Альфа и Омега - Алексей Головин

— Ну, это ты хватил…

— Это не я хватил, это теория Ярцева — теория о "материнской цивилизации". Появилась она недавно, но приобретает все больше сторонников. Кстати, подобные предположения высказывали еще в двадцатом веке. Наличие здесь этого знака рассматривают как одно из подтверждений этой теории. И мне кажется, что там, — Краснов кивнул на дверь, — еще много подобных подтверждений. Нам бы только открыть эту дверцу…

И вот теперь настал час, когда именно им двоим предстояло попытаться это сделать.

— Даю разрешение, — прозвучал в наушниках голос руководителя базы. — Приступить к операции "таран"!

— С Богом, ребята! — проговорил Бакулин, зная, что его десантникам необходимо такое, пусть ненавязчивое и неофициальное, но подтверждение приказа от боевого командира.

Краснов и Стоун оглянулись на центральный мост, по которому они приехали, и на два дублирующих моста, позиции на которых заняли машины поддержки. Рядом с ними виднелись фигуры Суареса, Рыкова и четырех освоителей. Леонид наблюдал за ходом операции из командного центра базы, что предполагала его роль координатора. Сам он, как и любой другой член группы "Руслан", не раздумывая, поменялся бы местами с Красновым и Стоуном. Однако роли были распределены, и строгая дисциплина не допускала иного.

Переглянувшись, десантники еще раз проверили видеозаписывающую и иную фиксирующую аппаратуру, расположенную по периметру, и вернулись в роудер. Бочкообразный танк пришел в движение и, спустившись с моста на каменное плато, медленно двинулся к стене, направляемый уверенной рукой Краснова. Из его бронированного тела выдвинулся манипулятор, снабженный лазерным резаком, и осторожно коснулся массивных створок двери. Ничего не произошло. Манипулятор усилил давление. Враждебной реакции вновь не последовало. Затаившие дыхание наблюдатели облегченно вздохнули. Их эмоции вырвались на волю с дружным смехом, последовавшим за донесшейся из динамиков "удивленной" репликой Стоуна:

— Заперто…

Один лишь Бакулин не позволил себе расслабиться, отчетливо ощущая нависшую над десантниками опасность:

— Осторожно, ребята, — произнес он. — Очень медленно наращивайте давление.

— Я попробую взломать ворота тараном, если не получится — разрежу лазером, — сказал Краснов.

Эти действия были предусмотрены планом операции. Леонид промолчал, уйдя в себя и пытаясь разобраться в своих ощущениях и подсказках интуиции, ни разу не подводившей его…

Танк убрал манипулятор и двинулся к воротам, преодолевая оставшиеся пять метров…

Перед глазами Бакулина темные предчувствия стали выстраиваться в четкую картину…

Танк ткнулся носом в дверь и… отлетел метра на три назад, словно нарвался на гигантскую пружину. Автоматически сработали импульсные страховочные двигатели, гася инерцию, столь опасную в безвоздушном пространстве при относительно малой гравитации…

Леонид не услышал возгласа Краснова: "Растуды твою!.. Ну все, я разозлился!". Он вдруг увидел перед внутренним взором предстоящие события и рявкнул в микрофон "Отставить!". Но было поздно…

Красный луч лазера за доли секунды до команды Бакулина резанул покрытие гигантских ворот…

Леонид закрыл глаза. Он почему-то уже знал, что за этим последует, и понимал, что ничего не сможет сделать. Остальные же наблюдатели с ужасом увидели, как луч отразился от ворот, развернулся в огромный красный щит и накрыл роудер. Звука взрыва в вакууме не было, была только яркая вспышка. Очень яркая. Людям пришлось на мгновение прикрыть глаза. Снова открыв их, они увидели лишь черное пятно на каменной поверхности плато — все, что осталось от десятитонного танка и двух космодесантников. Взрыв почему-то даже не образовал воронки. Идеально белая поверхность стены осталась незапятнанной, словно насмехаясь над неумелыми попытками проникнуть в охраняемые ею тайны…

В официальных протоколах и отчетах УКДС значилось: "Операция "Таран" на Фобосе окончилась неудачей. Космодесантники Николай Краснов и Мэтью Стоун (ОГ "Руслан") погибли при невыясненных обстоятельствах".

Спустя четверо универсальных суток еще один корабль — линкор "Вероника", появился в системе Марса. Состыковавшись с временной станцией "Марс-Орбита — I", которую составляли корабль освоителей "Юстиниан" и десантные линкоры "Меркурий" и "Архангел", он выпустил десантолет, который направился к Фобосу.

