В годы отрока Варфоломея - Максим Яковлев

Прокшич упал ему в ноги.

— Бедою нашей стоим тебе — найдёт ли жалость твою и руку милующу…

— Сколь их?

— Трое, с сестрой моей, деверь её с сыном, у меня они… Нет у нас никого, надёжа наш! кроме тебе…

— Ладно, оставь при себе, пускай живут, потом решим, куды их. Посмотрим, что за людишки, коли покладисты, то…

Не договорил. Ругаясь с холопом, шагнул в комнату сотник; внёс снежный дух с улицы.

— Пошто твои слуги перечат мне, людей моих за воротами держат? Здоровия тебе с боярыни… — склонился, сняв шапку.

Кирилл преклонил чело навстречу:

— Порадуешь ли нас о здоровии княгинюшки, всегда благоволящей князю нашему и Ростову. А мы все почитаем её за матерь свою, радеещу о нас грешных.

— Слава Богу, во здравии. После Масляной волит к Ефросинье ехать в Суздаль — чает ангельский чин принять. Уж всё имение туда отписано.

— На покой собралась матушка наша. Коли приведёт Господь ещё встретиться, буду просить её молитв святых.

Сотник глянул в сторону Прокшича.

— С вестью к тебе, — намекнул боярину.

— Говори при нём. С чем пожаловал?

— А с тем, что тебе самому не раз чуялось. Тяжкие вести, молись, боярин… Москва накатила!

Кирилл помолчал, ответил:

— Вот и мы дождались.

— Худо дело, вборзе идут, уже недалече, мню. Как на вепря, загоном.

— Неуж Калита пожаловал?

— Кабы оно так, да только Данилович-то во Псков на Лександра двинул с ордынцами, без них уж никак.

— Кто же?

— Боярин нарочитый, Кочева, из выслужных. У человека моего дядя при нём в ябедниках. И с ним воевода некой, Мина. Отряд непростой, под тыщу, а смердов нету, все конные.

— Мина? Не наш ли, бывший?

— А хоть и он, не ведаю. А мыслю, что уж не киселями торговать идут к вам. С таких гостей не соберёшь костей.

Кирилл перевёл взгляд на Прокшича, тот кивнул:

— Недоимки взимать начнут, не иначе.

— Ну, всё, боярин, я своё передал, — сотник тряхнул шапкой в руках, — прощевай на добром слове, пора. Не то и мне навешают за вас, уж им попадись, голышникам!

— Княгине Оксинье кланяемся земно, спаси её Бог за всё, — попрощался Кирилл, и приказал ключнику: — Ступай, одари от нас стольника княжего, а всем людям его — по чарке.

Прокшич, тотчас выйдя за сотником, притворил за собою дверь.

Боярин Кирилл, один из первых бояр ростовских, готовился к самому худшему.

Слышалось в тишине, как взлаивали, и подвывали собаки. Скреблась где-то мышь… Кирилл провёл рукой по лицу. Поднялся, прошёл в холопью клеть, послал за Стефаном. Торкнулся было на половину к жене, да передумал. Вернулся в молельню. Здесь всё покойно, таинственно… Догорала свеча над «Псалтирью»… Преклонил колени, кланяясь в пол, шепча и встанывая… десяток раз…

Поднялся, поправил тафью на затылке. Прокшича застал в сенях с котёнком на плече.

— Чуток не наступил, под самую ногу нырнул, шельмец! — ключник гладил его ладонью, — ух, шишонок…

Котёнок пискнул. Открылась дверь со двора, вошла румяная с холода Василина, в накинутой наскоро шубе.

— Накрой нам на трапезу, что ни то, — обратился Кирилл к ней, — там, в комнате.

— Да как же, батюшка, ни каши ещё не ставили, ни пирога, да матушка почивает…

— Ну, собери что есть, мать не будите. Отдай ей, — велел Прокшичу.

Тот передал котёнка. Кирилл, войдя в комнату, сел к столу.

— Я вот что мыслю, ты садись, шерстить нас не зря станут, тут недоимками не отделаемся. Чую, похуже дело, не откупила ль Москва долги наши в Орде? Вот что. К тому давно шло, говорил я…

— Неясыти окаянные! Продыху нету от них, по што им долги наши? Русь-то уж всю затыркали!..

— Ростов им нужен, они теперь своё забирать учнут. Константина, считай прибрали к рукам, оженили, а за нас с другого краю возьмутся.

— Князя-то нету в Ростове, как без князя-то?

— Потому и нету, смекаю, что знает. Без уведома, просто так не нагрянули б. Калита с кондачка не любит, у него всё усмотрено, всё отмерено…

Не заметили, как поспела Василина с подносом. Поставила на стол тарель с заливным, мисы с яйцами, губчатым сыром…

— Батюшка, я лапшу с гусятинкой подогрею? хоть чего горяченького.

— Нам и сего хватит, ступай.

Кирилл прочитал молитву, благословил. Сели за трапезу.

— Не пойму я, — Прокшич, — как же от князя гонцов нету? Нам-то как быть всем?

— Оно странно, вроде… — Кирилл отрезал ломоть, — может и переяли их где. Аверкий молчит… И он тож не ведает? Помнится, князь отъезжал когда, малую печать ему оставил, а казну забрал. Подмигнул ещё так — как мы, мол, все про всё понимаем… Тщился перед нами весёлым быть, а как стал запону застёгивать, гляжу — мизинчик-то дрогает, бьёт его меленько… Аверкий, не знаю, заметил ли, а глазами-то мыкался по углам, как остались с ним, словно и сам не свой…

— Ему отвечать-то.

