Закон Уоффлинга (СИ) - "Saitan"

Том безотчётно схватил Гарри за руку.

Кожа была теплой, даже горячей. Мальчишка невесомо погладил его пальцы, и Том отдёрнул руку. Морок спал, за камином было пусто. Он перевел взгляд на Гарри, который продолжал успокаивающе поглаживать его, и в его зеленых глазах сквозило неподдельное беспокойство за него, Тома.

— Расскажи мне, что тебе приснилось? — мягко попросил он.

Том внезапно уловил его запах: что-то сладкое, тёплое, напоминающее о летнем зное и залитых солнцем садах. Этот запах дарил успокоение, вызывал желание наклониться ближе и вдохнуть его полной грудью. И Том, неожиданно для самого себя, вкратце рассказал ему содержание своего сна. Он не хотел, правда, не хотел, но рот сам открылся, и из него полилась натершая кровавую мозоль в голове история его кошмара.

Кладовка. Бессилие. Слабость. Страх.

Он ненавидел это в себе! Ненавидел так сильно, что готов был разорвать своё сердце.

— А ты не пробовал дернуть дверь за ручку? — когда Том замолчал, спросил Гарри, вырисовывая круги на его плече теплыми пальцами. Том не сказал ему, что это не просто кошмар. И что на самом деле всё было куда хуже, чем в глупом сне.

— Зачем? — растерялся Риддл. Его очень сильно напрягали эти касания.

«Зачем он так делает? Стряхни его пальцы, это странно».

Но то ли Том ещё не проснулся толком, то ли был слишком выбит из колеи кошмаром… Он ничего не предпринял. Чужие пальцы словно привязывали его к реальности, не позволяли мыслям вернуться к тому ужасу, что он испытал.

— Это же всего лишь сон. Вдруг дверь открывалась в другую сторону и её просто нужно было потянуть на себя? — его мягкая улыбка внезапно согрела Тома, смыла волну ненависти к себе. — В своём сне ты можешь делать всё, что захочешь, просто надо вспомнить, что ты спишь. Это непросто, у меня иногда у самого не получается, но иногда это срабатывает. Кошмар — это твой страх, а страх можно победить.

— Обязательно попробую в следующий раз, — серьёзно кивнул Том.

Действительно. Это всего лишь сон. Сейчас Том сильный, сейчас он не тот слабый ребенок, ждущий помощи, умоляющий о пощаде высшие силы. Он может что угодно.

Поттер вернулся в свою постель досыпать, а Том так и провалялся до подъёма, не сомкнув глаз. Сон больше не беспокоил его, все мысли были заняты необычным соседом. Казалось, на одеяле остался эфемерный шлейф солнечного летнего дня.

Он не мог понять, как должен к нему относиться. Поттер не ребёнок, но он нуждается в его заботе. Он умён, но у него совершенно нет опыта в общении, он наивен и не представляет для Тома никакой угрозы. Он находится на личной территории Тома, а его это не стесняет. Он, в конце концов, трогал Тома, и это не вызвало у него отвращения. Даже называть его по фамилии, как сверстника, казалось как-то неправильно, неуместно. Даже мысленно.

Так в какую категорию его относить? Как себя с ним вести? Как со взрослым не получится — Том просто не ощущал его таким. Он им и не был — вёл себя просто ужасно. Как с ребёнком — тоже, Гарри не был ребенком, несмотря на свое поведение.

«А можно просто выставить его из комнаты и забыть. Попадешь в библиотеку как в прошлом году — незаконным путем», — не преминул встрять внутренний голос.

«Нет, мне нужно это разрешение. Я не хочу сидеть в темноте и ждать, что вот-вот меня обнаружит Филч. Поттер останется», — ответил он сам себе.

Когда прозвонил будильник, Гарри не отреагировал, и Том сам его разбудил. Заспанный Поттер казался невинным, беззащитным, и в то же время чувствовалась в нём типично мужская грация, как у его сверстников.

— Спасибо, что разбудил, — сказал он, когда вылез из-под одеяла, и потянулся во весь рост.

«Ого, да тут есть, на что посмотреть», — внезапно внутренний голос сменил ехидство на удивление.

Том проследил взглядом длинные ноги соседа, изгиб его поясницы, впалый живот, резко контрастирующий с чёрными трусами, широкую грудную клетку, выпирающие шейные позвонки, мышцы на плечах, длинную шею, и понял, что думать о Гарри как о ребёнке больше не может.

