Ты что? За что ты его? — коршуном налетел он на большого. Тот отпустил мальчишку.

— А тебе чего? Пусть не лезет. Чего он «рыжиком» дразнится!

Витя посмотрел на парня. Волосы у неге были огненно-красные, круглое лицо с чуть приплюснутым носом в крупных рыжих веснушках.

— Так ты же и правда рыжий, — вырвалось у него.

Паренек метнул на Витю сердитый взгляд:

— Оплеухи захотел? Долго ждать не придется!

— Ну, ну! — не испугался Витя. — Ударь, попробуй!

— И вдарю, — кипятился рыжий. — Еще как вдарю!

Он подскочил к Вите, подставил ему подножку и занес руку, чтобы резким движением свалить с ног. Витя пригнулся и рыжий, потеряв равновесие, полетел на песок. Витя схватил его руку и подвернул за спину. Буян уже не мог подняться.

— Будешь еще маленьких бить?

— Буду.

— Ах, будешь! — Витя заломил рыжему руку. Тот взвыл от боли и сердито прошипел:

— Пу-с-ти, не буду. Да пусти же!

Витя отпустил. Рыжий вскочил и со всех ног побежал к городу. На взгорье он остановился и погрозил кулаком:

— Погоди! Еще встретимся! Я те дам руки ломать.

— Ладно, ладно, после драки кулаками не машут! — крикнул в ответ Витя.

События разворачивались так быстро, что, когда прибежали Славка с Шуриком, все было кончено.

— Здорово ты его! — поздравил победителя Славка.

— А чего он маленьких обижает… — будто оправдываясь, сказал Витя. Ему было неловко, что он подрался на пляже, на виду у всех. Но должен же был кто-то заступиться за малыша!

ЗА ПРАВДУ И ПОДРАТЬСЯ МОЖНО

Кончились каникулы. Прозвенел первый звонок. За лето ребята отвыкли от школьных порядков, и за партами еще не утихла возня, когда в класс вошла учительница. Следом за ней шел мальчик с тугим портфелем в руке. Тридцать пар с интересом уставились на него, а Витя так и обмер: это был тот самый «рыжик», с которым они подрались на пляже.

— Дети, — сказала учительница. — В нашем классе новый ученик. Его зовут Вася Марков. Не обижайте его. Дружите с ним так же, как дружите между собой.

Она обвела класс глазами:

— Где же мы его посадим? Витя, ты один сидишь?

— Это временно, — сказал Витя. — Слава Ручкин уехал на два дня в деревню, у него дедушка заболел.

— Ну вот, пока и посадим новичка с тобой.

Марков, который до этого молча стоял около учительницы и, стараясь казаться безразличным, внимательно разглядывал класс, встрепенулся и вызывающе тряхнул рыжей шевелюрой.

— Нет, — сказал он. — Я не хочу. Я лучше вот здесь сяду.

И он быстро прошел к задней парте и сел рядом с Мирхановым.

По классу пронесся смешок. Аркашку Мирханова не любили: ему ничего не стоило солгать, наговорить на товарища. Однажды он списал у сидевшего с ним на одной парте Пети Смирнова задачу. Учительница заметила, что задача решена одинаково, с одной и той же ошибкой, и спросила, кто у кого подглядывал. Мирханов клялся, что он решал задачу сам, а Петя будто бы все время «запускал глаза» в его тетрадь.

В другой раз Аркашка на перемене бросил в кого-то из ребят пеналом и разбил окно. Когда стали искать виноватого, Мирханов свалил все на старших школьников, игравших во дворе в волейбол.

Учиться Мирханов не любил и едва вытягивал «на тройки». Он был мал ростом, узкими, глубоко посаженными глазами походил на своего отца, который работал продавцом в одном из базарных ларьков.