Первичность ощущений. Песни, стихи и сказки - Артур Аршакуни
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Поэт-модернист Декольтини привстал с врученного ему именного унитаза и поклонился присутствующим под бурные и продолжительные аплодисменты.
– Ваше величество, – сказал снова Антуан Нонсенс, – не соблаговолите ли вы услышать лично выступления всех этих достославных мастеров?
– Нет, нет, казнить, казнить! – крикнула королева Амальгама, покраснев от досады.
– Ну конечно, казнить! Ну, сколько можно тянуть? – закричали гости.
– Для того, чтобы восторжествовала истина, ха-ха! – расхохотался Главный критик Кляузиус.
– Ну, Гамочка, давай послушаем, – сказал король Апогей Первый, – мне это весьма любопытно.
Гости выжидательно замолчали.
– Нет! – заупрямилась королева Амальгама. – Вот казним, тогда послушаем.
– Ну зачем нам портить себе настроение и пищеварение до кучи перед чтением стихов? – поморщился король Апогей первый. – Тем более, так сказать, последнее желание приговоренного… А?
Гости осторожно захлопали.
– Э-э-э… Пусть, Ваше величество, это будут показательные выступления, – подсказал Главный распорядитель Террариум.
Королева Амальгама подумала, надув губки, и согласилась.
Гости закричали «Виват!»
Главный Распорядитель Террариум стукнул в пол палкой с набалдашником, выкрашенной под бронзу, Главный музыкант де Триоль взмахнул оркестрантам дирижерской палочкой, раздались чарующие звуки любимого произ…
– Стоп, стоп! – замахал руками король Апогей Первый и даже привстал с трона. – Опять этот мужицкий вальс? Фи! Отстали от моды, стыд и срам! Сыграйте что-нибудь поновее – хоть что-нибудь аллейное, что ли…
Главный музыкант де Триоль перелистал все свои партитуры, потом отложил их в сторону, долго внушая, напевая и насвистывая что-то своим подчиненным. Оркестр с трудом преодолел первые такты «Миллиона алых роз» и сконфуженно замолчал. Де Триоль, меняя на лице все цвета радуги, упорхнул разыскивать партитуру.
– Ну-с, начинайте же! – нетерпеливо сказал король Апогей Первый и пробормотал под нос: – О боже, какая провинция…
На середину зала вышел поэт Дрозофилл. Он упал на одно колено, откинул назад прядь волос со лба и пропел:
Посмотришь вправо,Найдешь оконце,Посмотришь влево —Ах, я неправый,О, королева, —Вы вместо солнца!
И не успели присутствующие зааплодировать, как случилось нечто невероятное.
Наступила полнейшая темнота; раздался звон разбитого стекла, чей-то визг, напоминающий восходящую гамму, и гости в панике заметались по залу.
– Что? Где? Что случилось? Караул! – кричали они, толкались, сбивали друг друга с ног и ничего при этом не понимали.
Не растерялся один начальник стражи Принципон. Он стукнул саблей по паркету, попав кому-то в темноте по ноге, почесал свой невидимый нос и гаркнул на весь зал:
– Всем оставаться на своих местах!
И в мгновение ока все кругом осветилось, солнце засияло в разбитом окне, а гости оказались по-прежнему сидящими в своих креслах, как будто ничего не произошло. Только поэт Дрозофилл стонал, схватившись за раненую ногу, а королева Амальгама… Боже, что было с ней! Вся в порезах, в изорванном платье; она, в конце концов, вся дрожала!
– Ах, мне немного жарко, – сказала она, – ничего страшного, продолжайте, пожалуйста.
И замахала веером.
Следующим был вызван из зала иностранный поэт-модернист, теперь уже лауреат и проч., Декольтини. Он был немного смущен, теребя хризантему в петлице и поглядывая в сторону короля Апогея Первого.
– Сальто-мортале! – пробормотал он про себя и непринужденно перекувырнулся через голову. – О, форте пиано!
И очень похоже изобразил фа-диез первой октавы.
Декольтини оживился, лишь встав перед королевой Амальгамой, а она опять прикрылась веером и незаметно покраснела.
Декольтини затрепетал, завращал глазами и страстно произнес:
Ах, умираль я есть немножко…Ах, страх есть чувств мне гранд знакомый…Я белла клопик-насекомыйПод этот королевский ножка!
Он встал на четвереньки и полез под кружевные, теперь уже изорванные и помятые юбки королевы Амальгамы. И вдруг, когда Главный Распорядитель Террариум с помощниками приготовился оттащить его от трона, иностранный поэт-модернист, теперь уже лауреат Декольтини… исчез!