«Он взрослый парень. Такой же, как и ты, просто ещё неопытный в общении», — категорично сказал голос.

И Том был с ним согласен.

«К тому же, он очень красив».

«Это уже лишнее!» — одёрнул сам себя Том.

Ему не осталось ничего другого, как придумать новую категорию — «взрослый ребёнок». С этим уже можно было как-то жить и выстраивать стратегию поведения — комбинированную. Конечно, придётся приспосабливаться, но так даже интереснее.

Одной проблемой внутри стало меньше, и Том повёл Гарри на завтрак, полностью довольный собой.

Но Гарри не собирался создавать благоприятный климат у Тома в голове и следовать его категориям, стратегиям и всему прочему. Он неожиданно заупрямился и наотрез отказался сидеть рядом с Томом и его друзьями. Он с гордым видом прошествовал на самый край стола к первокурсникам и уселся там, проигнорировав угрожающий взгляд Тома.

От ярости у Тома непроизвольно сжались пальцы на палочке, лежащей в кармане мантии.

«Какой строптивый! — присвистнул голос. — И что с ним делать? Взрослого нужно было бы наказать, ребенка — заставить слушаться. А с этим что? Может, отшлёпаешь?»

Тому совершенно не понравился странный оттенок ехидства. Это был его собственный внутренний голос, и он постоянно над ним издевался — как такое могло случиться вообще?

Кажется, ему самому придётся вырабатывать новую стратегию, опираясь только на новый опыт и тщательно игнорируя всякие внутренние голоса. Толку от них никакого.

За столом Слизерина всегда держалась строгая иерархия. Самые старшие и уважаемые ученики сидели в центре стола со своими свитами, чем ближе к краю, тем менее престижным считалось место. Когда кто-то пересаживался, всем становилось понятно, что что-то произошло. Это было удобно — вот так отслеживать настроения на факультете.

Том со своей свитой сидел в центре, напротив нынешнего старосты школы Дэвида Рочестера с его невзрачной подружкой и свитой. Для шестикурсника это казалось поразительным достижением, но Том не просто так был самым умным учеником школы. Именно он сделал Дэвида старостой, скомпрометировав его конкурентов. Дэвид сидел в центре, но все знали, что он марионетка Тома. Никто из семикурсников не сомневался, что сам по себе Дэвид не стоит ничего, даже его девчонка.

— Почему твой ручной пёсик не сел с нами? — совершенно невинно поинтересовался Малфой, когда Том уселся на лавочку между ним и Ноттом.

Риддл пожалел, что выбрал его своим доверенным лицом. Слишком много своеволия.

— Гарри, — особо выделив его имя, ответил Том, — волен сидеть там, где захочет. Как у тебя со здоровьем, Драко? — Том положил салат на тарелку и с силой воткнул вилку в помидор так, что тот брызнул соком во все стороны. — Ты выглядишь слишком бледным.

Малфой действительно побледнел и вытер салфеткой помидорный сок со щеки.

— Всё в порядке, — обронил он как ни в чём не бывало.

— Я рад, — угрожающе улыбнулся Том.

Драко проверял, может ли проявлять неуважение к Гарри у него за спиной, и это почему-то тоже злило.

— Ах, вы слышали, что Панси безобразно напилась на вчерашней вечеринке? Её сегодня за столом нет, — как ни в чём не бывало подхватил пятикурсник Рудольфус Лестрейндж.

Том держал его в свите за умение сглаживать неловкие ситуации, и он не подвёл и на этот раз. Мальчишку точно следует поощрять, может однажды он заменит надоевшего Малфоя.

“Хватит злиться на Драко, он ничего такого не сказал. Ты всегда знал, что у него в голове жирный фарш из традиций и фанатизма чистокровок с примесью личной ебанцы”, – осадил его внутренний голос.

— Она порочит честь факультета своим пьянством и гулянками, — неодобрительно покачал головой Теодор. — Мы должны сделать с этим что-то. Никто не знает, что у нас есть разделение и внутри факультета. Все думают, что она ведет себя так с нашего одобрения.

— Тоже мне, высшая каста, — фыркнула подружка Дэвида, чьё имя Том постоянно забывал, настолько она была невзрачной и глупой. — Сексисты тупые. Не ваше дело, чем ведьма занимается, пока вы играете в политику и просираете состояние ваших семей. Лузеры.