Нить Ариадны - Камила Соколова

Может быть и у Александры рядом был какой-то предмет, который мог оказывать воздействие на ее мозг и вызывать видения галлюцинаторного типа. Поэтому я решила действовать нестандартно, я намеревалась отправиться к ней домой, чтобы самой осмотреть квартиру на предмет подозрительных вещей.

На следующее утро я неторопливо шла по залитой солнцем улице. На рассвете все мостовые были облиты водой и теперь в лучах солнца сверкали, как начищенные сапоги. Легкий ветерок развевал флаги на крышах аккуратных, утопающих в зелени домов. Сладкий настойчивый запах гиацинтов разливался по городу. Я шла, улыбаясь сама себе, предвкушая завтрашний семинар, посвященный теме над которой я тогда работала «Самоактуализация человека в американском обществе». Я готовила доклад и немного волновалась, мне еще было непривычно выступать перед большим количеством народа. Известный английский ученый Лукас Стоун был приглашен на этот семинар, и мне не терпелось послушать его доклад. Я познакомилась с ним не так давно, и он меня поразил своими научными достижениями. Также краем уха я слышала, что он еще и художник. Мне не терпелось спросить у него, как можно так продуктивно работать в столь разных направлениях. Наконец я остановилась перед нужным мне домом, сверила еще раз адрес и позвонила в дверь, выкрашенную синей краской. Через несколько секунд мне открыла дверь Александра, она улыбалась, на ее бледных щеках играл румянец.

– Клеопатра, входите. Мне нужно вытащить печенье из духовки, а то оно сгорит, ― и она побежала в кухню, ее юбка нежно-розового цвета закружилась от движения, обнажая алебастровые лодыжки.

Я вошла, осматривая квартиру. Она была небольшой ― всего с одной спальней, но очень уютной и опрятной. Пока Александра возилась на кухне, я внимательно осмотрела все растения в доме. Наблюдались случаи, когда от запаха экзотического цветка люди впадали в состояние опьянения. Но никаких странных цветов я не нашла ― только две обычные фиалки. Потом я приступила к осмотру книг. Основную массу составляли книги университетской программы, было несколько штук на русском языке, а восточных книг, какие были сейчас в моде у молодежи, не было вообще. Я задумалась ― мне необходимо было просмотреть личные вещи ― блокноты, тетради, дневники. Но как сказать об этом девушке? В этот момент в гостиную вошла Александра, неся на подносе дымящиеся чашки с чаем и ароматное печенье в вазочке.

– Садитесь, пожалуйста, ― она указала на небольшое коричневое кресло и сама села в такое же. ― Клеопатра, я ждала вас, как самого дорогого гостя, ― и она рассмеялась чистым хрустальным смехом. ― Не знаю почему, но общение с вами вселяет в меня уверенность, что я вполне нормальный человек и скоро я совсем забуду о тех страхах, что у меня были.

– Приятно слышать. Мы, конечно, во всем разберемся. Я просмотрела ваши книги, ― она кивнула в знак согласия, ― но этого недостаточно, мне нужно просмотреть ваши личные записи ― блокноты, дневники…

– Конечно, я все понимаю, давайте я покажу бумаги, что у меня есть, ― и, не дожидаясь моего согласия, она легко вскочила и подбежала к письменному столу. ― Вот здесь все, включая ноты и университетские записи.

– Отлично, давайте просмотрим их вместе.

И мы методично начали просматривать тетрадь за тетрадью. Я вчитывалась в мелкие записи, наброски на полях, рассматривала рисунки, сделанные машинально в период задумчивости. Я обратила внимание на то, что почерк везде был одинаков, округлый, мелкий, аккуратный, не было изменений в размере, наклоне, не было небрежности, которая появляется у нас, когда мы торопимся. Такое возможно, если обладатель почерка уравновешенный и весьма уверенный в себе человек. Я взглянула на Александру, она открыто улыбнулась мне.

– Здесь есть еще кое-что.

И она протянула мне толстый старинный блокнот. Его черную обложку украшал герб царской России. Страницы пожелтели от времени и хрустели в моих пальцах. Я пролистала несколько страниц, многие из них были исписаны твердым размашистым почерком, в основном на кириллице и еще на каком-то не знакомом мне языке. Были там и рисунки людей, напоминавших индейцев или эскимосов.