На паркете осталась только ощипанная хризантема.
Гости осмотрели весь зал, перевернули все кресла – Декольтини не было.
Магистр Спектрограф задумчиво вырвал клок из своей бороды.
– Поразительно! – пробормотал он. – Хатха-йога или элементарный телекинез?
Убедившись, что Декольтини в зале не обнаружен, начальник стражи Принципон почесал свой малиновый нос и отправился искать модерниста-лауреата в единственное место, где можно было надеяться его найти – в кабачок «Три милашки» недалеко от Королевского Замка.
Король Апогей Первый дал знак продолжать.
Вперед, расталкивая собравшихся, выступил поэт Монпегас. Он был очень рад провалу своих соперников и поэтому начал с воодушевлением:
О, как воздушна, как легка!
– Ай! – вскрикнула королева Амальгама, подпрыгнув.
Она ударила себя по ноге и вцепилась в изручие трона.
– Продолжайте! – твердо сказал король Апогей Первый.
О, как пушинка выступает!
– Уй! – опять вскрикнула королева Амальгама и зачесалась.
– Продолжайте, – вздохнул король Апогей Первый.
Потому что проигрывать надо достойно.
…Так бабочка порой…
– Ой!!! – закричала что есть сил королева Амальгама. – Лови же его, лови! Вот он!
И она быстро-быстро затрясла своими кружевными, а теперь уже немного изорванными юбками.
Дамы фрейлины загородили королевскую чету своими кринолинами.
– Можете сесть, – сказал им король Апогей Первый ледяным тоном, брезгливо вытирая пальцы.
Он оглядел зал.
– Порой… – пискнул поэт Монпегас, обливаясь потом.
– Продолжайте! – строго сказал ему король Апогей Первый и потрогал висок.
В это время вернулся начальник стражи Принципон и доложил, что иностранный поэт-модернист, теперь уже Лауреат Декольтини нигде не обнаружен. Даже в кабачке «Три милашки».
– Черт с ним! – скривившись, как от зубной боли, ответил король Апогей Первый и прорычал поэту Монпегасу: – Продолжайте!
Поэт Монпегас помялся, но потом собрался с духом и выпалил:
…Так бабочка порой порхаетПод этим сводом потолка!!
– Эй, эй, держи! – завопил вдруг начальник стражи Принципон и замахал саблей.
– Держи-и-и! – завизжал Главный Распорядитель Террариум и выронил палку с набалдашником, выкрашенную под бронзу.
Гости разинули рты. Их глазам предстало поразительное зрелище: под самым потолком между хрустальными люстрами летала, дрыгая руками и ногами, сама королева Амальгама!
Она громко визжала, но не выпускала из рук веер. Казалось, он ей нужен для управления полетом.
Гости бегали по залу и, подпрыгивая, старались дотянуться до королевы Амальгамы, но безуспешно.
– Провалиться мне на этом месте, если я видел что-нибудь подобное! – воскликнул начальник стражи Принципон и почесал свой лиловый нос.
А в суматохе никто не заметил, как задрожал и закачался весь Королевский замок.
– Бедняга Принципон, – сказал себе тихонько Антуан Нонсенс, – он и не подозревает, что спас себе жизнь тем, что ни разу не видел в глаза правды!
А магистр Спектрограф, вырвав из бороды последний клок, забегал по залу, не замечая мечущихся гостей и рассуждая вслух:
– Ничего не понимаю… Ни-че-го-не-по-ни-ма-ю! Явный обман зрения. Оптический эффект или массовый гипноз? Но позвольте, – королева должна находиться рядом с королем и нигде более!
И тут же королева Амальгама плавно опустилась на свое место, успев оправить на себе юбки и прическу и сложить веер. Вконец растерявшиеся гости подавленно расселись по креслам.
Воцарилась тишина.
– Это черт знает что такое! – сказал раздраженно король Апогей Первый. – Это какой-то сумасшедший дом.
Гости вразнобой захихикали.
– А ты, как тебя там, – сказал король Апогей Первый поэту Монпегасу, – убирайся отсюда, и чтобы я тебя больше здесь не видел.
Поэт Монпегас исчез по-английски, но гости на такую мелочь не успели обратить никакого внимания, – события разворачивались слишком быстро даже для любителей острых ощущений.
– Милый! – сказала королева Амальгама королю Апогею Первому. – Давай быстренько закончим. Остался последний номер… А то неудобно как-то.
И она вдруг нежно улыбнулась ему, и странное дело, – улыбка эта сделала ее… гм, ну, не красавицей, но очень даже симпатичной.