После гибели двух человек на спутнике были увеличены меры безопасности, но от исследований Земля не отказалась. Более того, к Марсу были посланы еще десять человек — Особая группа космического десанта "Палладин", которую через два универсальных дня после несчастного случая доставил в систему Красной планеты скоростной "Архангел", и пятеро ученых разного профиля, откомандированных в распоряжение ЦИВЦ.

А в то самое время, когда десантолет "Вероника-I" приближался к Фобосу, на спутнике царила всеобщая суматоха. Спустившись на поверхность, вновь прибывшие ученые не застали на базе никого, кроме координатора посадочного узла, руководившего их посадкой. Все находились у Везувия и наблюдали за необычным и красочным явлением. Стена светилась. Яркое белое сияние залило весь склон горы. Продолжалось это явление примерно три универсальных часа. В течение этого времени никто не решился вернуться на базу, ожидая чего-то большего. Однако ничего в тот день больше не случилось. Стена снова "замолчала", и разочарованные спейсеры отправились на базу знакомиться с "новенькими".

****

Пробуждающийся мозг живого существа, закованного в энергетические цепи и блоки древней машины, начал проявлять активность. Внешняя защитная линия ослабила свои оборонно-агрессивные функции, повинуясь едва "слышному" мысленному приказу того, кто нес миссию Посланника.

*****

Пятеро десантников группы "Палладин" на второй день после своего прибытия занимались, по образному выражению Андрея Радимова, осмотром достопримечательностей Фобоса. А поскольку таковых было немного, вся "прогулка" уложилась в пару часов. Последним номером программы была знаменитая скала Везувия — основной объект их внимания.

Особое впечатление произвела стена с нанесенным на ней символом на капитана группы Владислава Стрельцова, который в годы обучения в Академии увлекался историей, в том числе, историей мировых религий.

Влад, родившийся в семье офицера-космодесантника Мирослава Стрельцова, естественно, пошёл по стопам отца. Но благодаря влиянию матери — доктора исторических наук Людмилы Стрельцовой, он всегда испытывал тягу к гуманитарным дисциплинам, с удовольствием впитывая богатые знания из области военной и политической истории, социологии, политологии. В подготовке космодесантников это не возбранялось, напротив, даже приветствовалось, поскольку расширяло кругозор и обогащало мировоззрение. Образование, даваемое офицерам космического десанта, и ещё в большей степени — членам Особых групп, было весьма обширным, простирающимся далеко за пределы собственно профильного образования спейсера и военной науки. Приветствовались в рядах КДВ люди широких взглядов, интеллектуалы, способные к "прорывному" мышлению в нестандартных ситуациях. Владислав отвечал самым взыскательным критериям, за что и удостоился чести возглавить одну из Особых групп уже в таком, довольно молодом по меркам увеличившийся в XXIII столетии продолжительности жизни людей, возрасте.

Иногда позволял себе Влад "лирические и философские отступления", рассуждая о месте человека во Вселенной и о перспективах саморазвития рода людского. Коллеги над ним за это беззлобно и добродушно посмеивались, но и прислушивались, потому как "трепачом" их боевой командир отнюдь не слыл и уважением пользовался немалым.

Вот и сейчас он сначала долго стоял и смотрел на стену, сопротивляясь психологическому воздействию, которое она производила на непривычного человека. Затем, несмотря на предостерегающие возгласы сразу троих десантников — Карла Рикса, Михаила Бронского и Майкла Расса, подошел к арке ворот, прикоснулся ладонью в белой перчатке скафандра к гладкой поверхности и тихо сказал стоящему рядом Радимову:

— Неужели тайна, которая там хранится, стоит той цены, которую мы за нее уже заплатили? Люди гибнут здесь перед закрытыми дверями…

Человеку со стороны могло показаться, что десантник осуждает упорство исследователей и выступает за отказ от смертельно опасных работ. Но Андрей слишком хорошо знал друга, поэтому он молчал, почти наверняка угадывая, что Владислав скажет дальше. Стрельцов продолжил свой слегка возвышенный монолог:

— Я не знаю, когда эти двери откроются, но я знаю, что мы не отступим. Время покажет, что есть упрямство человечества — наша беда или наша сила. Так или иначе, мы не уйдем отсюда, раз уж мы пришли, и тот, кто понастроил здесь эти стены, должен был бы учесть это.