– Это блокнот моего деда. Он достался мне по наследству. Вы знаете, я никогда не видела своего дедушку. Родители практически не говорят о нем. ― Я хмыкнула, увлеченная изучением блокнота. Мне показалось странным, что некоторые страницы были плотнее остальных, в остальном ничего необычного не было. Александра продолжала. ― Папа остался круглым сиротой в младенчестве, и его взял на попечение дальний родственник. Это и был мой дед, у него была своя дочь ― моя мама. Она была красавицей и, конечно, мой дед желал для нее более выгодной партии, чем мой папа. Но они полюбили друг друга и сбежали в Америку. Несмотря на разногласия, мама любила своего отца и перед тем, как сбежать, стащила у него этот блокнот. Она часто видела его с ним и догадывалась, что он ценен для него. А ей так хотелось увезти в далекую страну частичку отца. Она ночью прокралась к нему в спальню, взяла ключ, открыла стол и забрала блокнот, потом вернула ключ на место. Этой же ночью они с папой сбежали. Вот такая романтическая история, ― опять рассмеялась она.

– И ваш дедушка не делал никаких попыток найти вашу маму? ― спросила я, немного удивленная.

– Я не знаю, ― пожала плечами девушка. ― Как я говорила, родители не распространяются на эту тему. Несколько месяцев назад мама отдала блокнот мне, сказав, что теперь он мой, а она не в силах его хранить. ― Я вопросительно взглянула на нее. ― Наверное, она очень скучает по отцу и немного жалеет, что сбежала вот так, не попрощавшись. А блокнот служит напоминанием об этом.

Я склонна была согласиться с этой теорией, а потом спросила:

– А чем занимался ваш дед? Здесь рисунки и записи на иностранном языке…

– Я не знаю точно, возможно, исследователем. Однажды я слышала от мамы что-то о Русском Географическом обществе.

– Понятно, ― кивнула я и захлопнула блокнот.

Мы еще осмотрели кухню, где я даже заглянула в холодильник, но и здесь ничего подозрительного не обнаружила. Мы условились, что через несколько дней я навещу Александру еще раз, а пока она будет продолжать приходить ко мне по графику, который мы составили для нее ранее.

Спустя несколько дней я ждала Александру у себя в кабинете и читала газету, которую не успела просмотреть утром. Главной новостью было окончание путешествия Алена Бомбара, удивительного человека. Я не могла оторваться от статьи.

«Ален Бомбар, человек который потерпел кораблекрушение по своей воле.

Ален Бомбар – французский врач и отчаянный человек. Почти два месяца назад в качестве научного опыта, используя разработанные им самим методы выживания для потерпевших кораблекрушение в открытом море, в одиночку пересёк Атлантический океан от Канарских островов до острова Барбадос, преодолев 2375 морских миль (4400 километров) за 65 дней. В пути этот удивительный ученый питался пойманной рыбой и планктоном. На момент окончания эксперимента Бомбар похудел на 25 кг. Ему еще предстоит полное обследование, но сейчас точно можно сказать, что у него серьёзное расстройство зрения, ногти на пальцах ног выпали, вся кожа покрылась сыпью и мелкими прыщами.

Его организм обезвожен и предельно истощён, но он достиг берега. Он пересек под парусом Атлантический океан на надувной резиновой лодке, сконструированной по образцу спасательных плавсредств, снабжённой лишь стандартным набором для потерпевших кораблекрушение и неприкосновенным запасом продуктов, сохранность которого была официально засвидетельствована по окончании эксперимента.

Жертвы легендарных кораблекрушений, погибшие преждевременно, я знаю: вас убило не море, вас убил не голод, вас убила не жажда! Раскачиваясь на волнах под жалобные крики чаек, вы умерли от страха», – так заявил он перед началом эксперимента. Ален Бомбар считал, что человек вполне в состоянии перенести одиночное трансокеанское плавание без еды, и доказал это лично».

Потрясенная, я отложила газету. Вот это сила духа! Можно только позавидовать. Я еще раз взглянула на фотографии этого с большой буквы Человека. На первой фотографии он улыбается, машет, полный жизни и энергии. А на другой фотографии его, изможденного, вынимают из лодки врачи скорой помощи. Подумать только, 65 дней без еды и воды в открытом море! Я перечитала статью еще раз и задумалась над словами Алена Бомбара, сказанными им перед экспериментом. Большинство людей в море погибают от страха… Страх… И тут меня осенило, от страха у людей возникают галлюцинации, видения. Каждый шорох превращается в грохот, а если человек уверен, что вот-вот случится самое страшное, то возможны и обморочные состояния, и приступы паники, при которых человек реально бежит от опасности, совершенно ничего не помня об этом позже. Могут быть падения, травмы (к слову о разбитых коленях), о происхождении которых пациент не имеет ни малейшего представления.