— Съезди к нему, сам-друг. Возьми из гридни кого постарше, прочухай, как там у них. Уведай его про Москву, про всё, что от сотника слышал, — Кирилл отхлебнул из чаши. — Бери-ка Петра и Варфоломея, поди, не спит уж. Отвезёшь их Ионе игумену, всё одно по пути. Скажи им, что я велел. Пусть упрячет сынов моих в Божьем доме, там, чай, не тронут.

Прокшич доел своё, отёр усы полотенцем. Вошёл, нагнувшись под притолокой, Стефан, — статный, в синем шитом кафтане.

— Здоровы живёте. Чего стряслося опять? — спросил отца. — Ты мне боле Ельку холопа не посылай! Кобель смрадный, аж в нос шибает, ф-фу… В братца своего Марея удался, одна порода, тем же и сгибнет, как тот… Отдай ты его Черкасу в дубильню шкуры месить, там ему в самый раз будет.

— Садись-ка, — показал Кирилл. — Должно, не ел ещё.

— Не, я с жонкой буду. Чего подняли-то?

— Как она там?

— Спит. А ночью два раза толокся в ней, прямо в бок мне, ну точно пяткой, упрётся… щекотно так!..

— Пяткой и есть, мол, вставай батька, неча валяться-то! — смеялись вместе, — боёк будет, видать, боёк!..

Прокшич направился к двери.

— Гряди с Богом, — напутствовал Кирилл. — Пускай Василина Петра с Варфоломеем покормит сперва, пока соберёшься, и с собой даст. Я к ним зайду сей час.

Прокшич ушёл. Стефан пересел на его место.

— Ну, чего там? — спросил зевая, — встречать что ль кого?

— Москва идёт. Боярин от Калиты с приказом, мню. С ним отряд изрядный, под тыщу конных, с воеводой. Так-то.

— Какой боярин?

— Кочева некой…

— Васька? Кочева? Слыхал, из ряжских, кажись. Волчара, сухорук… своих в обручи скручивал. Тыщу ратных нам не собрать, и трёх сотен не наскребём. И князя нет, как на грех!

— Едут, сам чуешь, не телят к нам пасти, как бы не за старыми долгами нашими заявилися, ордынскими.

— Неуж откупили нас? Ай, Калита!.. Откуда ведомо? Князь знает?

— Оксинья упредила, стольник был от неё. Я Прокшича к Аверкию послал — он старшина градский с печатью, ему знать.

— Ну, Москва-а!.. Коломну с Угличем съели, теперь им Ростов подавай в мошну!

— И я про тож.

Стефан не усидел, заходил по комнате.

— Да уж, они посчитают!..

— Всё сочтут, до последней овчинки. А могут и по дворам пойти. От своих не спрячешься, где хошь достанут. Татары, те хоть собак боятся… Ты вот что, — Кирилл взглянул на него, — возьмёшь жонку с матерью, и вези их в Няньково — всё сродня нам, чай в Протасьево сельцо не сунутся. Там и затихните, пока вся замятня уляжется…

— Я не уйду, отец! — Стефан снова сел, — всё равно рыскать станут… и тебе позорище за меня… Нет!

— Скажу, с князем ты, а его сыщи там, в Беженской пуще.

— Константиновских спросят, те дадут знать, что я с вечера был тут. Лучше так: отправим их с провожатыми. Старко надёжный, сам знаешь, дадим полдюжны гридей, управится. Сам за Ишню их сопровожу, и ворочусь.

Кирилл сидел перед сыном, обдумывал.

— Ну, добре.

— Варьку и Петра с ними тож?

— Вместе никак. Случись чего… помилуй, Господи! всего лишимся зараз. Прокшич свезёт их в собор Успенья, там у отца Ионы побудут покудова. От греха подальше. Ты возьми себе гридей ещё, нам сколь не оставь, не оборониться, коль до сшибки дойдёт. Нам кроме Христа Мати Заступницы нашей, негде помочи взять. Авось и минует нас., Ступай, собирай-ка их, да с жонкой по ласковей… Возьми Спаса большого, и Илию-пророка чеканного на сребре, с ладанкой… Благословляю, — Кирилл обнял Стефана, поцеловал. — Надо до света успеть, езжай немедля. Я пойду мать подготовлю… Особо на обратном пути сторожким будь, на рожон-то не лезь.

Ещё не светало, когда с нижнего двора отъехал Стефан с женою и матерью. Кирилл провожал их в одной телогрее, без шапки. Шёл снег. Под перестук копыт прошелестели полозья и скоро всё стихло. Он подождал ещё чего-то с минуту, поднялся в дом…

Достал из скрыни в углу, связки грамот. Перекрестившись, подсел к столу. Сидел, перебирая свиток за свитком… Отложил несколько штук, исписанных столбцами цифр. Остальные убрал обратно. И вдруг, с диким воем и рёвом, заголосили собаки, взлаялись яростно, остервенело… Глянул в окно: на улице у ворот, окутанный паром, толпился большой конный отряд. Один из всадников в шишаке и бармице махнул ему рукою с плёткой. Кирилл взобрался на верхнее гульбище, опёрся на поручень…